Супермаркет

Комната, разделенная на две половины деревянными полками с книгами, была порядочно захламлена. Везде: на столе, на стульях, на полу стояли полуразобранные телевизоры, приемники, компьютеры, видеомагнитофоны. Запылившиеся детали и блоки лежали на полках, на холодильнике, на подоконнике.

Кирилл снял со стула телевизор, обмахнул тряпкой пыль.

— Садись, Катя, я сейчас чайник поставлю.

Катя осторожно опустилась на стул и огляделась.

— Ты что, аппаратуру чинишь? — спросила она.

— Ну, типа того, — кивнул Кирилл, залезая в холодильник. Он стал выкладывать на стол продукты. — Хобби называется. Люди несут, а отказывать я не умею, — он взял чайник и вышел за дверь.

Катя подошла к окну, стала разглядывать двор с чахлыми деревцами по периметру детской площадки. Двор был уставлен машинами.

Скрипнула дверь, и девушка обернулась. На пороге стоял высокий широкоскулый мужчина в хорошем костюме. У мужчины были черные, как смоль, густые волосы. На пиджаке и в волосах поблескивали редкие капли. Мужчина рассматривал Катю, Катя — мужчину.

— Кирилл где? — спросил мужчина, проходя вперед.

— На кухне. Сейчас придет, — сказала Катя.

— А ты кто ему?

— Я? — Катя на мгновение задумалась. — Знакомая, а что?

— Ничего, — мужчина сел, продолжая рассматривать Катю.

— А вы кто? — в свою очередь задала она вопрос незнакомцу.

— Дружок я его, — криво усмехнулся мужчина. — Самый что ни есть лучший. В комнате появился Кирилл.

— Сейчас вскипит… — увидев мужчину, он осекся. — Извините, вам кого?

— Тебя, козла, — сказал мужчина, поднимаясь со стула. Он подошел к Кириллу, схватил его за ворот рубахи, сдавливая шею. — Тебе вчера одна баба “Пакер” с золотым пером дала. Куда ты его дел?

— Никуда не дел, — прохрипел Кирилл, наливаясь багровым румянцем. — Она сказала, не нужен он ей, я и подумал… — Кирилл полез в карман рубахи, достал ручку. — Возьмите!

Мужчина отпустил Кирилла, взял “Паркер”, открутил колпачок, внимательно осмотрел перо.

— Ничего не трогал? Не писал? Не откручивал? — спросил он грозно.

— Нет-нет, — мотнул головой Кирилл. — Даже не касался. Я хотел завтра на фирму вернуть, чтоб хозяина нашли, кто посылал, — уточнил он.

— А что ж сегодня не отдал! — мужчина сунул ручку во внутренний карман пиджака. — Смотри мне, щенок! — он сделал едва заметное движение, и Кирилл кулем повалился на пол.

— Что вы делаете? — закричала Катя.

— И ты тоже смотри!… — погрозил ей пальцем мужчина и вышел.

Катя бросилась к Кириллу. Он был без сознания. Она убежала на кухню, вернулась со стаканом воды, побрызгала Кириллу на лицо. Он открыл глаза, не понимающе глянул на Катю, тут же сморщился от боли. Девушка помогла ему подняться, усадила на стул.

— Кто это был? — спросила она у Кирилла.

— Откуда я знаю, — сказал Кирилл, держась за живот. — Вот скотина, а!

— Он сказал, что друг. Ты у него ручку украл, что ли?

— Ничего я не крал. Первый раз вижу. Слушай, у тебя никаких таблеток от боли нет?

— Нет, — помотала головой Катя. Она оглянулась на окно. — Дождь, кажется, кончился. Ладно, я пойду.

— Погоди, не уходи пока. Видишь, мне плохо, — Кирилл нагнулся вперед. — Боксер он, что ли? Там на плите чайник кипит — сними! Кофейку попьем.

Катя ушла и вернулась с чайником в руке. Она поискала глазами подставку — не нашла, положила на стол тряпку, которой Кирилл сметал пыль со стула, поставила чайник.

— Черт возьми, пожалуй, я знаю, кто это был! — неожиданно произнес Кирилл.

— Кто? — заинтересованно спросила Катя, насыпая в чашки кофе.

— Инкогнито. Поклонник одной стервы, которой я от него посылки таскал. Вот и познакомились, здрасьте!

Сергей Моисеев замер на пороге палаты — Лерина кровать была пуста. Плоский матрас и подушка с пожелтевшим от времени наперником. С соседней койки на него внимательно смотрела старуха в платочке.

— Выписали сегодня твою бабу. Молодая, здоровая, нечего больничную площадь занимать! — сказала она грубо. — А то больным места нет.

— Давно? — спросил Сергей.

— Часа два назад. За ней мать приходила. Ругала тебя всяко. Говорит, бандит ты с большой дороги, — старухе явно доставляло удовольствие говорить гадости. — А твоя-то переживает!

— Спасибо, — Сергей выскочил за дверь и понесся по больничному коридору.

Сегодня утром после дежурства он зашел к Владимиру Генриховичу, чтобы отдать деньги. В кабинету у директора сидел Евгений Викторович. Он потел и рассказывал об “обэповской” проверке.

— … все склады чистенькие оказались, ни одной лишней баночки, ни одной лишней упаковочки. Все согласно документам. В общем, утерлись они. А страху нагнали, сволочи! Серафиму до сих пор трясет — никак в себя прийти не может.

— Сережа, проходи, — кивнул Моисееву Владимир Генрихович. — Присаживайся.

— Спасибо тебе, Моисеев, — улыбнулся ему Евгений Викторович. — Недаром тебя Кулаков так отстаивал. Нам бы всю охрану из таких мужиков.

— Вы своим “быкам” “спасибо” скажите, — произнес Сергей, не глядя в лицо заместителю директора. — Напортачили выше крыши! Зачем, спрашивается, было мужика убирать? Кому он помешал? Не убрали бы, и документы б в ОБЭП не ушли. А теперь потянется хвост на семь верст. Где одна проверка, там и две, где две, там и десять. Думаете, так они вам просто и сдались! Дыма без огня не бывает.

Евгений Викторович побледнел.

— Ничего я ни про какого мужика не знаю! — сказал он испуганно. — Я тут винтик в механизме, Владимира Генриховича замещаю.

— Да-да, конечно, — вздохнул Сергей. — Владимир Генрихович, я тут деньги принес, — он полез в карман, достал завернутую в бумагу пачку, положил ее на стол.

— Сережа, деньги можешь себе оставить. Все-таки ты нам очень помог, — сказал директор.

— Мне чужого не надо, — мотнул головой Сергей и вышел.

Евгений Викторович посмотрел ему вслед.

— По-моему, ты его своим панибратским отношением распустил, — произнес он. — Ишь, позволяет себе!

— Он прав. Женя, ты передай Моргуну, что мы пока не можем “левый” товар брать. Риск большой. Пускай все уляжется.

— Я-то передам, но что он скажет? — пожал плечами Евгений Викторович. — Что же нам теперь, поджав хвост сидеть и ждать проверок? Итак слишком много потеряли.

— Главное — голову не потерять, а денег заработаем, — задумчиво сказал директор.

Анька с большим пакетом в руке пересекла двор. Шла медленно, была бледна, под глазами обозначились большие припухшие круги. Со скамейки около подъезда поднялся Иван, двинулся ей навстречу.

— Анюта, привет! — сказал он, забирая у нее пакет. — Ты от меня бегаешь, что ли?

— С чего ты взял, что я бегаю? — произнесла Анька, отводя взгляд. — Некогда мне сейчас. Мамаша на даче пропадает, весь дом на мне.

— Хозяйством занялась? — подозрительно посмотрел на нее Иван. — Не приходишь, не тусуешься с нами. Что случилось?

— Ничего не случилось, — вздохнула Анька. — Завязала я. Надоели вы мне все хуже горькой редьки.

— Темнишь, Анюта. Случилось что-то, — покачал головой Иван. — “Мойщики” без тебя распоясались. Шмонаются, где хотят. Казны общей нет. От Самвэла отвалились, нашли себе каких-то барыг мелких.

— А ты что, не мужик? Не можешь пацанов в узде держать? — спросила Анька с вызовом. — Навалял бы им, чтоб свое место знали и не тявкали!

— А мне это надо? — пожал плечами Иван. — Майкла вон на “дэцэле” менты взяли. Статью шьют за распространение. Всего-то грамм, а они рогом уперлись — денег хотят, чтоб дело закрыть.

— Блин, хреново! Где он сейчас? — встревоженно спросила Анька.

— Отпустили под подписку. Дома сидит, во двор носа не кажет. Боится, что в “зону” закроют.

— Помочь надо человеку, — сказала Анька. — Много просят?

— Немало. Пятьсот “зеленых”.

— Я триста дам. Для Майкла не жалко. А ты сколько можешь?

— Я-то? — Иван кашлянул, помолчал. — У меня, Анюта, сейчас бабок нет. Я их в одно дело вложил. Хотим с мужиками ночной клуб сделать: с дискотекой, бильярдом, баром — все чин-чинарем. У нас сам Моргун “крышей” будет. Ни одна падла не “наедет”.