Видео Иисус

– Вполне возможно, – Юдифь сощурила глаза. – А вон опять этот Райан. Смотри-ка, что он ищет на парковке? Мне всегда становится не по себе, когда я его вижу. Чем-то он мне напоминает все эти фильмы про нацистов.

Стивен отвёл от неё взгляд и тоже посмотрел в сторону парковочной площадки. Райан, казалось, что-то потерял.

Он медленно шёл вдоль ряда машин, сильно освещенных солнцем, и что-то высматривал на земле. Временами он нагибался, чтобы заглянуть под машины. В какой-то момент он отчаялся найти и зашагал назад, к мобильным домикам.

– А в твоей семье кто-либо пострадал от Холокоста? – тихо спросил Стивен. – Прости, если это неуместный вопрос.

– Ничего. Мой отец родом из Венгрии, и он единственный из всей семьи, кто вовремя успел сбежать в Америку. Все его братья и сестры погибли в концлагерях. От некоторых у него даже фотографии не осталось.

– Фамилия Менец звучит как-то не особенно по-венгерски.

– Это американский вариант старинной еврейской фамилии Меннасса. Для клерков американских эмиграционных служб она оказалась слишком трудной.

– А твоя мать?

– Она родилась здесь. Мой отец после Синайской войны приехал в Израиль, и она была его ассистенткой на историческом факультете. Так они познакомились. Потом она была его ассистенткой по деторождению, – это прозвучало у неё горько.

– У тебя с отцом нет особенного взаимопонимания?

– Нет, – губы её сжались в линию. – Ты его не знаешь. Он прочитал за свою жизнь, наверное, пять миллионов книг, и после первого миллиона начал считать себя умнее всех остальных на свете. Он постоянно мучил нас идеями, которыми был в то время одержим. Когда я была ребёнком, он хотел непременно доказать, что под Старым городом в Иерусалиме есть никем пока не открытый подземный ход в скале. А перед этим он носился с идеей подлинной могилы царя Давида. А после этого он вбил себе в голову, что должен реконструировать все маршруты передвижения народа Израиля во время Исхода из Египта. В одиночку, разумеется. – Она посмотрела на него сбоку: – А ты со своим отцом как? Дружишь?

Стивен пожал плечами:

– Трудно сказать. Когда я был маленький… Я так и вижу его в моих воспоминаниях сидящим за письменным столом. Он адвокат, понимаешь? Открыл собственную адвокатскую контору, и с тех пор до моих шестнадцати лет я его практически не видел. В то время он регулярно работал по двадцать шесть часов в день, если верить его гонорарным счетам.

– Двадцать шесть часов? – Ей понадобилось некоторое время, чтобы она осознала, как это может быть.

– Это то, в чём адвокаты имеют преимущество перед остальными людьми, – сказал Стивен. – Они знают, как далеко они имеют право зайти и какими отговорками выпутаться в случае чего.

Они помолчали. Стивен допил коктейль до конца и поставил стакан на землю себе под стул. Зной звенел беспощадный, не было ни ветерка.

– Знаешь, что странно? – спросил он.

– Я не знаю здесь вообще ничего не странного.

– Они останавливают раскопки. Говорят: «Привет, ребята, это всё, большое спасибо». И никто не придёт ко мне и не скажет: «Мистер Фокс, мы бы хотели, чтобы вы ненадолго ещё задержались. Или хотя бы оставили нам ваш номер телефона на тот случай, если у нас возникнут вопросы».

Она посмотрела на него, вскинув брови:

– И это задевает твою гордость, так, что ли?

– Что за глупость. Это доказывает, что они больше ничего не ждут от меня. Я имею в виду, вот я нашёл эту штуку. Я её разрезал, как какой-нибудь тупой кладоискатель. Кого-то ведь должно было заинтересовать, как это выглядело изначально. Как оно лежало, когда я его нашёл. Действительно ли слой был нетронутый. Всякие такие вещи. Но нет. Никого не интересует, что я теперь собираюсь делать.

– Хм. А что ты собираешься делать?

Стивен пожал плечами.

– Хороший вопрос. Конечно, я мог бы снять где-нибудь в Иерусалиме комнату. С другой стороны, тогда бы я уже никак не смог участвовать во всём, что здесь происходит. Пока не знаю. Зависит от того, что мы обнаружим сегодня вечером в лаборатории, – он коротко взглянул на неё и собрал все силы для того, чтобы осмелиться на ответный вопрос: – А ты?

Её лицо омрачилось:

– Я ужасно зла на профессора. Взять и так просто выставить всех на улицу. А я на весь сезон раскопок сдала свою квартиру одной китайской студентке, которая изучает теологию. Здорово, да? Теперь мне остаётся переехать либо к моему брату, от чего он будет далеко не в восторге, либо к матери, от чего буду не в восторге я сама. Возможно, всё закончится тем, что я устроюсь куда-нибудь на другие раскопки.

Солнце, казалось, просияло в эту минуту ещё ярче. Ведь это были хорошие новости! Стивен выпрямился на стуле, сдвинул шляпу на затылок, придвинулся со своим стулом к ней поближе и с полушутливой дерзостью обнял её за плечо:

– Давай останемся здесь как можно дольше и будем им докучать, – сказал он, развеселившись. – Останемся до тех пор, пока они нас не вышвырнут.

Она вытерпела его объятие, и его рука, естественно, осталась там, где была.

– Я хочу использовать это время, чтобы определиться, действительно ли я хочу изучать историю, – сказала она, погрузившись в свои мысли. – Или я делаю это только потому, что это традиция в моей семье. Честно говоря, когда я смотрю на то, что здесь творится, я всерьёз подумываю: а не лучше ли будет изучать экономику и предпринимательство. Или ещё что-нибудь, чем можно ещё и деньги зарабатывать.

Стивен ощущал тепло её тела под своей рукой и её волосы, мягко падавшие на его предплечье.

– Хороший вопрос, – сказал он.

Патер Лукас сидел перед белым столиком и смотрел на стоящий на нём телефон. Это был громоздкий аппарат из чёрного бакелита, старый, как и всё остальное здесь. Стол стоял у окна, которое выходило на пыльный внутренний двор. Ворота были раскрыты, потому что для их голубого автофургончика, наверное, опять не нашлось места припарковаться на улице. В таких случаях машину загоняли во двор. Он подумал о том, что очень кстати будет загрузить в неё все картонные коробки, скопившиеся в углу двора.

Телефон. Патер Лукас смотрел на блокнот, лежавший перед его сложенными руками, раскрытый на той странице, с тем телефонным номером, воспользоваться которым он не думал никогда в жизни. По крайней мере, здесь, в этом самом незначительном в мире монастыре.

И уже в сотый раз с того момента, как вернулся в этот скромный кабинет, он взглянул вверх, на большое распятие, висевшее в простенке между окнами. Иисус уронил голову, и его фигура внезапно показалась монаху не религиозным произведением искусства из крашеного дерева, а живым телом. Из-под шипов тернового венца, казалось, сочилась живая кровь. И Он, казалось, смотрел сверху на него, патера Лукаса, францисканского монаха, слугу своего недостойного…

Неужто всё это только выдумка? Неужто мексиканец позволил себе сыграть с ним злую шутку? Нет. Нет, он чувствовал потрясение этого человека, его страстную веру. Нет. Разве что его самого кто-нибудь разыграл. Но он совершенно очевидно верил в то, что говорил.

Может быть…

Видеозапись, на которой снят Иисус Христос! Какое захватывающее дух представление. Какое чудо.

Может, нашёптывал в нём тихий, тишайший голос, в этом и была причина, почему он здесь. Может, с самого начала ему была уготована роль в этом чуде. Он смиреннейше служил здесь малым сим и за это оказался удостоен этого часа.

В дверь постучали, и вошел брат Джеффри.

– Брат Лукас, пора ехать. В половине пятого в отель привезут свежий товар для шаббата, и хорошо бы подгадать так, чтобы одновременно загрузили нам старый…

– Ещё одну минутку. Одну минутку. Я сейчас приду. Мне нужно сделать один звонок.

– Хорошо.

Дверь закрылась. Трубка телефона тяжело легла в его руку.

Джон Каун удивлённо поглядывал на своего итальянского представителя, пока совершенно не соответствующее его положению такси громыхало по мостовой, скорее подходящей для боевых колесниц римских легионеров, чем для современных транспортных средств. Но насколько уместно было говорить о современности применительно к этой расхлябанной таратайке, на которой Энрико Бассо встретил его в аэропорту?