Кафедра

— Очень хорошо. Садитесь, пишите заявление. Ну а потом у нас через год один из сотрудников собирается в Камерун, и я смогу взять вас на его ставку, — неожиданно смягчилась Зоя Павловна. Мите показалось даже, что глаза у нее мгновенно изменили цвет — потеплели. Покладистость и смирение — необходимые лаборанту качества.

— В Камерун? — оживился Митя. — А что, есть такие возможности? — Он представил себе статуэтку страшного африканского бога, напичканного килограммами первосортного героина, а потом чемодан с долларами. Чемодан почему-то был фибровый, с какими ходят сантехники.

— Вы сначала защититесь, молодой человек, а потом будете про Африку рассуждать. Виктор Андреевич не рассердится, если вы будете писать диссертацию у меня?

— Навряд ли, — улыбнулся Митя. — У него теперь корейских Еноков и Ендоков полон рот — не до меня.

— Ну что ж, прекрасно. В таком случае надо нам с вами как следует обдумать тему, — Зоя Павловна решительно поднялась со стула, но ни сделав и шагу, тут же снова села. Ее лоб покрылся испариной. — Господи, ноги совсем ватные! Чуть не уморил ведь! Дмитрий, когда вы доживете до моих лет, поймете, какой это ужас — вкручивать лампочки на собственной кафедре, боясь грохнуться с лестницы. Вам придется вести старуху домой. Давайте заявление, я подпишу.

Митя подал листок, Зоя Павловна вывела на нем: ”Не возражаю” и расписалась. Он отодвинул от двери лестницу-стремянку, помог женщине подняться.

— Сумочку подайте! — приказала Зоя Павловна.

— А букет? — услужливо напомнил Митя.

— Вы женаты?

Митя смущенно кивнул. Он не любил, когда его спрашивали о семейном положении. Тут же пол университета будут знать, и никаких тебе производственных романов.

— Вот и прекрасно. Подарите его жене. А я предпочитаю цветы в горшках. — Зоя Павловна взяла Митю под руку и заковыляла к выходу.

“Сильная старуха”, — подумал Митя, чувствуя на локте ее руку.

Массивная дверь в приемную ректора отворилась. Секретарша Леночка подняла глаза от монитора, кивнула вошедшей яркой даме сорока с небольшим лет. На даме был деловой костюм. В руке она держала прозрачную пластиковую папку с бумагами. Секретарша кивнула на стул.

— Подождите пока. Калерий Самсоныч вас примет после совещания.

Дама кивнула, вынула из папки бумаги и принялась читать. Изредка бросала взгляды на дверь ректорского кабинета. Было видно, что она нервничает: ее унизанные перстнями пальцы теребили уголки бумаг, накрашенные губы подрагивали. Секретарша Леночка усмехнулась: правильно, правильно — Калерия Самсоновича все боятся. Почти все…

Ректор, развернувшись в кресле к окну, курил пахучую сигару и наблюдал за воробьями, которые скакали по веткам с молодой зеленью и возбужденно чирикали, радуясь первому летнему теплу. Проректор по хозяйственной части делал доклад о проделанной работе. Калерий Самсонович частенько слушал доклады, повернувшись к подчиненным спиной — так лучше воспринималось, а главное — нельзя было уследить за выражением его лица, нравится ему — не нравится, кто знает? Проректор слегка заикался и косноязычил.

— К сожалению, самым большим недостатком в моей работе можно назвать неиспользование лишних площадей. Полагаю, в этом смысле нужно хорошенько подумать насчет киосков и аптек.

— Вы что же, хотите у нас здесь целый аптечный городок открыть? — усмехнулся Калерий Самсонович, не поворачиваясь к проректору.

— Видите ли, торговля лекарствами — дело выгодное. Здоровье всем нужно. Можно ведь и собственную аптеку сделать. Тогда не только аренда будет, а прямой, можно сказать, доход.

На этот раз ректор развернулся в кресле, затушил сигару о дно пепельницы. Дно оказалось сырым, и сигара надсадно зашипела. Калерий Самсонович посмотрел на проректора по науке, Александра Антоновича. Тот чуть заметно помотал лысой головой.

— Ну что же, Эдгар Рахимович, большое спасибо за содержательный доклад. Думаю, в новом учебном году нам есть над чем поработать в этом плане, — ректор обвел взглядом своих заместителей. — Больше не смею вас задерживать, господа. Идите работайте. А вас, — он вдруг широко улыбнулся, вспомнив фразу из “Семнадцати мгновений весны”, — а вас, Александр Антонович, я попрошу остаться.

Александр Антонович подсел к ректорскому столу, вынул из кармана пиджака сигареты. Он оглянулся на дверь и сказал:

— Эдгар совсем оборзел.

— В смысле. Тебе не нравится его идея насчет аптечных киосков?

— При чем тут киоски? Это он придумал насчет заниженной арендной платы?

— Не помню. Наверное, — ректор пожал плечами.

— Он, он! Чтобы народ потянулся, был конкурс и все давали.

— Неужели не все дают? — усмехнулся Калерий Самсонович.

— Все. Но ведь эта собака ни хрена не делится.

— То есть как не делится? — лицо ректора тут же приобрело злое выражение.

— У нас был договор шестьдесят на сорок. Мы получаем максимум тридцать. Остальное у него вот где, — Александр Антонович похлопал себя по карманам пиджака.

— Да, но как же? — ректор даже растерялся от такой наглости Эдгара. — Мы знаем всех арендаторов, знаем, сколько они должны давать ежемесячно. Как же он укрывает от нас бабки?

— Во-первых, Эдгар втихую от нас увеличил поборы. Жалуется, что приходится делиться со всякими там инспекциями, проверяющими. Во-вторых, на одно арендное место он сажает двух торговцев и берет с них вдвое. В тесноте, да не в обиде.

— Откуда ты это знаешь?

— Сорока на хвосте принесла, — Александр Антонович глянул в глаза начальника и сказал уже серьезно: — Пожаловался тут один обиженный. Эдгара нужно убирать. Сегодня он от нас деньги прячет, завтра головы пооткусывает.

— Как? Мы же с ним вот, — и ректор сложил руки замком, изображая тесные отношения с Эдгаром.

— Громко. Чтобы опешил, сукин сын. С испугу он сразу язык прикусит. А не прикусит, пускай на себя пеняет. Обиженного на Эдгара и натравим. А насчет аптечных киосков — это неплохая мысль. Здоровье всем нужно. Пускай только этим другой человек займется.

— Ладно, ты все это дерьмо на себя возьми, а то у меня приемные на носу, то — се, пятое — десятое — в общем, сам знаешь… — Калерий Самсонович очертил рукой большой круг и замолчал, испытующе глядя на зама. Он слишком хорошо знал своего проректора — после столь щекотливого поручения последует какая-нибудь просьба.