Видео Иисус

Как можно осуществить такую фальсификацию? Эйзенхард попытался вызвать в своих воспоминаниях всё, что знал о радиоуглеродном методе. Когда-то он выяснял это для одного своего романа, но то было давно. Итак, как это происходит? Живой организм – к примеру, растение, из волокон которого была произведена бумага для инструкции по применению, – пребывает в состоянии перманентного обмена веществ с окружающей средой. Среди прочего он постоянно забирает углерод и отдаёт его в другой форме. Решающий момент заключается в том, что определённая часть углерода состоит не из нормальных атомов С-12, а из атомов С-14, которые обладают слабой радиоактивностью. Поэтому радиоуглеродный метод иногда называют анализом С-14.

И что дальше? Дома он заглянул бы в свои старые записи. Но, кажется, он и без записей вспомнил, что дальше. Организм умирает. Начиная с этого момента в нём больше не откладывается углерод. Атомы углерода-14, которые уже содержатся в мёртвой ткани, медленно, но равномерно распадаются. Их доля в общем содержании углерода с течением времени из-за этого уменьшается – независимо от того, закаменел ли мёртвый организм, был ли погребён, мумифицирован или с ним обошлись как-то иначе. Радиоактивный распад происходит независимо ни от чего – поэтому из соотношения обоих видов углерода можно точно установить возраст мёртвого организма.

Эйзенхардт потёр себе виски. Он должен ещё раз перепроверить это, но если всё окажется именно так, что составляющая углерода-14 с течением времени убывает, в любом случае нет смысла бомбардировать находку радиоактивными лучами. В крайнем случае можно добиться только того, чтобы датировать её более поздним временем, чем она есть в действительности. Но это не имеет в данном случае смысла. Наоборот. Вот если бы был способ, который помог бы ускорению радиоактивного распада! Но такого способа нет. И если бы кто-то изобрёл такой метод, его можно было бы использовать для уничтожения радиоактивных отходов и заработать на этом чёртову кучу денег вместо того, чтобы фальсифицировать сомнительные археологические предметы и доказательства.

И всё же. Эйзенхардт продолжал стоять и грызть кончик чёрного фломастера, как будто потерял всякую надежду на нормальный завтрак, и всё смотрел на большой лист бумаги с начертанными на нём вопросительными знаками. И всё же. Неужто кто-то проводит здесь крупный обманный манёвр, и он, Петер Эйзенхардт по каким-то невообразимым причинам является частью этого манёвра?

Эта идея заставила его сердце биться учащённо. Обычно это было приятное ощущение, ведь оно означало, что он учуял захватывающую тему, нечто такое, что в состоянии привести его кровь в волнение, а творческий поток – в движение. Но сейчас – и тут он снова осознал своё положение и поблекшая было реальность вернулась на место: мобильный дом, лагерь, чьи-то шаги по каменистой земле снаружи, первый звон посуды из палатки-кухни – это был не роман. Эйзенхардт почувствовал себя одиноким, заброшенным и беззащитным. Ведь он был всего лишь слабый, неуклюжий писатель, а не Джеймс Бонд и даже не Шерлок Холмс.

Если всё это обманный манёвр, кто за всем этим стоит? Каун? Молодой человек, который якобы нашёл льняную сумку? И если это он, то для чего ему это надо?

Его мысли словно сами по себе, независимо от его воли соскользнули в русло детективного мышления. Каковы три условия, которые должны быть выполнены, чтобы сделать поступок правдоподобным? Возможность, подходящий случай – и мотив.

Мотив. Вот оно.

Эйзенхардт невидяще смотрел перед собой. Потом он отложил чёрный фломастер, отделил верхний лист бумаги, разорвал его на мелкие кусочки и выбросил в мусорное ведро на кухне.

Он должен выяснить, какой репутацией пользуется профессор Уилфорд-Смит в научных кругах – потеряет ли он на этом случае славу или, наоборот, приобретёт. И Эйзенхардт уже знал, кого он об этом спросит.

10

На северной стороне яма (512) прорезала один серый слой (513) и каменную стену (п), а на южной стороне – наслоение из четырёх видов (514)-(517), из которых второй сверху представляет собой белый слой (515) строительного раствора толщиной около 0,07 м, а самый нижний (517) образует частично наполнение очередной могилы (518).

Профессор Чарльз Уилфорд-Смит. «Сообщение о раскопках при Бет-Хамеше».

Каун проснулся и почувствовал себя очень плохо, бесконечно тяжело, скорее не как человеческое существо, а как мешок, набитый вонючим торфом. Так было каждое утро. Он уже страшился этих утр, начиная с вечера. При каждом пробуждении он чувствовал себя ещё тяжелее, ещё инертнее, ещё отвратительнее, чем накануне. Однажды утром он проснётся и вообще больше не сможет шевельнуться.

Конечно, это было последствием употребления таблеток, которые он глотал каждый день. Как он отшучивался от своего врача? «Это даже хорошо – иметь большую инертную массу. Если разгонишься, уже ничто не остановит. В этом секрет моего успеха!» Конечно, добрый доктор Лёйвен мог только через силу улыбаться. Наверное, он был слишком хороший врач, чтобы рассматривать такие эскапады своих подопечных лишь в финансовом аспекте. О его профессиональных талантах Каун не мог судить. Для него важно было, что Лёйвен прописывает ему всё, что ему нужно, и держит язык за зубами. Главным образом, второе.

О Боже мой. Итак, всё сначала. Ему удалось привести в движение руку, дотянуться до ночного столика – там лежит коробочка. Маленькая серебряная коробочка, инкрустированная перламутром. Такие ювелирные предметы и должны окружать человека в его положении, даже если внутри них – дешёвые таблетки.

Он с трудом удержался от соблазна взять больше трёх, которые разрешал ему доктор Лёйвен, проглотил их, не запивая, и подождал, когда начнётся их благословенное действие. Приведёт его в движение. Ведь его слова насчёт инертной массы были только наполовину шуткой. Он действительно верил в кинетическую энергию. В этом состоял секрет лидерства: ты должен быть быстрее, чем другие, быстрее, а главное – непоколебимее. Нужно обладать кинетической энергией, чтобы задавить всё и всех, если потребуется, и нужно, чтобы было видно, что он в любой момент может это сделать. Только сила внушает уважение. Успешное руководство людьми, одним словом, было исключительно вопросом веса.

Он почувствовал, что таблетки начали действовать. Тёплое ощущение распространялось по всему телу, изгоняя из него тяжесть, делая все части организма подвижными и лёгкими, убирая пелену с глаз и растворяя душное давление в голове. Фантастические таблетки. Что мог доктор Лёйвен против этого возразить?

Когда он наконец смог сесть на край кровати, то заметил, что хорошее самочувствие было мимолётным, обманчивым впечатлением. Потребуется ещё немалое время, прежде чем он действительно войдёт в форму. Хорошо, что он один. Сейчас его жена обрушила бы на него целый поток упрёков и презрительных замечаний, провизжала бы ему все уши, довела бы его до кипения, до той точки, когда кажется, что голова сейчас лопнет и он либо убьёт её, либо уйдёт. По большей части он уходил, и в последнее время всё отчётливее понимал, как это приятно – разъезжать по миру без неё. Единственное, что его по-настоящему злило, так это то, что он сам во всём виноват. Когда он женился на ней, его заботило только одно: как она выглядит на фото с ним рядом, принадлежит ли она к категории «женщина победителя» и соответствует ли она «положению»…

Какие стандартные клише! Какое дерьмо собачье! Всякий раз, когда он возвращался на гигантскую виллу, которую они купили – на Кони Айленд, естественно, с конюшней, гаражами и бессчётным количеством комнат и залов, – он чувствовал себя чужим, посторонним, как актёр в роли мужа. Она так старательно набивала виллу бесчисленными, преступно дорогими безделушками, что в конце концов сбылась её мечта, единственная подлинная страсть её пустой жизни: самый, якобы, значительный американский журнал, посвященный внутреннему убранству жилья, сделал о её доме репортаж на двенадцать страниц. Двенадцать страниц! Всё в цвете! В течение нескольких месяцев это постыдным образом было предметом разговоров на всех дурацких приемах, которые она устраивала, со всеми этими придурками, которых она откуда-то понатащила.