Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 27 из 41



[«В далекой юности, на урочище Хорхонах-джубур, в ту пору, когда братались мы с ханом, другой моим, ели мы пищу, которой не свариться, говорили речи, которым не забыться, делились одним одеялом. Но вот подстрекнули нас противники, науськали двоедушные, и мы навсегда разошлись. „Мы ж говорили друг другу задушевные речи!“ – думал я, и будто бы кожу содрали с темного лица моего, я не терпел к нему прикосновенья, я не мог выносить горячего взгляда хана, анды моего. „Говорили друг другу незабвенные слова!“ – думал я, и будто бы содрана была кожа с моего кроваво-красного лица, я не мог выносить правдивого взгляда проницательного друга моего. Ныне, хан мой, анда, ты милостиво призываешь меня к дружбе. Но ведь не сдружился же я с тобою тогда, когда было время сдружиться. А теперь, друг, теперь ты замирил все окрестные царства, ты объединил разноплеменные народы, тебе присудили и царский престол. К чему ж тебе дружба моя, когда перед тобою весь мир? Ведь я буду сниться тебе в сновидениях темных ночей; ведь я буду тяготить твою мысль среди белого дня. Я ведь стал вошью у тебя за воротом или колючкой в подоле. Болтлива больно старуха у меня, и в тягость я стал, стремясь мыслью дальше анды. Теперь по всему свету разнеслась слава наших имен, от восхода до захода солнца. У друга моего – умная мать, сам он – витязь от роду; братья – с талантами; да стало у тебя в дружине 73 орлюка – 73 мерина: вот чем ты победил меня. А я, я остался круглым сиротой, с одной лишь женой, которая у меня сказительница старины. Вот почему ты победил меня. Сделай же милость, анда, поскорей „проводи“ меня, и ты успокоишь свое сердце. Если можно, мой друг, то, предавая меня смерти, казни бея пролития крови. Когда буду лежать мертвым, то и в земле, Высокой Матери нашей, бездыханный мой прах во веки веков будет покровителем твоего потомства. Молитвенно обещаю это. Моя жизнь одинока с самого рождения, и вот я подавлен Великим Духом (Счастливым Духом) многосемейного друга моего. Не забывайте же сказанных мною слов, вспоминайте иповторяйте их и вечером и утром. Ныне поскорей отпустите меня».]

Выслушав эти слова, Чингис-хан сказал: «Как ни различны были наши пути, но не слышно было, как будто бы, ни об оскорбительных, речах моего друга-анды, ни о покушениях на самую жизнь. И мог бы человек исправиться, да вот не хочет. Гадали уж о предании его смерти, но жребьем то не показано. Человек же он высокого пути. Не должно посягать на его жизнь без основательной причины. Пожалуй что, выставьте ему вот какую причину. Скажите ему: «Друг Чжамуха, а помнишь ли ты, как некогда загнал меня в Цзереново ущелье и навел тогда на, меня ужас? Ты тогда несправедливо и коварно поднял брань по делу о взаимном угоне табуна между Чжочи-Дармалой и Тайчаром. Ты напал, и мы бились в урочище Далан-бальчжут. А теперь – скажите – ты не хочешь принять ни предложенной тебе дружбы, ни пощады твоей жизни. В таком случае да позволено будет тебе умереть без пролития крови. Так скажите ему и, позволив ему умереть без пролития крови, не бросайте на позорище его праха, но с подобающей почестью предайте погребению». Тогда предали смерти Чжамуху и погребли его прах, «подняли кости его».

§ 202. Когда он направил на путь истинный народы, живущие за войлочными стенами, то в год Барса (1206) составился сейм, и собрались у истоков реки Онона. Здесь воздвигли девятибунчужное белое знамя и нарекли ханом – Чингис-хана. Тут же и Мухалия нарекли Го-ваном. И тут же повелел он Чжебею выступить в поход для преследования Найманского Кучулук-хана. По завершении устройства Монгольского государства, Чингис-хан соизволил сказать: «Я хочу высказать свое благоволение и пожаловать нойонами-тысячниками над составляемыми тысячами тех людей, которые потрудились вместе со мною в созидании государства». И нарек он и поставил нойонами-тысячниками нижепоименованных девяносто и пять нойонов-тысячников:

1) Мунлик-эциге;

2) Боорчу;

3) Mухали Го-ван;

4) Хорчи;

5) Илугай;

6) Чжурчедай;

7) Хунан;

8) Хубилай;

9) Чжельме;

10) Туге;

11) Дегай;

12) Толоан;

13) Онгур;

14) Чулгетай;

15) Борохул;

16) Шиги-Хутуху;

17) Гучу;

18) Кокочу;

19) Хоргосун;

20) Хуилдар;

21) Шилугай;

22) Чжетай;

23) Тахай;

24) Цаган-Гова;

25) Алак;

26) Сорхан-Шира;

27) Булган;

28) Харачар;

29) Коко-Цос;

30) Суйкету;

31) Наяа;

32) Чжунсу;

33) Гучугур;

34) Бала;

35) 0ронартай;

36) Даир;

37) Муге;

38) Бучжир;

39) Мунгуур;

40) Долоадай;

41) Боген;

42) Худус;

43) Марал;

44) Чжебке;

45) Юрухан;

46) Коко;

47) Чжебе;



48) Удутай;

49) Бала-черби;

50) Кете;

51) Субеетай;

52) Мунко;

53) Халчжа;

54) Хурчахус;

55) Гоуги;

56) Бадай;

57) Кишлык;

58) Кетай;

59) Чаурхай;

60) Унгиран;

61) Тогон-Темур;

62) Мегету;

63) Хадаан;

64) Мороха;

65) Дори-Буха;

66) Идухадай;

67) Ширахул;

68) Давун;

69) Тамачи;

70) Хауран;

71) Алчи;

72) Тобсаха;

73) Tyнгуйдай;

74) Тобуха;

75) Ачжинай;

76) Туйгегер;

77) Сечавур;

78) Чжедер;

79) Олар-гурген;

80) Кинкиядай;

81) Буха-гурген;

82) Курил,

83) Ашихгурген;

84) Хадайт-гурген;

85) Чигу-гурген;

86) Алчи-гурген;

87-89 (три тысячника на три тысячи икиресов);

90) Онгудский Алахушдигитхури-гурген и

91-95) (пять тысячников на пять тысяч Онгудцев).

Всего таким образом, Чингис-хан назначил девяносто пять (95) нойонов-твсячников из Монгольского народа, не считая в этом числе таковых же из Лесных народов.

§ 203. Однако в этом числе полагаются и ханские зятья. Учредив тысячи и назначив нойонов-тысячников, тут же Чингис-хан повелеть соизволил: «Пусть позовут ко мне нойонов Боорчи, Мухали и других, которых я намерен пожаловать за особые заслуги!» В юрте же оказался при этом случае один Шиги-Хутуху. Чингис-хан и говорит ему: «Сходи, позови!» Тогда Шиги-Хутуху ответил: «А эти Боорчу с Мухалием и прочие

[«Больше кого же они потрудились? А у меня разве не хватает заслуг для снискания милости? Разве я в чем-либо не довольно потрудился?

«С колыбели я возрастал у высокого порога твоего до тех пор, пока бородой не покрылся подбородок, и никогда, кажется, я не мыслил инако с тобою.

«С той поры еще, как я пускал в штаны, состоял я у золотого порога твоего, рос, пока рот не закрыли усы, и никогда, кажется, я не тяготился трудами (заботами).

«На коленях укачивая, вырастили ведь меня здесь, как сына. Рядом спать постилали; вырастили ведь здесь меня, как брата…»]