Момо

Обсудив этот вопрос, люди решили, что девочка права. Здесь ребенку будет не хуже, чем у любого из них, а заботиться о Момо они могут сообща, и это будет проще, чем если бы заботы достались одному.

И они сразу же принялись приводить в порядок полуразвалившуюся каморку, в которой поселилась Момо. Каменщик даже сложил в углу маленький очаг, выведя наружу ржавую трубу. Старик столяр сколотил из ящичных досок столик и два стула. А женщины принесли старую, украшенную завитками железную кровать, старый матрац и два одеяла. Из каменной дыры получилась маленькая уютная комнатка. Каменщик, обладавший талантом художника, нарисовал на стене букет цветов. Он нарисовал и раму и даже гвоздь, на котором висит картина.

А потом пришли дети этих людей и принесли кто кусочек сыра, кто булку, кто немного фруктов. И так как детей было много, то к вечеру набралось столько еды, что они закатили в амфитеатре в честь Момо настоящий банкет. И праздновали так весело, как это умеют только бедные люди.

Так вот и началась дружба маленькой Момо с окрестными жителями.

Глава вторая.

НЕОБЫЧНОЕ СВОЙСТВО И СОВСЕМ ОБЫЧНЫЙ СПОР

С тех пор маленькой Момо жилось хорошо, во всяком случае она так считала. Еда у нее теперь была всегда – иногда больше, иногда меньше – как придется. У нее была крыша над головой, была кровать, она могла, когда становилось холодно, развести огонь. А самое главное: у нее теперь появилось много друзей.

Казалось, Момо просто повезло, что она встретила таких хороших людей, – и она сама была того же мнения. Но вскоре люди поняли: им повезло не меньше. Они уже не могли обойтись без Момо и удивлялись, как же это они жили без нее раньше. И чем чаще люди общались с маленькой девочкой, тем незаменимее становилась она для них, так что они стали бояться, как бы она однажды не ушла.

У Момо теперь бывало много гостей. Почти всегда у нее кто-нибудь сидел и разговаривал с ней по душам. Те, кто не могли прийти к ней сами, посылали за ней. А тому, кто еще не понимал, как она нужна, советовали: «Навести Момо!»

И как обычно говорят: «Всего вам хорошего!», или «Приятного аппетита!», или «Бог его знает!» – так же точно теперь стали говорить: «Навести Момо!»

Но почему? Может быть, Момо была такой умной, что могла дать каждому хороший совет? Умела утешать людей? Принимала мудрые и справедливые решения?

Нет, Момо так же, как и всякий другой ребенок, не умела этого. Но может быть, она знала что-то такое, что приводило людей в хорошее настроение? Может быть, она очень хорошо пела? Играла на каком-нибудь инструменте? Или, может быть, она – раз уж жила в этом древнем цирке – умела танцевать или показывать фокусы?

Нет, ничего этого она не умела.

Может быть, она умела колдовать? Знала какое-нибудь таинственное заклинание, с помощью которого прогоняла все беды и заботы?

Нет.

Но что она действительно умела, как никто другой, так это слушать. Но ведь в этом нет ничего особенного, скажет иной читатель, слушать каждый умеет.

Но это заблуждение. По-настоящему слушать умеют только очень немногие. А Момо умела слушать, как никто другой.

Момо, например, умела слушать так, что даже глупым людям приходили вдруг толковые мысли. И вовсе не потому, что она им что-нибудь говорила или о чем-нибудь спрашивала, нет – она просто сидела и очень доброжелательно и со всем вниманием слушала.

При этом она смотрела на собеседника своими большими темными глазами, и говоривший чувствовал, что ему вдруг приходят в голову мысли, которых он раньше в себе не подозревал.

Она слушала так, что беспомощные и нерешительные вдруг начинали понимать, чего именно им не хватает. Робкие чувствовали себя свободными и смелыми. А несчастные и угнетенные обретали надежду. И если кто-нибудь думал, что его жизнь бессмысленная ошибка, что он ничего не значащая песчинка и не представляет из себя никакой ценности и его так же просто заменить, как какой-нибудь разбитый горшок, если с этими мыслями он шел к маленькой Момо, то, по мере того как он все это ей рассказывал, ему вдруг таинственным образом становилось ясно, что он ошибается, что и он – такой, какой он есть, – один-единственный в своем роде и поэтому ценен для мира…

Вот как умела слушать Момо!

В один прекрасный день к ней пришли два человека, два соседа, которые насмерть разругались и не хотели больше друг с другом разговаривать. Им посоветовали навестить Момо – не годится соседям так враждовать. Оба сначала противились, но под конец все же пошли.

Они сидели в амфитеатре мрачные, далеко друг от друга.

Один из них был каменщик, тот самый, что сложил в комнатке Момо печку и нарисовал замечательную картину на стене. Его звали Никола, это был силач с черными пышными усами. Другого звали Нино. Он был худой и на вид всегда усталый. Нино арендовал на краю города маленькую закусочную, в которую по вечерам заглядывали старики, чтобы за стаканом вина вспомнить о былом. Нино и его толстая жена тоже были друзьями Момо и не раз приносили ей что-нибудь вкусное.

Когда Момо поняла, что они злы друг на друга, она никак не могла решить, к кому первому подойти, и чтобы никого не обидеть, уселась на краю каменной сцены на равном расстоянии от обоих. Сидела, поглядывая то на одного, то на другого, и ждала, что будет дальше. Некоторые вещи требуют времени – время было единственным богатством Момо.

Долго просидели так оба врага молча, потом Никола вдруг встал и сказал:

– С меня хватит, зря, должно быть, я приходил. Но ты сама видишь, Момо, какой он! Чего еще ждать? И повернулся, чтобы уйти.

– Да убирайся отсюда! – крикнул Нино. – Зачем ты вообще приходил? Я и не думаю мириться с преступником!

Никола обернулся, покраснев от гнева, как индюк.

– Кто преступник? – угрожающе спросил он, возвращаясь. – Повтори-ка еще раз!

– Сколько хочешь! – крикнул Нино. – Ты думаешь, что, если ты силач, никто не осмелится сказать тебе правду? Да я выскажу ее тебе в лицо! И пусть все слушают, кому охота! Давай начинай, подойди и убей меня, ты ведь один раз уже пытался!

– Жаль, что я этого не сделал! – заревел Никола, сжимая кулаки. – Ты видишь, Момо, как он врет и злословит! А что я ему сделал? Схватил за шиворот и бросил в помойку позади его притона. Там и крыса не утонет!

Повернувшись опять к Нино, он крикнул:

– Очень жаль, что ты еще жив!

Некоторое время продолжались взаимные обвинения, и Момо никак не могла понять, в чем, собственно, дело и почему они так не любят друг друга. Но постепенно выяснилось, что Никола поступил так потому, что Нино дал ему в присутствии гостей пощечину, а пощечина была следствием того, что Никола чуть не перебил всю посуду Нино.

– Неправда это! – защищался Никола. – Одну только кружку я об стенку трахнул, да и та всё равно была треснутая!

– Да, но это была моя кружка, понимаешь? – возразил Нино. – Ты не имел права так поступать!

Никола же считал, что поступил правильно, тем более что Нино задел его честь каменщика.

– Знаешь, что Нино обо мне говорил? – крикнул он Момо. – Он сказал, что я не в состоянии вывести прямой стены, потому что вечно пьян! И это, мол, у меня от прадеда, тот тоже таким был, это он строил Пизанскую башню, потому она и клонится набок.

– Но, Никола! – ответил Нино. – Это же была шутка!

– Хороша шутка! – сердился Никола.

Выяснилось, что этой шуткой Нино только отплатил Никола за его зубоскальство – однажды утром на двери Нино появилась ярко-красная надпись: «Кто ни к чему не годен, становится трактирщиком». Тут уж Нино было не до смеха.

Некоторое время они все еще продолжали спор, чья шутка лучше, все более распаляясь. Момо смотрела на них, широко открыв глаза, и они смутились, не зная, как оценить этот взгляд. Может, в душе девочка над ними смеется? Или грустит? По ее лицу понять это было нельзя. Но им вдруг показалось, будто они видят себя в зеркале, и обоим стало стыдно.

– Ладно, – сказал Никола. – Я, пожалуй, не должен был писать такое на твоей двери. Я бы и не сделал этого, если бы ты не отказался налить мне стакан вина. Это было противозаконно, понимаешь? Я всегда аккуратно платил, и у тебя не было повода так со мной обращаться.