Тигровая лилия

–• С нею был мужчина. Я подумал, это ваш кучер. Но она постоянно оглядывалась на него через плечо, улыбалась и все время говорила, говорила, а глаза у нее были такие испуганные… я еще ни у кого не видел таких испуганных глаз.

– У этого мужчины был на виске шрам?

Мистер Милтон кивнул.

– Я попытался спросить у ее светлости, что случилось, но она не дала мне даже рта раскрыть. И тогда я понял, что ей нужно, чтобы я вел себя так, будто не происходит ничего странного, но я никак не мог понять почему. Она только сказала, что неожиданно должна уехать из города и что очень важно, чтобы я доставил записку ее отцу как можно скорее.

Ремингтон отвернулся от Милтона. Он видел Лили так ясно, как будто она сейчас стояла перед ним с тем самым выражением ужаса в глазах, о котором только что сказал ему этот господин. Одного Ремингтон не мог понять: почему Милтон, видя эти глаза, полные страха, не попытался помочь ей. Как он посмел допустить, чтобы Лили уехала с тем мерзавцем, которого так боялась… Нет, определенно Милтону следовало бы умереть.

– Я не знал, что мне делать, ваша светлость. Я только пытался выполнить то, что велела ваша жена.

– Я это понял, Милтон. – Ремингтон вышел из магазина, ни разу не оглянувшись.

– Кроффорд-хаус? – спросил Диксби.

Через десять минут Ремингтон уже входил в библиотеку графа Кроффорда. Роберт тоже был там. Они оба обернулись, в изумлении глядя на искаженное мукой лицо герцога.

– Лили, – с трудом выдавил из себя Ремингтон, так как от волнения у него перехватило горло. – Вы получили ее записку?

– Ее принесли от гравера около часа назад. – Кроффорд выпрямился в кресле и судорожно вцепился в край стола. – Что это значит? Что с ней?

– Она поехала утром в магазин к мистеру Милтону – заказать приглашения на бал. Какие-то поганцы заманили моего кучера в переулок и оглушили сильным ударом – едва не убили. Это фокусы того негодяя – у него шрам на виске. Прежде чем он успел увезти Лили, она сумела написать эту записку. – Ремингтон швырнул на стол графа копию записки, которую взял у гравера. – Что там говорится?

Роберт быстро обогнул стол и, заглянув через плечо отца, громко прочитал:

– «Голубая бумага, самая плотная. Алая кайма по краю. Розы и лилии в правом углу. Родовой герб Ремингтонов – на конверты. Изумрудная виньетка – вниз. Лорду Кроффорду – одобрить окончательный вариант. Герб обязательно с золотым тиснением».

– Что там говорится? Что это значит? – повторил свой вопрос Ремингтон.

Отец и брат молча изучали текст записки, ничего больше не спрашивая у него. Ее записка могла сказатьимвсе, что они хотели узнать. Должна была сказать.

Ремингтон принялся мерить комнату шагами.

Быстрее! О Боже! Быстрее! Это слово болезненно пульсировало в его мозгу. Он больше ни о чем не мог думать. А вслух произнести его было нельзя – это отвлекло бы их от работы. Но не помогло бы. Их не надо было подстегивать. Прошло пять минут, затем еще пять. В записке был какой-то шифр. Должен был быть, иначе Лили бы ее не стала писать! Ремингтон молча молился…

Первым заговорил Роберт:

– В записке семь предложений. Слов в каждом предложении: четыре, четыре, шесть, пять, три, пять, пять.

В одном – три, в двух —• по четыре, в трех – по пять и в одном – шесть… – бормотал он. Нагнувшись, Роберт еще минуту изучал текст. – Черт возьми, Лили! Где же ты спрятала ключ?

– Число букв? – предложил граф.

– Нет. Дело в порядке слов. На что-нибудь сложное, вроде крестового кода, уходит не меньше часа. – Роберт взглянул на Ремингтона. —• Сколько у нее было времени, когда она это писала?

– Считанные минуты.

– Минуты. – Роберт опять посмотрел на записку. – За это время она могла написать любой из сотни кодов!

– Могла, но она знала, что у нее действительно всего несколько минут, – размышлял Кроффорд. – Она никак не рискнула бы выбрать что-то сложное, ведь ей нельзя было ошибиться.

Ремингтон перестал расхаживать и остановился возле камина. Часы на каминной доске продолжали громко отсчитывать секунды. Они бежали и бежали, сливаясь в минуты. И каждая такая минута могла стоить Лили жизни. Ремингтон едва не разбил часы в бессильном отчаянии. Он снова взглянул на графа и его сына. «Скажите же что-нибудь!»– мысленно воскликнул он.

– Это, должно быть, очень простой шифр, – сказал Роберт. – Настолько простой… что мы никак не можем его разглядеть.

– О Боже! – воскликнул граф, вскочив на ноги. И тут же снова упал в кресло как подкошенный. – О Боже! – Его перо быстро заскользило по бумаге, подчеркивая первую букву в каждом предложении. «Г.А.Р.Р.И.Л.Г.» – Гарри, Л.Г., – прошептал он, – Гарри, лорд Гордон.

Они оба взглянули на Ремингтона.

– Роберт, вы пойдете со мной. Граф, пошлите за лордом Байнбриджем. Скажите ему, я поехал к себе за своими людьми, а потом – прямо к Гарри.

Лили изогнула шпильку под другим углом и попыталась еще раз поковырять замок. К сожалению, она не видела того, что она делает. Ее тюремная камера представляла собой маленькую узкую комнату в подвале, рядом с винным погребом. Здесь пахло плесенью и мышами. Ей удалось лишь мельком увидеть сырые кирпичные стены и грязный пол – прежде чем Лэндо впихнул ее внутрь. Затем дверь захлопнулась, и Лили осталась в полной темноте. Она не видела стен, но ей казалось, что они надвигаются на нее. Она чувствовала себя так, словно ее погребли заживо. Лили потребовалось собрать все свое мужество, чтобы не завыть, не броситься на дверь, царапая и колотя по ней руками, умоляя о светильнике или хотя бы свече. Но нет. Она не станет показыватьим своей слабости.

Промозглая сырость начала пробирать ее до костей. Внезапно Лили почувствовала, как на лбу выступил холодный пот. Шпилька переломилась посередине. Это была уже третья шпилька. Лили не знала, сколько времени она сражалась с этим замком. В этой кромешной тьме времени, казалось, не существовало. Возможно, прошло несколько минут, а может быть, и несколько часов. Возможно, при ее талантах ей не пристало воевать с каким-то дурацким замком, но она не оставит попыток до тех пор, пока не сломается последняя шпилька. Тогда у нее уже не останется никакой надежды на побег из этого мрачного подвала, и она, должно быть, сойдет с ума.

Она вытащила из волос еще одну шпильку, но прежде попробовала вытащить обломок из замка – ничего не получалось! Лили охватила паника. Она втиснула в маленькое оставшееся отверстие целую шпильку и попыталась поддеть ею обломок. Внезапный щелчок заставил ее замереть. Еще несколько осторожных манипуляций – и она почувствовала, что замок поддался. Она сделала это!

Ее рука нащупала ручку, но прежде чем открыть дверь, Лили помедлила немного. Кто-нибудь мог сторожить снаружи. И тогда прощай свобода, так как второй раз они уж постараются запереть ее покрепче, а может быть, и вовсе свяжут.

Она прислонилась плечом к двери и, чуть-чуть приоткрыв ее, прислушалась. Вроде бы там никого не было. Тогда она распахнула ее и шагнула вперед. Ее встретила такая же кромешная тьма, что и внутри ее отвратительной клетки. Тьма давила на нее со всех сторон, оглушала, лишала мужества… черная, бесконечная ночь. Ей послышался какой-то слабый скребущий звук, ритмичный, словно кто-то что-то грыз маленькими острыми зубками. Крыса! Звук шел из каменной клетки, в которой она только что была. Лили не смогла сдержать крик и с сильно бьющимся сердцем поспешно захлопнула дверь и прижалась к ней спиной. Ее всю трясло от ужаса. Она прислушивалась к малейшему шороху. Но только теперь она старалась услышать не крыс, а уловить иные звуки – над ее головой, – которые подсказали бы ей, что делать дальше.

Полная тишина.

Если кто-нибудь слышал ее визг, то наверняка подумали, что ее что-то напугало в камере. Она выставила вперед руки с расставленными пальцами и, ощупывая темноту впереди себя, попыталась найти какую-нибудь опору. Она шагнула вперед и замерла. Впереди раздались шаги, затем справа… или… где же? Да, справа. Кто-то ходил за стеной справа. Наверное, там был винный погреб.