Страница 66 из 76
Поднялся Самак, взял в руку палку, приблизился к Термеше и ударил его разок так, что этот удар от затылка до пяток достал, кожу просек, кровь выпустил. Термеше – кричать, а Самак еще четыре удара ему отвесил.
– Пощади, Самак, – взмолился Термеше, – коли ты благородный человек, сжалься! Ведь еще один удар – и я помру! Подыми меня лучше, я тебе одно словечко скажу, которое тебе по вкусу придется. Знаю я, что это для тебя тайна нераскрытая и ты захочешь ее разгадать.
Поднял его Самак, Термеше воды попросил. Воду принесли, попил он и сказал:
– Коли ты благородный муж, ответь: это ты во дворце Армен-шаха всыпал мне палок? Нынешние удары на те смахивают.
– Да, я, – признал Самак. – Мой удар себя знать дает! А теперь говори, что хотел сказать.
– О Самак, известно ли тебе, что Махпари больше нет в крепости Шахак?
– Да, известно, я ее ищу, но не знаю, куда ее отвезли, – ответил Самак.
– О богатырь, ее отправили в крепость Фалаки, а крепость эта – в суровом краю, средь дремучих лесов. Выстроена она на скале, кругом горы, и стоит она так высоко, что до нее даже птицы долететь не могут. Я знаю, что ты той твердыни не видывал и дорога к той вершине, где она стоит, тебе неведома. Но если ты сохранишь мне жизнь, я открою тебе тайну, назову хитрость,при помощи которой можно пробраться в эту недоступную крепость и спустить вниз Махпари. Я сам с тобой отправлюсь. А если ты пойти не сможешь, пошли Атешака и Сорхварда, и я выведу Махпари из крепости и доставлю к Хоршид-шаху. Но ты должен дать клятву, что пощадишь меня, не будешь палками бить и другим не велишь. А я точно так же поклянусь тебе, что буду исполнять твои приказания.
Речи Термеше Самаку на руку были, он согласился и молвил:
– Так я и сделаю.
Затем Термеше дал такую клятву, как ему велел Самак, но, пока язык этого негодяя слова клятвы говорил, сам он твердил про себя: «Я не я буду, если не сотворю такое, что об этом до конца света рассказывать будут!» Когда он кончил клятву, Самак тоже поклялся, что, коли не будет Термеше плутовать, и не нарушит договор, и не совершит предательства, он его не тронет.
Договорились они на том, поклялись друг другу, и Самак развязал Термеше, посадил возле себя, рядом с Атешаком, Сорхвардом, Сиях-Гилем и Самом.
– Термеше, как же мы выйдем отсюда, ведь городские ворота заперты? – спросил Самак.
– Днем их открывают, – ответил Термеше, – люди входят и выходят из города. Коли хочешь, прямо сейчас и двинемся.
Самак встал, и они вышли из дома. Термеше говорит:
– Богатырь Самак, зайдем ко мне домой, я переоденусь в дорожное платье да снаряжение соберу, которое нам понадобится, чтобы в крепость проникнуть.
– Ладно, – согласился Самак, а про себя подумал: «Как бы он не нарушил клятвы, не замыслил предательства!»
Они пришли в дом Термеше, тот усадил Самака, стал в дорогу собираться, платье надевать, постолы подвязывать, а сам знаком подозвал свою служанку и сказал ей:
– Мы сейчас уйдем, а ты поутру беги в шахский дворец и скажи, что Термеше повел Самака в крепость Фалаки, чтобы его в тюрьму заточить. А пленников пусть ищут в том доме, где Хордаспшйду остановился, там Сиях-Гиль и Сам и Атешак. А еще скажи, что я хотел сам прийти доложить, да от Самака не мог отлучиться.
После того Самак и Термеше отправились к воротам, как раз в тот час, когда открывали их, и вышли прочь из города, пустились в путь.
А с наступлением дня служанка Термеше явилась во дворец Армен-шаха и сказала слугам, что у нее есть важное известие для шаха. Армен-шах в это время вместе с Шахран-везиром и Мехран-везиром, Газаль-малеком и военачальниками составлял письма на окраины Мачина. Обсуждали они дела, выхода искали и уже разослали двенадцать грамот по долинам: двум братьям, Ботраку и Апаку, владетельным князьям, Аркалык-пахлавану в пустыню Джузджан; Заргуну, сыну Тайяр-шаха; в страну Ялмун богатырю Аханкаба Долговязому и в другие места, как вдруг вошел в дверь хаджиб, поклонился и сказал:
– О шах, там служанка Термеше дожидается, говорит, надо тебе что-то сообщить.
Шах приказал привести служанку. Та отдала поклон перед троном и проговорила:
– О великий государь, Термеше на рассвете зашел домой, с ним какой-то человек был, а кто – не знаю. Но только Термеше потихоньку от него велел мне: «Скажи шаху, что я повел Самака в крепость Фалаки, чтобы там бросить в темницу. А ты пошли людей и поищи пленников у посла!»
Армен-шах, как услышал, тотчас приказал, чтобы двести вооруженных всадников отправились и окружили указанный Термеше дом, где жил Хордаспшиду. Взяли они Сиях-Гиля и Сама, полезли на башню, развязали Бехзада и Размьяра и их тоже забрали с собой. Когда они вышли из дома, шум и гам в городе поднялся: мол, объявились сыновья Кануна. Слух о том до Кануна докатился. Выбежал Канун им навстречу, обнял их на радостях. Случайно Сорхварда и Атешака в это время в доме не было, так что их не схватили. Понял Сорхвард, что случилось, и тут же тронулся в путь, припустил во всю мочь вслед за Сама-ком. Он так спешил, что почти на час опередил их, раньше к крепости добрался. У дороги был источник, там он и остановился, сообразил, что они еще не прибыли. Тут как раз вдалеке показался Термеше. Сорхвард вышел им навстречу.
Самак смотрит – Сорхвард. Удивился он, встревожился и подумал: «Что-то не так!» Подошли они поближе. Самак спросил:
– Добрые ли вести тебя так торопиться заставили? Не случилось ли чего?
– О богатырь, – ответил Сорхвард, – вести такие, что хуже некуда: не всяк человек клятву держит, особенно коли он ни мужик, ни баба. Злокозненный Термеше все дело испортил – ведь из подлеца никогда честного человека не получится. Он дал ложную клятву и предал нас. Шах прислал своих людей, и они забрали Хордаспшйду, Сиях-Гиля и Сама, заковали их в цепи и увезли, а Бехзада и Размьяра освободили.
Огорчился Самак, спросил:
– А что сталось с Атешаком?
– А его не взяли, богатырь, он в городе был. Наверное, сейчас подоспеет.
Тут Самак скорее сгреб Термеше, скрутил его и зарычал:
– Ах ты ублюдок поганый, так-то ты держишь клятвы и обещания?! Я еще в доме твоем догадался, что ты пакость замышляешь… Ну, я тебе воздам по заслугам, примерно тебя накажу, на месте убью, чтобы хуже не было.
Только он связал Термеше, как подошел Атешак, невеселый такой, Самак стал расспрашивать, что сделали с пленниками.
Атешак ответил:
– О богатырь, Хордаспшиду, Сама и Сиях-Гиля доставили к Армен-шаху, а тот приказал их казнить. Но Шахран-везир сказал: «О шах, пока Самак жив, их убивать не стоит, надо их в тюрьму заключить. Ведь если мы их прикончим, Самак не побоится в отместку уничтожить тысячи таких, как мы, коли он таков, как мне известно, да и ты о том знаешь, сам это видел. Разумнее будет заточить этих богатырей и подождать, что станется с Самаком, что с ним сделает Термеше – ведь они сейчас вместе. Но сдается мне, что и сто подобных Термеше с Самаком не справятся». Вот, богатырь, что было. Я там стоял, пока их в темницу не отвели.
При этих словах Самак обрадовался и сказал:
– Ну, подлый и мерзкий Термеше, знаешь, что я теперь с тобой сделаю?
Он заткнул ему рот, связал за спиной руки и повесил его на дереве. А сам вместе с Сорхвардом и Атешаком направился к крепости.
Стоит кругом лес густой, дремучий, ветвями цепкими путь им загораживает, тропка вьется тесная, тернистая… Кое-как добрались они все же к подножию крепости, видят, возвышается перед ними огромная, как мир, твердыня, а к ней фарсанга на четыре протянулась дорога, узкая и трудная. Внизу, вокруг крепостных стен, место голое, а наверху крепостные камнеметные орудия во множестве торчат, а разноцветные стяги и знамена, словно сад весенний, по ветру развеваются.
Оглядел все это Самак, стал раздумывать, что делать. Дорога-то наверх только одна, больше ниоткуда не подступишься.
Говорит он спутникам:
– По этой дороге пробиваться в крепость неразумно, надо нам вокруг побродить, может, господь какой-нибудь путь укажет.