Страница 19 из 20
Выключили свет. Макс начал очень громко ворочаться и периодически шумно вздыхал. Потом он стал громко вздыхать и очень шумно ворочаться. После этого он стал со свистом вздыхать и бурно ворочаться.
Но тут Лелик вспомнил, что они во время смены валюты купили про запас еще одну бутылочку вискаря. Он встал, достал бутылочку из кармана, отнес ее Максу и ласково сказал:
— Пей, дитятко. Пей, сволочь. Но если ты после этого еще раз громко вздохнешь или шумно повернешься, я тебя задушу своими собственными руками прямо в колыбельке. Понял?
Макс ничего не ответил, а только шумно присосался к бутылочке, выражая всем своим видом полное одобрение происходящему… Ровно через пять минут Макс затих настолько, что его присутствие в комнате почти не ощущалось. Лелик еще некоторое время настороженно вслушивался в темноту, боясь расслабляться раньше времени, однако с диванчика Макса послышалось ровное сонное дыхание, после чего Лелик успокоился и тоже заснул. Это была их первая ночь на гостеприимной европейской земле.
Проснулся Лелик оттого, что чья-то рука нежно обвила его шею, а чьи-то губы стали жарко дышать ему в ухо. Лелик очнулся мгновенно, тут же вспомнил перипетии вчерашнего дня и сообразил, что рука и губы никак не могут принадлежать горячей бельгийке или голландке, а принадлежат они Славику, которому, судя по всему, сейчас снится черт знает что. Лелик осторожно открыл глаза и увидел Макса, который лежал с открытыми глазами на диванчике напротив и с интересом наблюдал за тем, как рука Славика обнимает Лелика за шею.
— Славик! — громко сказал Лелик.
— Что? — откликнулся тот сквозь сон.
— Руку свою чертову убери, — возмущенно сказал Лелик, — эротоман фигов.
Славик с видимым усилием открыл глаза, приподнял голову, ойкнул и быстро отполз от Лелика подальше.
— Ничего, ничего, — сказал Максимка со значением в голосе. — Можете меня не стесняться. Невеста на редкость неревнива. Раз вы уже взяли номер для новобрачных педерастов, так можете оттянуться по полной программе. Я отвернусь.
— Задолбали эти дурацкие шутки! — крикнул Лелик, отбросил одеяло, вскочил и… вдруг обнаружил, что трусов на нем нет. Максим со Славиком разразились восторженными аплодисментами.
— Браво, — крикнул Макс, — бис. А вокруг столба извиваться могешь? А танец пениса продемонстрируешь?
Лелик ойкнул, быстро прыгнул в постель, накрылся одеялом и заорал:
— Кто с меня снял трусы, мать вашу?
У Славика с Максом началась истерика.
— Это гномики, — прохрипел Славик, закатываясь. — Они ночью пришли, залезли под одеяло и стащили с тебя трусы.
— Ага, — подтвердил Макс. — Гномики-гомики. Их администрация всегда присылает в номера для новобрачных. Мало ли что. Вдруг пригодятся?…
Лелик сунул руку под подушку и вдруг обнаружил там свои заветные трусы. Тут же он вспомнил, что в этих трусах оказалась довольно жесткая резинка, которая ему в дороге натерла бедра, поэтому он, ложась спать, трусы снял и засунул под подушку. Лелик, чертыхаясь, надел под одеялом трусы и снова вскочил с кровати.
Славик с Максом, завидев Лелика в трусах, заулюлюкали и засвистели.
— Не фиг свистеть, — строго сказал Лелик. — Бесплатно я тут уродоваться не буду. Все порядочные стриптизерши неоднократно за вечер получают по пятьдесят баксов, которые им засовывают за лифчик или за трусики.
— Надевай лифчик, — с готовностью сказал Славик. — За такое зрелище я пятьдесят баксов заплачу, не задумываясь.
Лелик понял, что с этой парочкой сейчас лучше не связываться, поэтому отправился умываться…
Завтрак в этой гостинице подавали какой-то странный: пара йогуртов, круассан и кучу всяких сладостей — джемы, пирожные и конфеты. А в ресторанчике кроме них сидели довольно странные парочки: либо юноша с девушкой, либо юноша с юношей, либо девушка с девушкой.
— Что за завтрак такой? — брезгливо спросил Лелик, который вообще не любил сладкого. — Где котлета или сосиска — я вас спрашиваю?
— Он нас спрашивает, — пробурчал Макс Славику, прожевывая круассан, на который он вывалил две баночки джема. — Пускай он лучше девушку на стойке спрашивает. Он ей вчера так понравился, что нам дали номер для новобрачных.
— Да тут все номера такие, — сказал Славик. — Я слышал о подобных отелях. Обычно тут останавливаются голубые, лесбиянки и традиционный молодняк, который хочет ночью круто оттянуться. Поэтому весь антураж такой. И сладости на завтрак.
— Ну и фиг с ними, — сказал Лелик. — Переночевали, и ладно. Главное — нас здесь не изнасиловали.
— Вообще-то, мы отсюда еще не уехали, — пробурчал Макс, беря Леликов круассан.
— Что? — нахмурился Лелик.
— Ничего, ничего, — сказал Макс. — Я говорю — еще не вечер.
— Положь мою булку, зараза, — сказал Лелик, отбирая у Макса круассан. — Я жрать хочу. Кроме того, надо решить, что мы делаем дальше.
— А у нас какие-то варианты? — поинтересовался Славик.
— У меня в Брюсселе старый приятель живет, — сказал Лелик. — Я думал, раз мы все-таки в Бельгии, брякнуть ему и, может быть, заехать. Хороший парень, между прочим.
— Как звать? — деловито спросил Макс, забирая леликовские баночки с джемом. — Тиль Уленшпигель?
— Саша Хохлов его звать, — ответил Лелик. — Мой школьный приятель.
— Ну, — рассудительно сказал Славик, — если он нас хорошо встретит и покормит в приличном ресторанчике, то почему бы и не заехать. Наши русские хлопцы славятся своим гостеприимством.
— Сашка наверняка нас шикарно встретит и покормит в лучшем русском ресторане, — сказал Лелик. — Правда, он не русский. Он чистый еврей.
— Я всегда не доверял евреям с русскими фамилиями, — сказал Макс, чавкая, как бегемот.
— Твоего мнения никто не спрашивает, — отрезал Лелик, вставая, чтобы идти в номер звонить Хохлову. — Не хочешь ехать — оставайся здесь, в отеле для розовато-голубоватых. Может, повезет, и тебя кто-нибудь изнасилует.
— Злой ты, — сказал Макс нежно (после еды он впадал в сентиментальное настроение и ни на что не злился). — Разве я могу тебя бросить в Брюсселе одного, противный?…
Лелик ничего на это не ответил и отправился в номер…
Как ни странно, Хохлов подошел к телефону после первого гудка.
— Хэлоу, — сказал он с прекрасным французским прононсом. — Это Хохлов.
— Шурик, — сказал Лелик. — Это я, Лелик.
В трубке воцарилась гнетущая тишина.
— Шурик, — осторожно сказал Лелик, понизив голос. — Это я, Лелик из Москвы. Приятель твой школьный. Только я сейчас не из Москвы звоню. Я в Антверпене.
— Лелик, — вдруг заорал Хохлов, — дружище, так ты здесь! Блин, какая удача! А я-то собирался тебе в Москву звонить, приглашать! А ты здесь! Блин, прекрасно! Немедленно собирайся и приезжай. У меня же сегодня свадьба, брат, представляешь?
— Ой, — сказал Лелик. — Ты с Киркой развелся, что ли?
— Да ты что? — искренне возмутился Шурик. — Моя Кирка — лучше всех. Я без нее никуда. Наоборот, я на ней и женюсь. Кирка! — заорал Шурик куда-то в сторону от трубки. — Представляешь, Лелик звонит. Он в Антверпене, мерзавец.
— Подожди, — неуверенно сказал Лелик. — Ты же на ней уже женился. В Грибоедовском загсе. Я же у вас свидетелем был.
— Ну да, — радостно проорал Шурик. — Но это был светский брак. А теперь мы женимся по иудейским законам.
— А ты разве иудей? — осторожно спросил Лелик.
— Еще какой! — радостно засмеялся Шурик. — Ты меня сейчас и не узнаешь. Сколько лет прошло, как мы не виделись?
— Ну, — задумался Лелик, — уже, пожалуй, лет семь. Вы же уехали, когда нам 26 было. А сейчас — возраст Христа. Но ты и тогда, как я помню, что-то там изучал и в синагогу периодически ходил.
— Ну вот, — сказал Шурик. — А сейчас ты меня просто не узнаешь. Я такой правоверный стал — ужас просто.
— Надеюсь, — осторожно поинтересовался Лелик, — тебе с гоями вроде меня общаться еще можно?
— Ну, не настолько же я стал правоверный, — успокоил его Шурик. — Не волнуйся, все в порядке. Так мы тебя ждем. Я сейчас номер в «Хилтоне» забронирую.