Я, Страд: Мемуары вампира

Я поднял глаза и улыбнулся ей. Она неуверенно улыбнулась мне в ответ.

Это было началом.

Но я не успел ничего добавить к сказанному мною. Вернулся Улрич. Татьяна – ибо отныне я именно так буду звать ее – опять вздрогнула, выпрямилась и отшатнулась от него, как ребенок, застуканный рядом с банкой с вареньем. Он заметил это, но не стал делать ей замечания. Он отодвинулся в сторону и вошел второй человек. Меня коротко представили брату Григору.

Его небесного цвета одеяние показалось мне знакомым, но в те времена, когда леди Илона управляла делами, этому субъекту не позволили бы даже чистить горшки на кухне. Он был молодой и энергичный, но очень грязный, с длинной нечесаной бородой и спутанными сальными волосами. Его одежда давно превратилась в лохмотья, покрытые жирными пятнами; на ногах вместо более уместной в такую холодную погоду пары сапог болтались сандалии. Это указывало на то, что он принадлежал к одной из самых фанатичных религиозных ветвей церкви Илоны. Их много развелось за последний десятилетия со дня закрытия границ, и они потеснили своих более скромных духовных братьев, играя на людских страхах. Мало кто из них обладал сильной верой, а значит – силой, в основном они верили в себя. Трудно было понять, какая из этих двух крайностей опаснее. Из уважения к памяти об Илоне я чувствовал нечто, похожее на жалость к тем, кто пустился в ту или иную религию ради совершенствования своей души.

И только из уважения к ней я приподнялся и поклонился этому священнику.

– Вам следует сидеть и отдыхать, лорд Василий, – сказал он. – Вы очень бледны.

Это я знал и без него и не собирался заострять их внимание на цвете моего лица.

– Благодарю, брат, но мне уже лучше. У меня случались подобные… припадки и раньше. Мой лекарь считает их довольно неприятными, но абсолютно неопасными для других. Кружка воды – все, в чем я нуждался, и Марина была так добра, что напоила меня.

Я кивнул ей и она поняла, что ей не следует рассказывать о том, что в действительности произошло между нами.

– Вы должны заглянуть в госпиталь при нашей церкви, чтобы пройти обследование, – продолжал он, чтобы хоть как-то оправдать свое ненужное присутствие.

Представив набитую мухами и такую же грязную, как и он сам, больницу, я вовсе не загорелся желанием воспользоваться его приглашением. Но не успел я ответить отказом, а он уже начал беглый осмотр.

Его рука легла на незащищенную кожу моего лба и обожгла меня.

Она была такой горячей. Огненной.

Я затрясся и дернулся назад.

– Нет, не надо!

– В чем дело? – удивился он.

Я выдал первую ложь, которая пришла мне на ум:

– Извините меня, брат Григор, но давным-давно меня ранили в голову. Любое внезапное движение вроде вашего… – Я пожал плечами, всем своим видом показывая, что прошу у него прощения за свою «слабость».

Улрич отступил немного назад, а Григор принялся выражать соболезнования по поводу того, что насколько же крепко потрепала меня жизнь. Старое ранение в голову прекрасно объясняло мои странности. Пусть уж считают меня чудаковатым, чем докопаются до правды; а для меня будет намного лучше, если я поскорее уберусь отсюда, пока этот святой юноша не дотронулся до меня опять. Он был истинным верующим и, пока он не начал замечать ничего необычного, я должен был держаться от него на расстоянии.

Я передал ему золотой слиток (не дотрагиваясь до него) как пожертвование его церкви и дал им недвусмысленно понять, что хочу уйти. Улрич несмело предложил мне остаться на ночь, но я любезно отказался. Он, похоже, обрадовался. Это все расставило по своим местам.

– Но как же книги, ваша светлость? – спросил он.

Я бросил ему тяжелый мешочек с золотыми монетами.

– Это только малая часть твоей награды. Завтра я вернусь с остальным. Твой старый сундук стал собственностью лорда Страда. Если тебе дорога твоя жизнь, береги его, как зеницу ока.

Он не пропустил мои слова мимо ушей. Я понял это по тому, с каким беспокойством он посмотрел на мою покупку.

Прежде, чем повернуться к двери, я, избегая Улрича и Грегора, взглянул на Татьяну.

«Жди меня», – мысленно приказал я ей.

Улрич со своей скупостью установил правило: всем рано ложиться спать, возможно для того, чтобы сэкономить на свечах. Вскоре после моего ухода брат Грегор уполз в какую бы там ни было нору, где он жил, и в доме стало темно и тихо, как в гробу. Я не случайно выбрал такое сравнение, ибо это место действительно было угрюмым и безжизненным, словно могила. И мысль о том, что Татьяна вынуждена прозябать в этой дыре, просто выводила меня из себя.

Я с легкостью опять проник вовнутрь и, крадучись, пошел разыскивать Татьяну. Улрич отвел себе огромную спальню, старый слуга спал в кладовке, а она – в маленькой комнатке рядом. Я тихо постучал в дверь; превратись я в дым, это только испугало бы ее.

Но она все равно дрожала от страха, или, по крайней мере, так мне показалось, когда она спросила, кто там.

– Это я, – прошептал я. – Впусти меня, Татьяна.

Щелкнула задвижка и она появилась на пороге. Она затаила дыхание и сердце ее билось в такт с моим; я слышал его удары.

Запертые двери не были для меня новостью, но внутри одного дома замки и засовы как-то ни к чему. Именно об этом я ее и спросил, очутившись в комнате и дождавшись, когда звякнет щеколда.

Она смутилась.

– Вилли сделал это для меня. Он думал…

– Что это может тебе пригодиться?

Она кивнула.

– Против папы Лазло?

Она потупилась.

– Вилли считает, что я не должна здесь находиться без няньки.

– Тогда Вилли мудрее брата Грегора.

– Но папа Лазло был по-своему добр ко мне. Он сказал… сказал, что если брат Грегор одобрит его, он отменит удочерение и… и…

– Женится на тебе?

Не поднимая глаз, она опять кивнула.

– Как великодушно с его стороны, – сказал я сухо.

Она почувствовала мое презрение и посмотрела на меня с такой печалью, что ее взгляд мог бы растопить камень.

– Мое место не здесь, да?

– Нет. Вольному соколу не место в клетке.

– Расскажите мне обо мне. Я не перестаю повторять мое имя, но оно мне незнакомо. Я пытаюсь вспомнить замок, о котором вы говорили, но у меня не получается.

– Ты все вспомнишь.

– Как? Пожалуйста, помогите мне.

Обстановка комнаты была скромной и убогой. В углу стояла узкая кровать и, кроме нее и колченогого стула, присесть больше было не на что. Ну тогда к черту все приличия.

– Иди сюда, – сказал я и усадил ее на кровать. По ее лицу я увидел, что она вдруг застыдилась своей бедности. Я придвинул к ней стул, очень, очень осторожно, чтобы не дотронуться до нее. Как бы мне ни хотелось этого, подходящий момент еще не настал. – Татьяна, когда-то давным-давно ты была помолвлена с могущественным правителем Баровии. Он любил тебя, боготворил тебя и в этой жизни желал одного: твоего счастья. Но при его дворе нашлись предатели, которые позарились на его богатство и власть. Они встали между правителем и тобой и уничтожили и разграбили все хорошее. Ты попала… в ловушку черного зла той ночи. Произошло много ужасных вещей и я думаю, именно поэтому ты и потеряла память. Я думаю, боги хотят, чтобы ты не помнила зла…

– Но должна ли я забыть и хорошее тоже?

– Я здесь, чтобы вернуть тебе память о нем.

– Кто этот правитель?

– Страд, хозяин замка Равенлофт, – произнес я, ища в ее лице какие-нибудь признаки страха.

– Страд? – Она долго сидела совершенно неподвижно, напряженно размышляя. Наконец она встряхнула головой. – Не может быть. Он – правитель Баровии, а я… я – ничтожество.

– В этом мире для него нет ничего дороже, ничего важнее тебя.

– Тогда почему я не могу вспомнить его? – От разочарования она повысила голос.

Я приложил палец к губам.

– Это придет со временем, если ты доверишься мне.

– По-моему, я уже поверила вам, – усмехнувшись, сказала она, имея в виду то, что впустила меня к себе в комнату.