Обитель духа

– Я помню, мама, – прошептала О-Лэи. – Всегда буду помнить.

Мать прижала ее к себе, и какое-то время они сидели в тишине. А потом в дверь постучали.

– Господин убэй Тян вернулся и просит вас спуститься в зал, – прокричал через дверь чей-то голос. Сердце О-Лэи ухнуло куда-то вниз и сейчас трепыхалось где-то внизу живота, изнемогая от понимания, смешанного с остатками надежды.

– О-Лэи, возьми Бусо и закрой лицо, – приказала госпожа И-Лэнь. Она подошла к зеркалу и принялась поправлять практически незаметные глазу изъяны макияжа. Ее лицо было совершенно неподвижным под толстым слоем белил, изящный разрез глаз подчеркнут тушью тонкой линией, достигавшей висков. Губы выкрашены в цвет сливы в полном соответствии с дворцовой модой. Все в ней, казалось, кричало о неподобающем обрамлении для этого великолепного средоточия женской красоты и изящества. Госпожа И-Лэнь оглядела дочь, поднявшую на руки заспанного мальчика, качнула головой, одобряя открывшуюся картину, и поднялась.

«Ах, какой выход! – с невольным восхищением подумал господин Ожанг, новый глава рода Дафу, глядя, как его невестка с детьми входит в просторный приемный зал дома убэя Тэня. – Эта женщина аристократка до мозга костей. Каков выбор одежд для себя и дочери – нежная весна и ранняя осень, где об увядании говорит лишь разлитая в воздухе грусть, неясное ожидание… Девочка трогательна, как фея, – с сонным ребенком на руках. И оттеняет изысканность мизансцены, заставляет уловить (или отыскать?) какой-то невысказанный, смутный намек. Какая женщина! Она будет умирать не менее величественно, чем в эту минуту. Такие становятся императрицами. И теперь она в моей власти…»

Увидев его, госпожа И-Лэнь ничем не выдала своего изумления. Негромким, мелодичным голосом с безукоризненным столичным выговором она произнесла положенные приветствия – ровно отмеренная дань вежливости, ни словом больше – и замерла. Девочка за ее спиной молчала, молчал и ребенок, все еще растерянно хлопая длинными ресницами. Тишина затягивалась. Госпожа И-Лэнь позволяла ей длиться и длиться, заставляя их почувствовать себя неловко.

– Высокородная госпожа, я, право, не знаю, как сообщить вам нашу скорбную весть, – наконец, не выдержав, промямлил убэй Тян. От него, убэя приграничной провинции, никто и не ждал особых манер, но убэй Тян был возмутительно неотесан. Он и обычно-то говорил, будто сплевывал, из-за какого-то дефекта гортани, а сейчас, выступая в несвойственной ему роли, был и жалок, и косноязычен.

– Мой муж убит? – спокойно спросила госпожа И-Лэнь. Ее напудренное и набеленное по всем канонам лицо придавало ей сходство с масками театра ду-фу, где реплики актеров подаются из черной дыры на месте предполагаемого рта. Ее губы тоже почти не шевелились, усиливая ощущение пантомимы. И одновременно ощущение, что именно здесь и сейчас разыгрывается великая драма, достойная лучших поэм эпохи Шань.

– Нет, нет, его никто не убивал, – в ужасе воскликнул убэй Тян. – Боюсь, уважаемый господин Фэнь не перенес тяжестей дороги.

– Это сказано о победителе двенадцати битв? – Госпожа И-Лэнь позволила себе слегка приподнять бровь.

Убэй на этом совсем замешкался и что-то невразумительно пробормотал.

– Разумеется, меня сразу известили, дорогая сестра, – вступил в разговор господин Ожанг. – Как печально! Я оставил все свои дела, чтобы прибыть сюда одновременно, дабы ты имела возможность отдаться скорби в узком кругу, как и полагается даме твоего ранга.

Госпожа И-Лэнь прямо взглянула ему в глаза. Ожанга обдало жаром. Эта женщина представлялась ему старой – ведь она была даже чуть старше него (а женщины быстро теряют прелесть) – и сломленной. Но то, что он увидел в этой зале, заставило его поменять свои планы. Быстро поменять.

– Где его тело? – спросила госпожа И-Лэнь. – Мне дадут попрощаться с ним?

– По моему решению его тело временно захоронено в Нижнем Утуне, – ответил он. – Боюсь, не было никакого смысла везти его сюда. Тем более что я послал ото-ри к Господину Шафрана с тем, чтобы выхлопотать для моего уважаемого брата право быть захороненным в семейном склепе Дафу. Это все, на что мы в данный момент можем надеяться.

– Благодарю вас, – тихо сказала госпожа И-Лэнь, но какая-то нотка, внезапное понижение тона в ее голосе заставили сердце господина Ожанга забиться быстрее. – Конечно, я не смею спрашивать, что будет с нами. Со мной и детьми. Я буду покорно дожидаться здесь решения Господина Шафрана.

– Мой ото-ри везет к Солнцу Срединной также и ходатайство о вашей судьбе, дорогая сестра, – поспешил заявить господин Ожанг. Пожалуй, сейчас его в голосе было больше чувства, чем он сам от себя ожидал. Конечно, такое решение напрашивалось – и было для него ну очень выгодным. – Я взываю к его милосердию. Он не откажет вам в праве провести остаток дней в уединении, а я готов предоставить своим родственникам все подобающие условия. Я понимаю, вам непросто довериться самой и доверить своего сына малознакомому человеку, тем более в минуты такого горя. Но я смиренно прошу вас всего лишь дать мне возможность заслужить ваше доверие.

Госпожа И-Лэнь бесстрастно смотрела на него.

«Фэнь предупреждал меня насчет него. Алчный недалекий толстяк. Жесток, как и все глупцы. Бусо он в лучшем случае сделает монахом. В худшем… Оставить ли ему О-Лэи? В конце концов, она еще слишком мала, и, если он осмелится, скандал можно поднять чудовищный… Нет, риск слишком велик. Глупец, ты думал растрогать меня своей подачкой? Я знала, что ты предпримешь, дурак».

– Боюсь, я все еще с трудом сдерживаю свое горе, – произнесла госпожа И-Лэнь таким тоном, что мужчины почувствовали себя неуклюжими увальнями. – Я уже старая женщина и должна более тщательно следить за собой. Мне необходимо…

– Господин убэй, ото-ри от Первого Министра, – запыхавшийся слуга распахнул дверь, не оставляя никому возможности сделать хоть шаг. Убэй Тян и господин Ожанг замерли на месте от неожиданности.

В залу вошел запыленный ото-ри в синем мундире с желтой окантовкой и широких шароварах цвета глины. Он вынул из-за пазухи кожаную торбу, залитую красным воском с обеих сторон и скрепленную узнаваемой печатью господина Тоя. Несколько растерянный убэй сломал печать, его лицо неожиданно вытянулось:

– Как он узнал?

Он машинально протянул письмо господину Ожангу, тот впился в него взглядом и нахмурился.

– Воистину Первый Министр знает о каждом зерне в закромах Империи, – сказал господин Ожанг, мысленно перебирая в памяти, где, адские демоны, где и когда он допустил ошибку. – Прошу вас собраться с духом, дорогая сестра. Первый Министр извещен о смерти господина Фэня, вашего мужа, и призывает вас. Право, я поражен интересом, который проявляют к вам великие мира сего, сестра.

– Я думаю, Первый Министр делает так из сострадания к несчастной, убитой горем вдове, – мягко сказала госпожа И-Лэнь. – Будучи слабой женщиной, я трепещу и покоряюсь. О-Лэи, будь добра отдать распоряжение о сборах.

«Но наши вещи собраны три дня назад. Пожалуй, я догадываюсь, куда делся браслет с изумрудами – и тот бродячий монах, с которым мать любила вести беседы о неизреченном пути богов. Она знала? Но как? Она не могла знать – еще сегодня утром, она не смогла бы меня обмануть. Нет. Она догадывалась. И продумала все возможные пути, а ожидала только, какой из них будет можно выбрать с наибольшей отдачей. Она ожидала, как змея. Не правда ли, папа? О, папа…»

– Ы-ни, прекрати вертеться перед зеркалом! – шикнула на дочь госпожа У-Цы, супруга господина Хаги. Сказать по чести, шикнула беззлобно, невольно залюбовавшись. Девочка становится настоящей красавицей: белоснежная гладкая кожа, крохотный носик, большие влажные глаза. И пока обходилось без глупостей.

– Мне обязательно нужна нефритовая брошь, мама, – серьезно сказала Ы-ни, разглядывая свое отражение. – К этому розовому парадному платью – обязательно. Без броши все пропало – никак не смотрится!