Оборона тупика

– Типа того, – вздохнул Суворов. – Ну что, пора?

– Пора, – ответил Струев.

Лейбниц рванул дверь и как будто исчез. Дверь снова оказалась закрытой. Затем лейтенант распахнул дверь снаружи и выжидательно посмотрел внутрь комнаты. Струев взял под мышку ноутбук и кивнул. Суворов и Струев вышли из комнаты и зашагали по коридору. Лейбниц шел сзади. Струев все время смотрел на часы. Навстречу попался гражданский техник.

– Добрый день, – поздоровался он.

– Мобильник есть? – так и кинулся к нему Струев.

Техник шарахнулся, но мобильник отдал.

– Сочтемся, – кинул ошарашенному технику Струев. – Лифт! Скорее!

Лифт с выходом на поверхность оказался в двадцати метрах и, к счастью, стоял на нижнем этаже. Путь наверх в тесном бронированном лифте занял пятнадцать секунд.

– Лейтенант, блокировать лифт, – распорядился Суворов, когда они вышли в душный июньский день. Лейбниц распер автоматом двери, вытащил пистолет, снял с предохранителя и прислонился спиной к стене лифтовой шахты. – Звонить Трукову?

– Угу, – глянув на часы, кивнул Струев и протянул Суворову мобильник, – и в Москву тоже. Думаю, лучше всего – нашей Аннушке.

– В Москву, стало быть… Ане?

– Ну попробуй, – ответил Струев, – ты, главное, звони, Данила, звони, время идет.

В гарнизоне в/ч 0987 дежурил хорошо знакомый Суворову по голосу лейтенант Шульга. Труков всегда своих держал в строгости. Дисциплина там была на уровне.

– Дежурный, – раздалось в трубке.

– Говорит Суворов. Трукова мне.

– Ветрено сегодня, – ответил Шульга.

– Сегодня ветер не переменится, Шульга. Давайте Трукова.

– Здравия желаю, Данила Аркадьевич. Соединяю.

– Полковник Труков, – раздалось в трубке через некоторое время.

– Добрый день, Труков, – поздоровался Суворов. – Красный вымпел.

– Здравия желаю. Почему по телефону, Данила Аркадьевич?

– Есть причины, полковник. Слушайте меня внимательно, – Суворов попытался свободной руку ослабить галстук и обнаружил в ней бутылку, которую чисто механически прихватил с собой из комнаты Струева. Прижимая мобильник к уху плечом, отвинтил крышку, сделал глоток, передал бутылку Струеву. – К вам едет вестовой. Сержант Иванов. С моим письменным приказом. И устным кодом «Красный вымпел». Развертывайтесь прямо сейчас. Перехватите сержанта по дороге. Если он немедленно не передаст вам приказ и код, огонь на поражение. Более того, в этом случае внутри базы действуйте более решительно.

– Насколько решительно? – враз севшим голосом спросил Труков.

– Настолько, насколько надо. Не перебивайте! Процедуры медицинского контроля помните?

– Так точно.

– Хорошо. Подвергните им всех, включая меня и Президента. Особое внимание уделите анализу энцефалограмм. Понятно?

– Так точно.

– Если на базу проникнуть не удастся, блокируйте ее и удерживайте блокаду до тех пор, пока не получите инструкций из Москвы по коду «Синее перо». Действуйте.

Суворов нажал на кнопку разъединения. Потом набрал московский номер. Длинные гудки шли долго, но потом все же последовал ответ:

– Да?

– Анюта!

– Данила, ты откуда звонишь? Почему по телефону? И номер какой-то странный… В чем дело?

– Это не мой телефон. Слушай. Мы тут начали одну операцию, поэтому…

– А где вы все? Что случилось?

– Анюта, у меня нет времени. 23 и 28 коррелируют. Если я не выйду на связь по защищенке через четыре часа, то, значит, ты осталась одна. Вот так и считай: совсем одна. «Синее перо», одним словом.

– Данила…

– Анюта, ты подожди. Ты слушай. Там, где ты знаешь, есть старенький диск. Он среди других дисков, но ты найдешь. Прочти информацию на отсоединенном от сети компьютере. Сейчас договор расторгнут.

– Какой договор?

– Не перебивай, ради бога! Поймешь, какой. Если останешься одна, то действуй, как знаешь. Все, целую.

– Храни вас бог, – успел услышать в трубке Суворов, прежде чем отнял ее от уха и прервал связь.

– Теперь все, Данила, вниз, в шестую переговорную, – Струев отхлебнул из бутылки и отшвырнул ее в траву.

По пути вниз и дальше по коридору Суворов рассеянно крутил в руке мобильник. «Вот с кем бы заключить пари, – думал он отрешенно, – с жучком эта штука или нет… И говорил я на самом деле с Труковым и Анютой? Впрочем, на то и вестовой… Если только и вестовой не под контролем…»

Президент был уже в переговорной. С Минейко буквально столкнулись в дверях.

– Заходи, – буркнул ему Суворов.

Последним зашел Лейбниц и задраил дверь.

– Присаживайтесь, господа, – произнес Президент ровным голосом. – Ну-с, Данила Аркадьевич, что за срочность?

– Господин Струев, объясните Президенту, в чем дело, – плюхаясь в кресло, сказал Суворов. – А ты что стоишь, Федя, садись, в ногах правды нет.

Минейко сел, даже не запнувшись.

– Для начала хотел бы представить вам, господин Президент, трагически погибшего Федора Александровича Минейко, – театрально протянув руку, произнес Струев. – Что молчишь, Федя?

– А что говорить? – спокойно ответил Минейко. – На какой вопрос вам ответить?

– Та-ак, – протянул Президент, – стало быть, вы Федор Минейко?

– Стало быть, – согласился Минейко, – и, как видите, неплохо сохранился.

– Хорошо, – сказал Струев, – значит, прямо здесь отпечатки пальцев снимать не придется, ДНК-анализ не нужен. Ты – тот самый Федя, который присоединился к нам в тот самый момент…

– Сергей Савельевич, Данила Аркадьевич, – перебил Минейко, – ну да, я виноват, не сообщил вам о результатах исследований…

– Только не неси чушь о клонировании, ради бога! – раздраженно произнес Струев.

– Какое клонирование, господа! – отмахнулся Минейко. – Геронтологией занимаются давно по всему миру. Японцы не успели, но американцы давно перевели вопрос в практическую плоскость. По меньшей мере пятнадцать представителей власти там живут уже более 120 лет и проживут еще не менее двухсот. А в Европе господин Суворов уничтожил более тридцати долгоживущих. Он всегда ненавидел эту науку. Я поставил эксперимент на себе. Я должен был довести исследования до конца и представить результаты на суд законно избранной власти.

– А я думал, вы умнее, – хмыкнул Струев, – видимо, все-таки придется провести ДНК-анализ, а то ты так и будешь пудрить нам тут мозги.

Минейко сделал какое-то неуловимое движение и сразу оказался за спинкой своего кресла. Лейбниц вскинул автомат.

– Отставить! – заорал Струев.

Минейко начал просачиваться сквозь стену, но на половине пути остановился и выскользнул назад. Одежда была порвана, кожа пузырилась, с руки капала кровь. Лейбниц отошел в самый угол комнаты напротив кресла Минейко, встал на одно колено, бросил перед собой подсумок с магазинами и изготовился к стрельбе.

– Что, нелюдь, не нравится поле такой напряженности? – поинтересовался Струев. – Тебе Фломастер еще и не такое приготовил. В кресло живо! Лейбниц, четыре пули в правую половину груди.

«Шквал» рявкнул четыре раза. Минейко отбросило назад, но на ногах он устоял. Подошел и сел в свое кресло.

– По пуле в каждое колено, – приказал Струев.

Автомат Лейбница пролаял еще дважды. Минейко сморщился и даже зашипел от боли. Суворов с ужасом отметил, как перестает течь кровь с руки Минейко и как под разорванной одеждой на глазах заживает его кожа.

– Вот что, Лейбниц, – Струев переложил свой ноутбук на журнальный столик и развалился в кресле, – это существо чрезвычайно опасно. При необходимости нейтрализовать одну обойму по коленям и голеням, вторую – в левую половину груди. В голову без команды не стрелять. Если вы почувствуете, Лейбниц, что сей крендель попытается поставить кого-либо из находящихся в этой комнате под контроль, вы его нейтрализуете. То же – при попытке нападения или прорыва. Говорить он должен только с моего разрешения. Если раскроет рот без моего разрешения, – пулю в колено или голень.

– Кто же это? – прошептал Соколов.

– А вы у Данилы Аркадьевича спросите, – отозвался Струев. – Как ты их называешь, Данила?