Битва начинается

Глава восемнадцатая

Похорон было так много, что даже выбрать самому их день было невозможно. Похороны Аннет Барроус и жены и детей Холдена должны были состояться в один и тот же день, почти в одно и то же время, но в разных местах. Гробов было предостаточно, Холден выбрал, что мог; обивка и подушка под головой Элизабет оказались цвета лаванды, ей самой этот цвет никогда не нравился. Детского гроба подходящего размера для Айрин не нашлось, приходилось либо ждать, либо хоронить ее во взрослом гробу, как и ее мать, сестру и брата. Холден решил не ждать, а похоронить ее во взрослом гробу.

Были выбраны место похоронной службы, траурная музыка, цветы. Похоронное бюро пошло ему навстречу. Он оплатит похороны после получения денег за рисунок для книжной обложки. Эти деньги и его университетское жалованье – в университете вскоре должны были возобновиться занятия – покроют большую часть расходов на похороны. Остальные счета подождут.

За рытье и закапывание могил ему пришлось заплатить сразу же. Он нашел деньги. Участок на кладбище достался ему в наследство от родителей.

Он отправился в аэропорт, полиция проверяла все машины, заезжающие на стоянку. Он уже знал об этих проверках, поэтому оставил свой «Кольт» дома, спрятав его вместе с остальным оружием.

Наконец он попал в зал ожидания, где его обыскали, заставили пройти через металлоискатель. В дверях зала ожидания появились Томас и Дайана Эшбрук, Томас в темно-синем костюме, Дайана в темно-сером. Они остановились, не сводя с него глаз. Они выглядели точно так же, как он запомнил их по прошлому Рождеству. Это Рождество они провели в Европе. Том был высокого роста, для человека на седьмом десятке он хорошо сохранился; Дайана, разумеется, выглядела великолепно. Прекрасные волосы с проседью, отличная прическа, элегантная фигура, дорогой костюм, тщательно наложенный грим. Ей было ровно сорок четыре года, Элизабет появилась на свет, когда ей еще не было двадцати.

Холден нерешительно направился к ним. Дайана Эшбрук бросилась к нему навстречу, обняла. Даже ее духи были неповторимы.

– Боже мой, Дэвид.

Он обнял ее, он знал, что ей будет приятно. Томас Эшбрук стоял за ней, он протянул руку для рукопожатия.

– Дэвид.

– Том.

– Я хочу… Я даже не знаю, что я хотел бы сказать. Ты жив.

– Да.

– Я знаю. Я все понимаю, Дэвид.

Дэвид Холден очень сомневался, что его тесть что-то знает или понимает…

Ему очень не хотелось, чтобы Дайана прикасалась к чему-либо на кухне Элизабет. Но он сидел за обеденным столом, напротив него сидел Том Эшбрук; Дайана готовила обед, он ничего не говорил по этому поводу.

– Дэвид. Я не собираюсь ходить вокруг да около. Нам надо поговорить о многом другом, но сейчас тебе нужна помощь. И мы можем помочь. Мы хотим помочь. Мы никогда не были очень дружны, но мы с Дайаной, по-своему, конечно, всегда воспринимали тебя как сына. А сейчас более, чем когда-либо, мы хотим помочь тебе.

– Спасибо. Я справлюсь сам.

– Нет, послушай. Для начала, позволь нам помочь тебе в оплате расходов на похороны. Мы уже давно не знаем нужды в деньгах.

Холден посмотрел прямо в ярко-синие глаза своего тестя; они были совсем такие же, как у Элизабет, только в них была видна твердость, которой никогда не было в ее глазах.

– Мы с Лиз никогда не брали у вас денег, и я не собираюсь делать этого сейчас. Я хочу сказать, большое вам спасибо. Правда. Я признателен вам за ваше предложение. Но я справлюсь сам.

Том посмотрел на свои руки.

Заговорила Дайана. Холден сидел, не оборачиваясь на звук ее голоса. Поверх платья на ней был передник, который носила Айрин, когда помогала матери на кухне.

– Нам с Томом не хватает Лиз и детей так же, как и тебе, Дэвид. Я понимаю, это больно слышать. Тебе не понять, как нам не хватает их. И нам не понять, как тебе не хватает их. Но мы оба не хотим, чтобы сегодняшняя наша встреча оказалась последней, как если вся наша семья умерла, потому что погибли четверо ее членов. Теперь мы трое – это семья, Дэвид.

Заговорил Том Эшбрук, его голос звучал приглушенно.

– Она права. Я знаю, ты никогда особо не ценил нас, Дэвид. Ладно. Я тоже не поддерживал близких отношений с родителями Дайаны, просто из-за разницы в возрасте. Но сейчас нам предоставилась новая возможность. Лиз одобрила бы это, Дэвид. Она любила тебя, и она любила нас. Она бы не захотела, чтобы мы расстались навсегда.

– Том прав, Дэвид. Он прав!

Холден промолчал…

Дайана когда-то работала медсестрой, и перед похоронами он, по ее настоянию, принял полный душ и сменил повязки. Она сама заново перевязала ему раны и сказала, что они уже заживают, за исключением ран на левой руке и на левом боку. Он надел на левую руку пластиковый мешок и постарался как можно меньше мочить осколочную рану.

Они приехали в похоронное бюро. Их уже ждал священник, вид у него был очень усталый. Слишком много похорон уже состоялось и еще больше предстояло. Приехали Хэмфри Ходжес, ректор Путнэм, дети из школы, где учились Мэг и Дэйв.

Соседи. Друзья. Учительница из воскресной школы Айрин, ее дети, какие-то родственники.

Холден сидел в лимузине, не отрываясь смотрел в окно. Дайана, сидевшая между ним и Томом, крепко сжимала его руку.

На кладбище проходили еще двое похорон; им пришлось ждать пятнадцать минут, поскольку бульдозер, выкапывавший могилы, сломался, его только что починили.

– Боже, мы так опаздываем, – произнес служащий похоронного бюро в сером костюме и с приклеенной улыбкой на лице. «Если бы он сказал что-то типа: „У нас по горло работы“, – подумал Холден, – я бы задушил его голыми руками».

Священник долго говорил о пепле и прахе, о потерянной юности и неисповедимых путях Господних, и о том, какая прекрасная женщина была Элизабет, и какие замечательные, воспитанные в христианском духе дети были Мэг, Дэйв и Айрин.

Все гробы были одного цвета, Холден забеспокоился, что при захоронении могут перепутать могилы.

Он попытался сдержаться, но не смог, упал на колени и заплакал.

Холден не отходил от могил, пока их не засыпали землей.

Он боялся, что могильщики в спешке забудут засыпать их.

Он стоял над свежезасыпанными могилами, все присутствующие давно уехали; он слышал, как Том кричал шоферу лимузина:

– Не хотите ждать, езжайте к черту!

– Дэвид.

– Что, Дайана?

– Пора ехать.

– Я знаю.

– Тогда идем.

Холдену хотелось уйти лишь с теми четырьмя, кого он только что похоронил. Он уже пытался уйти вместе с ними.

Глава девятнадцатая

Роуз Шеперд вошла в фургон, сбросила дождевик. Руфус Барроус обратился к ней:

– Две минуты, Рози.

– Хорошо. – Она закрыла дверь, принялась расстегивать юбку. Она слышала разговор Руфуса и двоих его людей. Скинув туфли, она принялась стаскивать юбку через бедра. Если ее информация не соответствует действительности… Но она сразу же выкинула эту мысль из головы.

Она достала черные носки, натянула их прямо поверх колгот. Затем достала черные форменные брюки, затянула их высоко на талии. Она расстегнула блузку, нацепила плечевую кобуру с револьвером «смит-н-вессон», поверх натянула черную рубашку.

– Я готова, можно войти! – выкрикнула она, приподымаясь на носках и застегивая «молнию» брюк.

Ферма была выкрашена в белый цвет; вокруг нее были высажены тополя. С заросшей травой грунтовой дороги дом был едва виден, несмотря на то, что листва с деревьев давно опала; с более близкого расстояния, из-за ряда высоких сосен, было невозможно рассмотреть сосновую рощу за домом. Ферма находилась в миле от ближайшей автострады, и, как утверждала Роуз Шеперд, фермы по обеим сторонам были выкуплены, но на них никто не жил. Дом стоял в полном уединении, хотя и совсем близко от цивилизации.

Руфус Барроус внимательно рассмотрел белую изгородь из горизонтальных досок; по верху забора тянулись провода. Микрофонов не было видно, он решил, что это система охранной сигнализации. Он встретился взглядом с Роуз Шеперд; ее волосы были перевязаны черным шелковым платком; точно такой же платок закрывал нижнюю часть лица, вымазанного камуфляжным гримом.