Страница 82 из 89
Суворов не отвечал с минуту, потом повернулся и пошел дальше по коридору.
– У нас нынче неплохой Президент, доцент, – бросил он через плечо, – он очень верно все говорит. Мы будем стоять на своем. У нас не может быть никаких гарантий, иначе мы были бы не мы. Мы будем защищаться и не поддаваться. И когда нас свалят, видимо, закончится и мир.
– А до того времени писать в штаны со страху будем мы. Это ты называешь стоять и не сдаваться?!
– И это тоже. И не плоди лишние сущности, доцент. Хватит с меня на сегодня, оставь, ради Бога!
Они дошли до операторской. Суворов толкнул дверь внутрь. Полковник Щерин и его помощник вскочили с мест и вытянулись во фрунт.
– Вольно, – сказал Суворов, – ну и какую антенну вы тут, господа офицеры, настраиваете? Что за бардак снова?!
– Данила, – Струев первый увидел глаза Щерина и потянул Суворова за рукав, затем схватил его на плечо, – Данила…
– Да что такое?!.
– Данила Аркадьевич…
– Что за черт, Щерин?! Конец света наступил наконец или что? Москва утонула? Антенну пропили? Радиоволны не подчиняются законам физики? Что?!
– Данила, – Струев уже почти сграбастал Суворова и стал разворачивать к себе лицом, спиной к пульту, ногой подпихивая ближе к себе свободный стул. Сильно мешала в левой руке открытая бутылка коньяка. – Данила, сядь…
Суворов снял коммуникатор и, сев на стул, опустил голову. Коммуникатор он рассеянно крутил между пальцами. Еще никто ничего не сказал, но уже что-то обрывалось внутри, руки и ноги начали становиться ватными, на лбу выступил липкий холодный пот. Струев все суетился вокруг, наконец встал позади спинки его стула и сжал его плечо.
– Данила Аркадьевич, – тихо проговорил Щерин, – у нас нет связи с персональным каналом Советника Филипповой.
Суворов не промолвил ни слова.
– На связи Советник Хабаров, – лейтенант-помощник подал Суворову телефонную трубку. Шнур тянулся от стационарного телефона спецсвязи. Антенна работала, Москва была на месте. Не было Анюты.
– Здесь Суворов, – глухо произнес в трубку Суворов.
– Здесь Хабаров, – услышал он в ответ.
– Коля, что с Анютой?.
– Данила, я сам ничего не понимаю. Я все время был рядом. Она была, как обычно, деловита, немного на взводе, но… Я выскочил за дверь добежать до сортира, Данила, и не успел сделать и десяти шагов, как услышал выстрел.
– Кто?!
– Данила, похоже, что она сама. Из подарочной «беретты». Мы сейчас разбираемся…
– Кто был у нее за последние 2 часа?
– Только я и… Она еще ходила в спецархив. Потом приходил техник подсоединить допотопный CD-привод. Я почти все время был с ней, она сама меня вызвала, когда вернулась из архива. Я и техника вызывал из ее кабинета…
– Ты не уберег ее, Коля, – почти прошептал Суворов и отбросил трубку, – и я тоже.
– Данила, тихо, – проговорил Струев. Он поставил бутылку на пол и теперь упирался в плечи Суворова двумя руками, – выйдите все!
– Иван Андреевич, мы не можем оставить операторскую…
– Все вон! – заорал Струев. Он уже чувствовал, как начали вздрагивать плечи Суворова. – Перенесите пост в запасную операторскую. Уходите, мать вашу!
Военные вышли. Данила затрясся и завыл.
– Стой, Данила, не надо, – Струев снова суетился вокруг, взял с пола бутылку, протянул Суворову, – на, выпей. Выпей, Данила! Черт, перестань!
– Ы-ы-ы-ы, – выл Суворов, – ы-ы-ы!.. Анюта… С-суки!..
– Помолчи, помолчи, Данила. Выпей, тебе говорят! Успокойся. Нельзя сейчас срываться, нельзя. Кроме Аннушки остались еще я и все остальные. Мы без тебя можем и скапуститься. Данила, перестань! Выпей!
Суворов, не глядя, ударил по руке Струева с бутылкой, та отлетела в угол и с грохотом разбилась. Струев какое-то время смотрел на свою ушибленную руку потом со всего маху залепил Суворову оплеуху.
– Прекрати, Данила! – закричал он Суворову прямо в лицо. – Ты что, думал, что все закончилось? Что жертв больше не будет?! Ты малинового звона хотел, мать твою? А вот хрен тебе по всей морде! Ты помнишь, как я запил и уехал? Я тоже хотел малинового звона и сорвался, не выдержал. Нет никакого малинового звона, Данила. Нет, не было и не будет. Есть только кровь и грязь. А где нет грязи, там дерьмо, понял?!
Суворов поднял глаза.
– Что же ты снова впрягся, чудик?
– Потому что я знаю только один народ, который способен столетиями потреблять кровь вперемешку с дерьмом и не получать несварение желудка. Вот и вся наша мистическая функция, милый, вот и вся до копейки причина, по которой этот мир еще стоит, а не провалился в тартарары! Господи, да что я тебе объясняю!..
– Не ори ты, у меня и так в ушах шумит, – сказал после паузы Суворов.
– Все, Данила, хорош. Утирай сопли и пошли. Походишь, народу покажешься, поумничаешь, потом баиньки. А завтра в Москву. Субботка, воскресеньице, отдохнешь и снова держать небо на каменных, мать их, плечах. Ну, идем?
– Идем, – согласился Суворов, – идем в четвертую переговорную. Куда ты ноутбук свой дел, умник?
– Остался в шестой.
– Коньяк ты не забыл, алкоголик!
– А ты, гад, разбил его!
– Я тебе попробую это компенсировать, – хмуро усмехнулся Суворов, – если обещаешь поделиться. Ты мне вот что скажи, доцент. Анюта… покончила с собой, видимо, сразу после прочтения диска…
– Что было на диске? – спросил Струев. – Данные о хьюменах?
– Да, почти все, что у нас было до сего дня, включая Гамбург и договор.
– В этом-то вся и проблема, Данила.
– Что ты имеешь в виду?
– Прочтя диск, она поняла все и, оставшись человеком, попыталась отвести от тебя угрозу. Может быть, прочтение диска тоже сыграло свою роль…
– Что ты несешь? – Суворов уткнул лицо в ладони. – Боже мой! Анюта…
– Перестань ныть, Данила, хватит! Она была латентным хьюменом.
– Что?!
– А вот то! – Струев сел на корточки перед Суворовым. – Представь себе: она нечто чувствует, но не находит объяснения. Она входит в правящую элиту России, и это временно стабилизирует ее, однако со временем она все более чувствует это нечто. И тут – диск. Она все понимает и пугается, прежде всего за тебя, дурак недоделанный. Она решает уничтожить себя. Нам надо срочно соорудить новый ДНК-тест и вообще думать, что делать по этому поводу.
Слегка оклемавшийся Суворов почувствовал, как снова начали становиться ватными ноги. События двадцатилетней давности встали перед ним, как если бы происходили вчера. Анюта спускается по лестнице ресторана, хлопает по плечу официанта…
– Батюшки-светы!.. – прошептал Суворов.
– Что такое? – спросил Струев.
– Ничего, – зло отозвался Суворов, – доцент, если б ты знал, как ты меня достал!
– А ты меня нет, что ли? – парировал Струев.
– Да пошел ты!
– Да, Данила, туго дело… Знаешь, какая у тебя основная проблема?
– Ну и?
– Ты клинически сильный человек. Ты патологически не слабак. Именно такие люди совершают самые страшные ошибки. Как же это вы с Аннушкой-то, а, Данила?
Суворов вскинул взгляд на Струева.
– Сейчас об этом догадаться несложно, – сказал тот, – хотя я понял это еще несколько дней назад, сопоставив все факты. А тогда… Я ведь не бог, Данила… Скажи мне, милый, а ребенок у вас есть?
– Да какой, к богу в рай, ребенок, доцент?! Была всего одна ночь в 2010 году.
– Мда-а… Ладно, ты мне теперь вот что скажи. Почему ты скрыл от Советников все эти дела с хьюменами после Гамбурга? Что молчишь? Ты полез в европейскую драку, чтобы доказать, что у хьюменов нет превосходства, а когда это превосходство обнаружил, решил не подвергать свой народ искушению. Ты боялся дать всем повод подумать, что мы не находимся, так сказать, на столбовой дороге развития цивилизации? Никогда не думал, что ты такой дурак!
Суворов молчал. Струев продолжил:
– Шла бы она эта столбовая дорога к такой-то бабушке! Мы тысячу лет защищаем маленький боковой тупичок на этой дороге, и пока этот тупичок не сдан внаем автолюбителям с большой дороги, пока в этом тупике живут люди, еще не все потеряно. Вот тебе и малиновый звон, Данила…