Вот это женщина!

Конечно, Рен страдала. Она потеряла родителей и получила увечье на всю жизнь. А потом ее обманул заезжий проходимец. Но сейчас это было уже не так важно. Ей уже двадцать девять лет. Если она не перестанет себя жалеть сейчас, то когда же? Единственный путь к преодолению ее страхов — отбросить прошлое и жить настоящим. Она провела десять лет, жалея себя. Довольно.

Рен опустила руки в мыльную воду мойки и выглянула в окно. Она задумчиво смотрела на по крытую снегом и льдом землю во дворе. На про водах сидела парочка воробьев. Иней посеребрил ветви деревьев, а из-под снега кое-где пробивались ломкие стебельки замерзшей травы.

В конце концов Рен решила посвятить все ближайшее время подготовке к Рождеству.

Будет весело. Больше, чем просто весело, — чудесно. В ней росло позабытое радостное возбуждение. Да, она сделает праздник совершенно особенным для этого замерзшего душой незнакомца, который так нуждается в теплоте и заботе.

Но реакция Кигана на все ее усилия несколько разочаровывала и охлаждала ее пыл. Впрочем, чего она ожидала? Что он внезапно сбросит свою маску отчуждения и пустится в пляс? Или поприветствует ее бурными аплодисментами?

Глупая женщина, прошептала себе под нос Рен. Она перестаралась. Нельзя заставлять радоваться насильно.

Но она не должна сдаваться. Если уж кто и нуждается в рождественском чуде, то это Киган Уинслоу. Рен не знала его истории, не могла понять его страданий и боли, но та фотография, которая выпала из его рюкзака, и страшный шрам позволяли о кое о чем догадываться.

Рен сложила намыленные ладони. Она не знала точно, о чем будет молиться, но слова сами рвались наружу.

— Милый Боже, — произнесла она. — Пожалуйста, выведи Кигана из тьмы к свету.

И именно эти слова как нельзя лучше вы разили ее желания. Рен сразу почувствовала себя легче. Она не могла сказать, что с ней происходит, но впервые за долгие годы в ее сердце затеплился огонек надежды.

Быстро спускаясь по лестнице, Киган глубоко вздохнул. Морозный воздух обжег ему легкие. Но Киган только приветствовал боль, с легким сердцем принимая ее как наказание. Он должен был помнить о том, кто он такой и зачем появился в этом маленьком техасском поселке. Пока Хеллер не будет мертв или за решеткой, он не успокоится. И не сможет позволить себе провести канун Рождества в компании прелестной молодой женщины. Позволить себе такую роскошь будет прямым предательством Мэгги. Гибель его жены должна быть отмщена. И пока он не достигнет этой главной цели, остальная жизнь для него закрыта.

Самым страшным в Рен Мэттьюс было то, что она заставила его снова обрести надежду. До встречи с ней он думал, что все надежды его умерли вместе с женой и дочкой. И то неясное чувство, что начало зарождаться в самой глубине сердца, одно временно пугало и беспокоило Кигана.

— Тебе надо сосредоточиться, — пробормотал он. Дыхание вырывалось изо рта клубами белого пара. — Подумай о Хеллере.

Он знал, что этот человек где-то здесь, поблизости. Может быть, он приехал домой в отпуск. Хотя Хеллер и его брат выросли в южном Чикаго, оба родились в Техасе. И отец Коннора все еще жил в Стефенвилле, недалеко от фермы Рен. По этому Киган считал, что Хеллер уже почти у него в руках. Так близко он не подбирался к своему врагу еще ни разу за последние полгода. И все же сейчас он не в силах был что-либо сделать. Но это сейчас. Пока. А когда погода улучшится, восстановятся силы. Киган мог рассчитывать, что ураган и Хеллера заставил сидеть дома и не высовываться.

Хеллер был слишком осторожен. Он уже не раз ускользал из-под носа своего преследователя. Киган решил сделать все, чтобы на этот раз Хеллер не ушел. Теперь ему нужен был только разработанный план. Надо как-то выманить Хеллера из его убежища.

Покачав головой, Киган толкнул дверь сарая. Коровы встретили его дружным мычанием, выражая недовольство. Только часть из них лежала на соломе и мирно жевала жвачку.

Большинство нагревателей отключилось. Киган решил заняться этим немедленно. Глаза его тем временем осматривали сарай. Он нуждался в ремонте. Доильные агрегаты были старыми, а деревянные стойла перекосились. Крыша протекала, и струйки воды стекали по стенам сарая, кое-где превращаясь в сосульки. Лампы, освещающие помещение, надо было перевесить. Да и пара ведер краски тоже не помешала бы.

С таким небольшим поголовьем Рен вряд ли могла рассчитывать на большую прибыль, решил он. Кигану стало тревожно при мысли, что бедняга мучительно пытается делать работу, которая ей не по силам.

Она просто недостаточно сильна физически для такого рода работы. И ей очень нужна по мощь.

Он удивился, почему Рен так старается сохранить эту ферму. Со всех точек зрения было гораздо разумнее продать ее, чем вкладывать большие деньги в поддержание жизни в явно захиревшем предприятии. Киган пожал плечами. Возможно, у нее такое хобби — молочная ферма. Впрочем, для хобби здесь явно набиралось слишком много работы.

Как же она живет, эта Рен Мэттьюс? Разве у него есть время беспокоиться о Рен? Ни к чему хорошему это не приведет.

С этой мыслью Киган вышел из сарая и обошел его кругом в поисках баллона с газом. Слава богу, что у нее было два баллона. Перетащить их в сарай и подключить к нагревателю займет со всем немного времени.

Все эти операции заняли у Кигана несколько минут. Уже собираясь обратно в дом, он заметил нечто встревожившее его.

Свежие следы. Они четко отпечатались на снегу.

Он осторожно подошел поближе.

Следы были от большого ботинка, по крайней мере сорок пятого размера.

Хеллер носит сорок пятый размер, подумал он. Тише, Уинслоу, не спеши. Не стоит делать поспешных выводов.

И все же факт был налицо.

Следы вели через двор и направлялись прямо к окну гостиной.

Очевидно, ночью здесь кто-то побывал. Кто-то очень любопытный.

Кигана охватила волна ярости. Кто-то шпионил за Рен. Но кто? И главное, зачем? Он по чувствовал что-то похожее на ревность при мысли, что этот неизвестный смотрел, как она украшает гостиную, пока сам Киган спал.

Может быть, у Рен есть тайный поклонник. Слишком застенчивый, чтобы заговорить с ней. Или еще хуже. Некто знающий, что она живет од на и совершенно беззащитна. Это тоже возможно.

Кулаки Кигана сжались сами собой от нарисованной его воображением картины. Он повернулся и прошел по следам до самого леса, где они почти терялись в снегу. Но черт его побери, если он не узнает, кому они принадлежат! Это самое малое, что он может сделать для Рен, желая убедиться в ее безопасности.

Пробираясь среди поваленных стволов и кустарника, Киган временами терял след, но продолжал искать его, пока снова не находил.

Он прошел уже с четверть мили, когда болезнь дала о себе знать. Ему пришлось остановиться, чтобы перевести дыхание.

Через несколько минут он продолжил свой путь, но вскоре его ожидал новый подвох. На этот раз подвели ноги. Они стали какими-то ватными. Теперь перед ним встал выбор: продолжать идти по следу или вернуться и помочь Рен с дойкой. И то и другое ему было явно не под силу.

Ты не можешь оставить Рен одну, Уинслоу, всплыла в его голове настойчивая мысль. Что, если этот любопытный вернется и не ограничится подсматриванием в окно?

Ему тут же вспомнилось, что он уже однажды оставил женщину одну, когда не должен был это го делать. Теперь выбора просто не оставалось.

Сдерживая дыхание, он пошел обратно по своим же следам, пока не вышел к ферме.

Он скажет Рен, что она забыла про нагреватели и коровы на время остались без тепла, а потом примется за дойку. Он решил пока не говорить ей о странных следах. Не стоит пугать ее.

Киган вернулся к дому и, хотя постучал в дверь, не стал ждать ответа и сразу вошел. Кухня была пуста. Где же Рен? Но потом из гостиной послышалось пение, и все стало ясно.

Рен напевала «Рождественские колокольчики».

Киган улыбнулся. Мэгги никогда не отличалась хорошим слухом.