Охотник на санги

– Что с ним не так? – ледяным тоном осведомился кот.

– Брейк, брейк, – вмешался я. – Сэр Перси, помилуйте, никто из нас не сомневается в вашем уме. Бэзил просто имел в виду, что в те буколические времена, откуда вы родом, деньгам придавали мало значения.

– Вы ошибаетесь, молодые люди, – заметил сэр Перси уже благодушно. – Хоть меня и зовут Персиваль, я посвятил земную жизнь отнюдь не поискам святого Грааля. Я любил золотые дублоны не меньше прочих. Если бы ад существовал, я бы жарился на одной сковородке с моей дражайшей супругой.

– Ад существует, – упрямо заявил Зануда. – А если бы его не было, то его следовало бы выдумать. Когда у человека нет в сердце страха перед возмездием, он совершает отвратительные поступки.

Сэр Перси выхватил щипцами уголек из камина, раскурил трубку и задумчиво сказал:

– А вы считаете, Юджин, что убивать нельзя из страха согрешить? А не из жалости к другому человеку? Неужели Катарина, делая свое черное дело, должна была думать об аде, а не о том, что перед ней беспомощная старуха, от которой она не видела ничего, кроме добра?

– Жалость – сильное чувство, – согласился Бэзил, цепляя когтем кусок ветчины. – Иногда она принимает абсурдные формы. Вот я сейчас расскажу вам историю… Вы знаете Фила?

Все закивали. Фил, бывший художник, работал в Приемном Покое и нередко участвовал в наших пятничных встречах. Почему-то при упоминании о нем я вспомнил Фаину… Что имел в виду Нэй? Что она говорила обо мне?

– Недавно к ним устроился один парень, – начал Бэзил. – Очень странный субъект. Он в Атхарте уже лет пятьдесят, и никто про него ничего не знает. Но в работе он настоящий подвижник. Новоселы в нем души не чают. И вот, представьте, попадает в Приемный Покой восьмидесятилетний старик. Фил говорит, эта рухлядь лишь чудом добралась до Атхарты, потому что от пьянства мозгов совсем не осталось. Тот парень как увидел старика, так побледнел. Сразу видно было, что они знакомы. Но парень никому ничего не сказал, просто носился со старым как родная мать. Старик-то был уже совсем прозрачный… В общем, парень выходил его, и с тех пор они неразлейвода. А старик потом признался Филу, что пятьдесят лет назад прирезал нашего парнишку из-за трехсот баксов. Вот так встреча!

– В Атхарте возможны всякие встречи, – заметил сэр Перси. – К этому надо относиться философски. Моя вторая половина тоже где-то бродит… Или взять Грега. Допустим, он встретится с человеком, из-за которого попал сюда раньше времени. И что?

– Да ничего, – пожал я плечами. Я, конечно, до сих пор уверен: если бы этот придурок не струсил и не свернул на обочину, мы разошлись бы, как в море корабли. Но что нам теперь-то делить?

– Ваш молодой человек, Бэзил, просто исполнял свой служебный долг, – сказал Зануда, жуя балык. – И жалость здесь совершенно ни при чем. Если бы он на самом деле пожалел старика, то научил бы его не наращивать иллюзорные мышцы, а воспитывать душу в благородном аскетизме. Наш Председатель…

– Не знаю насчет Председателя, – прервал его Бэзил, – но вы-то сами, Юджин, далеки от благородного аскетизма. На этой тарелке раньше был балык? Мне-то не жаль, но что сказал бы святой Терентий?

Зануда скуксился и отодвинул тарелочку.

– Ей-богу, старина Юджин, вся ваша болтовня не стоит таких жертв! – заявил новый гость, заходя в столовую с широкополой шляпой в руках.

– О, к нам пожаловал старина Билл! – мурлыкнул Бэзил.

Сэр Перси вальяжным жестом указал на свободное кресло:

– Присоединяйтесь, Уильям.

Гость ловко забросил шляпу на оленьи рога, украшавшие стену, отказался от предложенных вин, достал флягу с каким-то вензелем и щедро плеснул себе в стакан. По комнате распространился запах виски. Иначе и быть не могло: ведь нас почтил своим визитом не кто иной, как Уильям С. Харт. Тебе что-нибудь говорит его имя? Это же звезда голливудских вестернов двадцатых годов, загорелый красавец, гроза индейцев, победитель родео! Сурок, я просто не мог оторвать от него глаз!

Все-таки в Хани-Дью много интересных людей. Взять хотя бы Билла. Или Зинаиду Гиппиус, которая собирает местных эстетов на свои литературные вечера. Бэзил, кстати, вхож к ней и даже фамильярно зовет ее Гиппи. Есть еще Альфред фон Дитцен, погибший под Сталинградом. Милейший человек. Ты смеешься, Сурок? Я не шучу. А вот старожилов у нас мало. Конечно, за всю Атхарту я не поручусь, но лично я не знаком ни с кем древнее сэра Перси.

– Ну, господа, доложу я вам, Венецианец превзошел самого себя! – сообщил нам Харт. – Такого карнавала еще не было. Я пришел в образе настоящего индейца сиу, но меня все равно узнали. Нашлась одна дамочка, мы с ней снимались когда-то…

Я взглянул на Бэзила – тот тихо фыркнул в блюдце с шампанским. Харт мировой парень, но у него есть два недостатка: ужасное обращение «старина» и запущенная звездная болезнь. Ему прекрасно известно, что на карнавал к Венецианцу, или Уго Леопарди Великолепному, приглашают только ВИП-персон. Неузнаваемыми, под маской, туда являются артисты, полководцы, писатели… У нас в Хани-Дью такой чести никто, кроме Харта, еще не удостаивался, так что поддержать разговор мы не могли.

– Скажите, Билл, эти неугомонные медиумы наконец оставили вас в покое? – сменил венецианскую тему Бэзил.

– Если бы, старина! – тяжело вздохнул бывший ковбой. – У меня такое ощущение, что без меня не проходит ни один спиритический сеанс. И если бы они еще задавали толковые вопросы! Одна тут интересовалась: как поживает дядя Осси? Почем я знаю, как поживает чей-то дядя? Можно подумать, я знаком со всеми покойниками на свете. Или вот еще популярные вопросы: упадет ли доллар на бирже? Кто выиграет Уимблдонский турнир? Будет ли третья мировая война? Откуда мне знать? Я прогнозов в глаза не видел. Я ведь приличный человек, а не какой-нибудь адъют… Что такое?

– Кхе-кхе, – многозначительно кашлянул Зануда.

– Грег у нас адъют, – сообщил кот.

– Грег, старина… – Билл картинно развел руками. Его серые глаза выражали искреннее раскаяние.

Я, разумеется, его простил, и мы выпили мировую. Мне не впервой сталкиваться с неприязненным отношением обитателей Атхарты к адъютам. Это совершенно земное предубеждение: если ты близок к власти, значит, лизоблюд и карьерист.

Однако настроение у меня испортилось. Я улучил момент и выскользнул на балкон.

Над озером догорал закат. Щелкали клювами цапли, их перья светились на солнце. Внизу во дворе поблескивал лакированными крыльями мой «Мустанг».

– Тебя тоже достала эта звезда экрана? – Бэзил бесшумно прошмыгнул в дверь, запрыгнул на балюстраду и сел, недовольно дергая хвостом. – Это надо: сто лет как в Атхарте, а все еще работает на публику! – Кот покачал головой.

Я усмехнулся. Не одного меня задевает ситуация, когда не я нахожусь в центре внимания! Впрочем, мне это было на руку: я как раз хотел расспросить Бэзила кое о чем.

– Скажи, Фил ничего тебе не рассказывал про одну из новоселов?

– Про девушку, которую ты силком притащил в Атхарту? – Бэзил уставился на меня круглыми, как у совы, глазами. – Как же, наслышан. Темпераментная особа. Фил хотел устроить ее в Больницу, но она послала весь персонал с его заботой в такие места, о которых я даже не слышал.

– А обо мне она что-нибудь говорила? – спросил я, чувствуя, что краснею. Хотя тогда было совершенно не с чего. Да и потом тоже не с чего. В смысле – чего уже краснеть? Что-то я запутался, Сурок, ты уж прости…

– О тебе она говорила такую ерунду, что передавать ее я не буду, – неожиданно резко ответил кот. – И, если не побрезгуешь советом друга, выброси эту девицу из головы. Фил говорит, она в Атхарте долго не протянет, а уж он понимает в таких вещах. Поверь, она не та, с кем можно коротать вечность. А теперь – к столу, к столу. Попробуем отвоевать у Билла Великолепного кусочек славы!