Страница 48 из 49
— Я собирался заехать в Швейцарию, повидать малютку Элис, но не стоит пугать ребёнка. Опять же лев.
— Вы брать его домой?
— Он теперь всегда будет со мной. И поверь, Ромилайу, мы с тобой ещё встретимся в этой жизни. Современный мир вдоль и поперёк пронизан связями. Можно установить местопребывание любого человека, если, конечно, он не отдал концы. Вот тебе мой адрес. Пиши. И не принимай близко к сердцу. В следующий раз я буду в элегантном белом костюме, тебе не придётся за меня краснеть. Устрою тебе бесплатное угощение.
— Вы ещё слишком слабый, сэр. Боюсь вас отпускать.
Мне и самому было тяжело.
— Знаешь, Ромилайу, я на редкость живуч. Судьба испробовала все способы. Припаяла вышку. И вот он я, цел и невредим.
Наконец мы расстались. Какое-то время он ещё тайно следовал за мной; я сделал вид, будто не заметил, — ради его же блага. В Хартуме, всходя по трапу, я увидел джип сбоку от взлётной полосы и завопил: «Ромилайу»! Пассажиры испугались, что я опрокину маленький самолёт.
— Этот человек спас мне жизнь.
Я занял своё место и устроил львёнка у себя на коленях. В Хартуме я здорово поскандалил в американском консульстве. У них там очень строгие правила доставки диких животных в зоопарки Соединённых Штатов. Я не смогу улететь, пока зверь не пройдёт карантин. Я сказал, что и сам жажду попасть на приём к ветеринару и сделать все необходимые прививки. Но мне нужно срочно попасть домой. Я только что перенёс тяжёлую болезнь; проволочки меня доконают. Они были непреклонны. Я напустил на них львёнка. Он прыгнул на стол, опрокинул скобосшиватель и вцепился острыми когтями сотруднику в одежду. Тогда эти ребята дрогнули. Они были готовы на все, чтобы от меня отделаться.
В тот же вечер я очутился в Каире и оттуда позвонил Лили.
— Детка, это я! В воскресенье буду дома.
Наверное, у неё дрожали губы, потому что ей так и не удалось произнести что-нибудь вразумительное.
— Детка, я возвращаюсь. Да скажи хоть что-нибудь внятное, не мямли.
Наконец ей удалось более или менее разборчиво пролепетать:
— Джин!..
Дальше возникли шумы на линии, но я все-таки прокричал:
— Милая, я исправлюсь! Я уже исправился!
Из её ответа я разобрал только два-три слова — кажется, это было что— то о любви. Потом она начала читать нотацию и одновременно молить меня вернуться.
— Для такой крупной женщины ты слишком писклява, — ответил я. — В общем, встречай меня в воскресенье в Айлдуйлде. И прихвати с собой Донована.
Донован — старый адвокат, который был поверенным моего отца. Ему что— то в районе восьмидесяти. Я подумал, что мне могут понадобиться его услуги в связи со львом.
Это было в среду. В четверг мы совершили посадку в Афинах, где я предпринял не особо удачную — из-за моего нездоровья — экскурсию в Акрополь, а в пятницу — в Риме. Дальше — Париж, Лондон, и вот мы уже летим над Атлантикой. Я прильнул к иллюминатору. Вид океана доставил мне несказанное наслаждение.
Остальные пассажиры с головой ушли в чтение. Не понимаю такого равнодушия. Правда, они возвращались не из самого сердца Африки, как я, и все время своего путешествия не порывали с цивилизацией. Зато я, Хендерсен, не мог налюбоваться водой!
Видя моё возбуждённое состояние, стюардесса предложила мне журнал. Она знала, что я везу в багажном отделении львёнка: туда по моей просьбе то и дело доставляли молоко и мясо. Да и сам я путался у всех под ногами, время от времени совершая туда паломничества. Но это была славная, чуткая девушка. Я объяснил ей, что везу львёнка домой — жене и детям. Он для меня — что-то вроде сувенира на память о друге. Я не стал объяснять, что в каком— то смысле львёнок был новой, загадочной формой существования этого друга. Хотя, не исключено, что она поняла бы — милая и доброжелательная. Родом из Рокфорда, штат Иллинойс. У неё были изумительные тугие щеки и вьющиеся золотистые волосы. Зубы — безупречной белизны. И вся она словно была сделана из молока и сахарной кукурузы. Да будут благословенны её бедра. Да будут благословенны её нежные пальчики!
Я сказал:
— Вы напоминаете мою жену. Мы очень давно не виделись.
— Сколько же?
Я затруднился с ответом, так как понятия не имел, какое нынче число.
— Что у нас сейчас, сентябрь?
Она страшно удивилась.
— Как — вы не знаете? На следующей неделе будем отмечать День благодарения[19].
— Так поздно?!.. Видите ли, в Африке я заболел и довольно долго провалялся без сознания. Совсем потерял представление о времени.
Подумав, я добавил:
— Вместо того, чтобы учиться быть собой, мы обрастаем болячками и пороками. В ожидании великого дня.
— Какого дня, мистер Хендерсен?
— Идёмте, я вам спою.
Мы пошли в багажное отделение. Я стал кормить Дахфу запел:
«Ибо кто дождётся пришествия Его? И кто переживёт..»
— Это Гендель? — спросила она. — Мы проходили в Рокфордском колледже.
— Умница! У меня есть взрослый сын Эдвард, так ему все эти джаз-банды отшибли мозги. Я сам проспал свою молодость… Знаете, мисс, почему мне не терпится увидеться с женой? Хочу посмотреть, как все будет теперь, когда взорван сон души. И с детьми… Я их очень люблю… наверное.
— Почему «наверное»?
— Видите ли, мы — странная семья. Мой сын Эдвард нарядил шимпанзе в ковбойский костюм. Потом моя дочь Райси притащила домой ребёнка. Естественно, пришлось его отобрать. Надеюсь, львёнок заменит ей младенца.
— На борту есть маленький мальчик, — сказала стюардесса. — Вот он-то уж наверняка обрадуется львёнку. Он такой грустный!
— А кто он такой?
— Его родители были американцами. У него на шее письмо, в котором рассказывается эта история. Мальчик не говорит по-английски. Только по— персидски.
— Продолжайте, — попросил я.
— Его отец работал на нефтяную компанию в Персии. Ребёнка растили слуги-персы. А теперь он осиротел, и его отправляют к дедушке с бабушкой в Карсон, штат Невада. В аэропорту Айдлуайлда я должна его кому-то передать.
— Бедняжка! Давайте его сюда, покажем льва.
Стюардесса привела мальчонку. Он был такой бледненький, в коротких штанишках на помочах и зеленом свитере. Чернявый, как мои ребята. Он пришёлся мне по сердцу.
— Иди сюда, мальчуган, — сказал я и вручил ему львёнка, а затем обратился к стюардессе: — Виданное ли это дело — гонять пацана одного по свету? Наверное, он и не знает, что это лев. Думает — котёнок.
— Главное, он в восторге.
Действительно, благодаря львёнку Дахфу у мальчика заметно повысилось настроение. Потом я взял его с собой в салон и показал картинки в журнале. Ночью он уснул у меня на коленях. Я попросил стюардессу присмотреть за львёнком.
На этом-то этапе полёта память и преподнесла мне приятный сюрприз. Оказалось, долгая жизнь имеет свои преимущества. В моем прошлом отыскались и положительные моменты. Вспомнилось, как после смерти Дика, в неполные шестнадцать лет — я был на первом курсе колледжа, и у меня уже росли усы — мне пришлось уйти из дома. Я просто не мог видеть душевные терзания отца. Он недвусмысленно дал понять: род Хендерсонов кончился в тот момент, когда Дик пробил злополучный кофейник в том несчастном греческом ресторанчике. Дик был широкоплеч, с курчавой шевелюрой, как все мы. Он утонул близ Платсберга, штат Нью-Йорк, а папа стал смотреть на меня безумными глазами, полными отчаяния.
Пожилой человек, чьи силы на исходе, способен обрести в гневе второе дыхание. Теперь-то я это понимаю, но откуда мне было знать об этом в шестнадцать лет? В то лето я работал на автомобильной свалке милях в трех от дома — кромсал, превращая в металлолом, старые автомобили. К вечеру я весь покрывался потом, грязью и ржавчиной; глаза слезились от долгой работы с автогеном. В день похорон Дика я тоже работал. А вечером, вернувшись домой, поспешил облиться водой из поливального шланга в маленьком, запущенном саду позади дома (впоследствии я срубил его целиком). На меня обрушились ледяные струи, обдавая космическим холодом. Из дома выглянул отец и начал орать на меня. На этот раз он отбросил свою обычную интеллигентность и матерился по-чёрному.
19
День благодарения — официальный праздник в честь первых колонистов Массачусетса, отмечаемый в последний четверг ноября.