Страница 2 из 75
Нофуетома чувствовал, что долго не протянет, если не придумает какой-нибудь хитрости. Долгое время все планы спасения терпели неудачу: череп проявлял недюжинную прозорливость и ловкость. И все же Нофуетома не зря слыл колдуном. Однажды ночью он сумел втайне от черепа побеседовать со своими амулетами. Духи-хранители дали совет: обещай накормить череп рыбой, а потом попроси его слезть – мол, надо вершу проверить.
Желание полакомиться пересилило осторожность: череп нехотя соскочил с живого насеста на поваленный ствол дерева. В то же мгновение Нофуетома прыгнул в реку и поплыл под водой, сколько позволяло дыхание. Затем вскарабкался на берег и побежал к дому. Захлопнув дверь, он припер ее жердью. Череп прискакал следом, остановился и вдруг закричал голосом жены:
– Отдай мою терку для маниоки!
Человек приоткрыл дверь и просунул в щель терку. Увидев знакомый предмет, череп слился с ним в бесформенный ком. Ком взвился вверх и превратился в ночного попугая, который кричит при луне. Попугай посидел на крыше, затем улетел в лес.
4. Голова
Куйменарэ жил в селении Озайрикасекван со своими двумя женами. Они были сестры. Старшую звали Зома-Зомайро, младшую – Камалало. У Зама-Зомайро было трое детей.
Однажды Куйменарэ сказал старшей жене:
– Я пойду ловить рыбу. Вернусь на третий день. Смотри за сестрой, чтобы не вступала она в разговор с Акуй-Ха– лава; знаешь, наверное, лесной такой человек – волосы длинные, весь белый, красивый, сам людоед, а поет амм-лалала, амм-лалала! Он по дороге к нашему огороду обосновался, ест там дикие сливы.
Младшая жена Камалало слышала эти слова. Итак, Куйменарэ ушел на реку. Чуть позже Зома-3омайро отправилась вместе с детьми на огород. Когда она шла по тропе, Акуй-Халава стал бросать в нее сливовые косточки, но женщина этого будто не замечала.
На следующий день Камалало взяла корзинку и говорит:
– Схожу-ка я теперь на огород.
– Иди, только наш муж велел с Акуй-Халава в разговоры не вступать.
– Ну, что ты, стану я с ним дело иметь!
Камалало дошла до дерева, под которым землю ковром устилали плодовые косточки.
– Послушай, Акуй-Халава, – начала молодая женщина, – брось мне сливу, а? Тот бросил вниз пригоршню косточек.
– Нет, я так не хочу, мне слив нужно, – произнесла Камалало игриво. Тот опять бросил косточки.
– Ну, слушай, перестань, тебе что – жалко?
– Хорошо, хорошо, сейчас вправду дам тебе слив.
Кушая сладкие сливы, женщина говорила:
– Знаешь, куда я иду? Иду я на огород, накопаю там маниока, сладкого картофеля и ямса, вот как! Вскоре она уже шла назад с полной корзиной.
– Эй, брось еще слив! – попросила женщина, подойдя к дереву. Акуй-Халава бросил косточки.
– Опять те же шутки! Ну, брось мне слив, трудно что ли!
Лесной человек бросил слив. Запихивая их в рот, Камалало словно бы размышляла вслух:
– Наш муж Куйменарэ ушел ловить рыбу, два дня его не будет. Мы дома с Зама-Зомайро одни. Может в гости зайдешь? Я пиво сварю!
Акуй-Халава ничего не ответил, однако шагая к дому, женщина так и сияла от возбуждения.
– С Акуй-Холява беседовала, что ли? – сразу же догадалась сестра. – Кто тебе велел пиво готовить? Решили же послезавтра делать, когда муж вернется.
Камалало не обратила на эти слова никакого внимания. Она сбегала за водой, стала тереть маниок, послала племянника принести сосуд из тыквы. Как только пиво дозрело, она поставила самый большой сосуд гостю – Акуй-Халава. Убедившись, что все готово, Камалало как следует вымылась и раскрасилась красным соком ачиоте. Солнце клонилось к закату, когда из леса послышалось:
– Амм… лалала, амм… лалала!
– Акуй-Халава идет, что ли? – спросила Зама-Зомайро. – Ты поэтому такая веселая?
С этими словами старшая сестра подозвала детей и вместе с ними забралась на высокий помост под крышей, где индейцы пареси спят, если опасаются нападения ягуара.
– Кого пригласила, пожалуйста, принимай одна! – сказала Зама-Зомайро напоследок.
Одна! О таком исходе дела Кама-пало и не мечтала. Вот гость вошел, сел. Однако губы у Акуй-Халава были дырявые, поэтому пиво пролилось на пол.
– Пей как следует, что же ты проливаешь! – укоряла женщина.
– Ох, конечно, больше не пролью, – извинился лесной человек.
– А теперь ляжем вместе! – сказала Камбала. Акуй-Холява устроился в ногах женщины и стал их заглатывать.
– Тик… тик… тик…, – послышался звук.
– Что ты играешь, перестань щекотать мои пятки,– воспротивилась Камалало, – давай по-настоящему!
Тогда Акуй-Халава лег рядом с ней и принялся кушать плечо.
– Опять шутишь, щекочешь только, переходи на другую сторону!
Акуй-Холява перешел постепенно и съел женщину всю до конца. Одна голова осталась лежать в гамаке. Наконец, лесной человек поднялся, взял самый большой сосуд с пивом и пил, покуда живот его не наполнился. Потом он вышел на улицу и взглянул на небо: как там звезды, близок ли рассвет?
– Камалало сказала, что в доме их двое; надо бы посмотреть! – пришло Акуй-Халава в голову.
Он принялся изучать следы, ведущие в сторону леса – вроде бы никто из селения не уходил. Тогда он вернулся в дом. В это время сверчок запел:
– Зошиши-колита, зошиши-колита, анаши-опали! («Если хочешь съесть потроха, ищи среди маниоковой кожуры!»).
Акуй-Халава разворошил кучу очистков, но ничего не нашел. «Зачем это сверчок говорит, будто потроха в кожуре? – подумал Акуй-Халава. – Как только съешь какую-нибудь дуру, сразу звездный дождик идет!». В действительности это кто-то из детишек написал с помоста. Акуй-Халава вышел во двор и направился к своему сливовому дереву. По дороге он пел:
Стало уже совсем светло. Зама-Зомайро и дети спустились с помоста. В гамаке лежала голова сестры и посверкивала глазами.
– Что я тебе говорила! – торжествующе произнесла Зона-Зомайро. – А вы, дети – быстро купаться!