Страница 47 из 89
– Что ты там делаешь еще?
– Курю, – по виду беззаботно ответил Струев, – у меня никотиновый голод.
– В машине нельзя покурить?
– А куда ты торопишься?
– У тебя дел, что ли, нет?!
– Две минуты не спасут отца русского тоталитаризма. Выйди лучше покури со мной. Все равно ведь нацеливались на долгий разговор…
Суворов, чуть не сбив Струева с ног, открыл дверцу и вышел наружу.
– Ты выглядишь как побитая собака, Данила.
– Я так себя и чувствую. Что с ним приключилось?!
– Что-то, значит, приключилось, – пожал плечами Струев, – он прав в одном: не рассудил бы он нас, не его это дело. А Патриархом станет – хорошо будет. Строгий будет, крепкий. Однако, погоди… Что-то не то… Миссия… разговор вышел как бы ни о чем, угрозы… Бог мой! Да он же боится чего-то!
– Чего боится?
– Не знаю, – прикрыв глаза, медленно проговорил Струев, – но чего-то боится… Он так вел разговор, чтобы мы только ругались, и все. Он прервал переговоры с Ватиканом, не объяснив причин. Кстати, откуда мы знаем о том, что прервалась эта миссия, а? Из официального сообщения РПЦ? Ну нет, милый, подожди…
Струев извлек из кармана коммуникатор, пристроил его на ухо и вдавил кнопку вызова.
– Здесь Советник Струев. Ранняя весна, а половодье запаздывает. Соедините меня с Советником Хабаровым. Колян, привет. Слушай… Мы из лавры только что… Что? Что мы знаем? – Струев долго слушал, морщась и потирая лоб. – Откуда данные, из администрации Ясногорова? Когда? Сегодня утром? Что? Да, Данила рядом. Ничего не делайте пока. Вечером поговорим. Отбой.
– Что там? – спросил Суворов.
– Я так и думал, – сказал Струев, убирая коммуникатор, – никакая миссия не прерывалась. Церковь тоже решила поиграть в конспирацию.
– Что?!
– В Администрацию Президента попадает странное сообщение о том, что в связи со скоропостижной кончиной отменяется частный визит кардинала Кларетти к митрополиту Тихону. Рейс должен был быть вчера, то есть через неделю после отлета Тихона из Италии. Ты понял?
– Я пока ничего не понял, – Суворов стал медленно наливаться краской, – но сейчас пойму. Говоришь, боится наш митрополит чего-то? Сейчас испугается еще больше!
Суворов махнул рукой двум «медведям», стоящим около лимузина и быстрым шагом направился обратно к воротам лавры в их сопровождении. Струев едва нагнал его.
– Стой, Данила, нам только ссоры с Церковью не хватало сейчас. Остановись. Давай разберемся сначала…
– Ни в чем мы не разберемся! – зло бросил тот на ходу. – Он сам нам все выложит.
У дверей патриарших палат их попытались остановить, но на охранников Суворову было достаточно зыркнуть взглядом, а двух священников он просто отодвинул одним движением руки. Перед входом в кабинет митрополита на их пути встал отец Алексей.
– Стойте, куда?! – подняв руки, сказал он. – Остановись, Данила!
Суворов остановился и, нависнув над священником, заговорил:
– Ты, отче, может быть, еще крестом мне путь попробуешь преградить? А? Мне, живодеру? Или ты думаешь, я не знаю, как ты называл меня когда-то?! Или тебе напомнить, кому и какие места ты вылизывал три года назад?!
– Опомнись, Данила!..
– Это ты опомнись, отче. Неужели ты думаешь что можешь остановить меня? Прочь с дороги!
Священник, как ошпаренный, шарахнулся в сторону. Суворов толкнул двери в кабинет Тихона и вошел вместе со Струевым и «медведями». Следом вошел отец Алексей. Митрополит стоял посреди комнаты, глядя прямо на вошедших.
– Что ты удумал?! – грозно спросил он.
– А ты не вращай глазами, владыко, – ответил Суворов, подходя к нему вплотную, – неубедительно получается. Тебе нравится независимость Церкви, да? Нравится? Тебе нравится, что гэбэшников среди священников да иерархов более нет? Тебе нравится, что я прошу о приеме и смиренно жду за воротами, пока ты примешь меня?! Так ведь я это разом все изменю, в двадцать четыре часа, и будете все здесь за Ясногорова агитировать перед телекамерами! А если я другого пригляжу, так за него будете агитировать. Так меньше нравится, владыко?
– Опомнись, Данила, – митрополит говорил уже растерянным голосом, – что же ты делаешь?! Ты не только Церковь предаешь, ты себя предаешь!..
– А вы меня не предали только что?! Не предали, отказав в совете и исповеди?! Вы не предали меня и себя, попытавшись скрыть от меня тайну, от которой у вас под рясой поджилки трясутся?!
– Следи за языком! – попытался прикрикнуть Тихон.
– За языком следить?! – Данила уже не кричал, а страшно шипел прямо в лицо митрополиту. – Иван, выведи всех!
Струев вытолкал из кабинета «медведей», отца Алексея и еще двух священников, прибежавших на шум, и закрыл за ними створки дверей. Суворов отошел от Тихона, поднял одной рукой кресло, как будто сделано оно было не из красного дерева, а из пенопласта, перенес на метр, впечатал его в пол со стуком, от которого Тихон вздрогнул, уселся и заложил ногу на ногу.
– В общем так, владыко, – произнес он ледяным голосом, – или вы выкладываете все про ватиканские тайны прямо сейчас, или вы окажетесь в специзоляторе КГБ уже через два часа. Я полагаю, этого срока хватит, чтобы Патриарх отлучил вас от Церкви.
– Данила, да ты… да как ты…
– Посмотрите мне в глаза, владыко, – сказал Суворов, – и скажите, сделаю я это или нет.
Тихон покачнулся, но устоял на ногах. Тяжелыми шагами пройдя за свой рабочий стол, он сел в кресло и, опершись на локти, закрыл лицо руками.
– Со мной в Ватикане был отец Арсений, – заговорил он после долгой паузы, не открывая лица, – он вместе с католиками сличал архивы. Однажды вечером он приходит ко мне перед вечерней молитвой в страшном волнении и говорит, что пропали многие архивные документы. Я допытываться: какие? Он говорит, что явно какие-то важные, причем не древние, по коим споры могут быть, а некоторые за последние четыреста лет. Отец Арсений – талантливый иерей, в архивном деле ему равных нет. Он понял, что все пропавшие документы явно относятся к чему-то одному и что уничтожены документы лет пять назад, не раньше. Копию одного документа он все же обнаружил. По нему и заключил, что все документы эти – бумаги Инквизиции и касаются они… Господи наш, Иисусе Христе, будь милостив!.. Документы эти касались неких «долгоживущих», которые якобы кругом проникли и всеми помыкают…
– Что дальше, владыко? – жестким голосом спросил Суворов.
– На следующее утро я уединился с Папой и первым же делом вопрошаю его о документах. Он испугался. Он сказал, что нельзя говорить об этом, что… Он обещал, что пришлет ко мне тайно кардинала, который расскажет все здесь, в России. Я сказал Папе, что вслепую дальше миссию вести не готов…
– И он отнесся с пониманием, не так ли? – вступил в разговор Струев. Тихон отнял руки от лица и кивнул. – И вы вместе с Папой разыграли спектакль с приостановкой экуменической миссии, да?
– Да, – глухо отозвался Тихон.
– А кардинал, посланный Папой, был убит перед самой поездкой, не так ли? – спросил Суворов.
– Не был он убит, Данила, – ответил Тихон, – он помутился разумом и шагнул под идущий автобус. Ватикан до сих пор не знает, считать ли это самоубийством или нет.
– Подскажите им, что нет, – сказал Суворов, – это было убийство, владыко. Мне одно интересно: вы решили все это от нас скрыть – это еще можно объяснить, но что сами вы собирались делать?
– Ничего, Данила, – ответил Тихон, – после смерти кардинала Кларетти я решил и правда прервать миссию.
– Я думаю, Данила, что… – начал было Струев, но Суворов прервал его:
– Потом, доцент! Помолчи. Где отец Арсений, владыко?
– В Иверском монастыре. Недужен он. Только-только поправляться стал.
– Психически недужен? – уточнил Суворов. Тихон кивнул. – Пришлите мне его завтра же. Не возражайте. Никто не будет ему выворачивать мозги наизнанку. И больше не нарушайте, владыко, нашу договоренность о сотрудничестве Церкви и Совета. Всё. Простите, что побеспокоили. Пошли, Иван.