Видео Иисус

Эйзенхардт приостановился, снова потянулся за красным фломастером и поставил жирную точку рядом с соответствующим ключевым словом. Что-то ещё оставалось, о чём ему следует поразмыслить. Что-то застряло в нём и сидит глубоко. Некая мысль, которую он пока что не может извлечь на свет Божий. Очень важная мысль.

Ну ладно, а пока пойдём дальше. Если была машина времени – то есть прибор, который транспортировал путешественника в прошлое, – то возникает следующий вопрос: а где же этот прибор? И если он оставался при нём, то почему он не мог вернуться на нём обратно? На это, обнаружил Эйзенхард, есть простой ответ. Он не понравится Кауну и Уилфорду-Смиту, но от него не отмахнуться. Где, собственно, написано, что путешественник отправился в прошлое в одиночку? Не достовернее ли предположить, что была заслана целая команда? Для одного человека такая поездка была бы чересчур опасным делом. Чужая культура, чужой язык и образ мыслей, болезни, которые к моменту рождения путешественника давно искоренились, – не может быть, чтобы человека подвергли такому риску. Всё равно, что в одиночку посылать человека на Луну.

И вот, один член команды мог быть просто-напросто потерян. Может, его арестовали римские оккупанты. Может, он влюбился в красивую девушку и решил остаться с ней. Может, он попал в какую-то катастрофу. Как бы то ни было, он остался, через несколько лет умер и был погребён там, где его обнаружил Уилфорд-Смит. Другие члены команды вернулись назад в своё время – поэтому археологи и не нашли никакой машины времени. И естественно, они прихватили видеозапись с собой.

Если это объяснение верно, то камеру они будут искать здесь до посинения.

Хм-м. И сколько бы он ни размышлял, он не находил в имеющихся фактах ничего, что говорило бы против такого предположения.

Но допустим, что путешественник был одиночка. Допустим, транспортировка будет происходить не с помощью специальной машины, а как-нибудь иначе. Скорее при посредстве излучателя, как в фильмах о межзвёздных путешествиях. Такой большой временной пушки, которая своим передатчиком перемещает пассажиров в прошлое. Но будет ли такая пушка установлена именно в Израиле?

В кинофильмах всё происходит так: то же самое место, но другое время. В фильмах этого достичь удаётся. А в действительности? Не получится ли так, что с большой степенью вероятности путешественник окажется где-то в открытом космосе? Ведь ничто не двигается в пространстве так активно, как якобы твёрдая почва под нашими ногами. Мало того, что Земля совершает один оборот вокруг своей оси за двадцать четыре часа, – а это значит, что человек, спокойно сидящий в своём кресле где-нибудь в Средней Европе, движется при этом почти со скоростью звука. Но с ещё большей скоростью Земля вращается вокруг Солнца, которое, в свою очередь, с ещё более захватывающей дух скоростью несётся вокруг центра Млечного пути, который, опять же, мчится сквозь Вселенную со скоростью, о которой все земные ракетостроители осмеливаются только мечтать. Невообразимая космическая карусель. Эйзенхардт был едва ли в состоянии обрисовать, как это может происходить: транспортировать кого-то через пространство-время так, чтобы угодить в точно указанную цель – в Палестину двухтысячелетней давности. Это всё равно, что, вертясь на ярмарочной карусели, плюнуть в воздух – и попасть в левое плечо определённой персоны, которая находится на этой же самой карусели.

Сквозь пространство-время…

У него пресеклось дыхание. Он быстро сорвал колпачок с фломастера, который всё ещё держал в руке, и начал писать.

Если путешествие во времени будет возможно, если будет возможно переместить кого-то сквозь пространство-время, то точно так же возможно будет переместить человека и на другую планету! Попасть в Палестину на Земле, которая находится в том месте, где она находилась две тысячи лет назад, было бы так же легко или так же трудно, как попасть на планету, которая вращается вокруг Альфа Центавра или Эпсилон Эридани.

И такая технология должна появиться в ближайшие шесть лет? Неправдоподобно. Это было настолько неправдоподобно, что можно было вообще перестать даже думать об этом.

Если бы не эта проклятая инструкция видеокамеры.

Эйзенхардт и этот лист отодвинул в сторонку. Он был голоден. У него болела голова. А инструкции по эксплуатации он и без того всегда ненавидел.

Затем следовало поразмыслить над тем, как гипотетический путешественник будет готовиться к своей поездке. Эйзенхард вспомнил, что для него самого было тяжёлым кошмаром собрать чемодан даже в недельную поездку для выступлений. А что взять с собой, собираясь в прошлое, где ты намерен заснять на видео Иисуса Христа и затем остаться в том времени? Наверное, несколько любимых книг. Возможно, где-нибудь в земле гниёт себе аудиоплэйер двухтысячелетней давности вместе с кассетами? Медикаменты. Наверняка он предварительно сделает прививки от всех болезней, но всё равно придётся взять с собой лекарства. Антибиотики, средство от поноса, таблетки от головной боли и всё такое. И ещё ему придётся выучить какой-нибудь из тогдашних языков. Арамейский, может быть, который, как Эйзенхардт недавно вычитал, был родным языком Иисуса Назарянина. И латынь, естественно, чтобы понимать римских оккупантов.

Изрядный багаж. Наряду с одеждой и тому подобными вещами – кстати, что в те времена использовали вместо зубной пасты? – разумеется, камера. Достаточное количество видеокассет для неё. Возможно, придётся взять что-то для маскировки камеры – при попытке представить реакцию тогдашних людей на человека, который бегает вокруг, приникнув глазом к окуляру маленького серебристо-серого CamCorder'a, Эйзенхардту отказывала фантазия.

Да, ну и, конечно, такой камере понадобится электрический ток для подзарядки. А судя по тому, что известно о Палестине начала христианской эры, электрические розетки там были скорее редкостью. Просто так аккумулятор камеры не подзарядишь, придётся брать с собой какие-то источники энергии – может быть, солнечные элементы.

Эйзенхардт отодвинул и этот лист в сторону, отложил фломастер и вздыхая принялся массировать виски. Что за проклятая такая работа. Что за безумное приключение.

И, чёрт бы побрал ещё раз, страшно хотелось есть. К свиньям все головоломки, сейчас он отправится в полевую кухню и посмотрит, чем там найдётся закусить!

Стивен постарался, чтобы щёлочка отодвинутого полога палатки была не шире, чем ему необходимо, чтобы выглянуть: что происходит снаружи.

– Кстати, я разузнал, – сказал он вполголоса, – этого типа зовут Райан.

– Какого типа? – спросила Юдифь, сидя выжидающе на своей походной кровати.

– Который побывал в моей палатке, – он отпустил тяжёлый серый полог: – Никого не видно.

Юдифь выжидательно смотрела на него:

– И что теперь?

– Сегодня вечером возьмёшь с собой к матери грязное бельё, постирать, – сказал Стивен. – Положишь его в большую дорожную сумку.

– А если кто-нибудь захочет обыскать эту сумку? Этот Райан, например?

– Тогда поднимешь визг на весь лагерь, чтобы он не смел прикасаться своими грязными лапами к твоему нижнему белью.

Юдифь вздохнула, нагнулась, подтянула к себе дорожную сумку и начала её освобождать.

– Не знаю. Что-то у меня нехорошее предчувствие насчёт всего этого дела.

Стивен по-прежнему стоял у выхода из палатки и снова выглянул наружу. Солнце клонилось к горизонту. Им нужно было спешить, скоро к палаткам от раскопок потянутся остальные рабочие.

– Ты, кстати, знаешь, что они там делают? – спросила она, выкладывая из сумки чистую одежду на кровать.

– Кто они?

– Эти техники, которые прибыли сегодня утром. Я ещё разговаривала с одним из них.

– Да. Я видел. Ну, и что же они делают?

– Он назвал это, погоди-ка, сонартомографическим обследованием почвы. Что-то вроде просвечивания. Как рентгеновский снимок, только при этом используются шоковые волны, а может, звуковые волны.

– Приблизительно так я и думал.