Сердар

– Тебе повезет, – сказал Рама-Модели своему спутнику, – если ты найдешь хотя бы только рог твоего носорога… видишь, здесь были шакалы.

– Неужели ты думаешь, что они так быстро сожрали весь труп?

– За день и за ночь!.. Они за это время могли бы съесть в десять раз больше… Можешь быть уверен. Если бы ты знал, что по ночам по улицам Галле разгуливают тысячи шакалов, понял бы, сколько их здесь.

– Ты прав… Я помню, в Бенгалии, на улице Чандер-нагора, эти животные съели за три часа целую лошадь, сломавшую ногу и оставленную там своим хозяином. Но вначале ты, как и я, думал, что мы найдем жертву Оджали в пещере, и еще сожалел, что это помешает нам там разместиться на ночь.

– Середины здесь никогда не бывает. Шакалы, сколько бы их ни было, держатся всегда вместе и случайно могли отправиться сегодня ночью в противоположную часть долины. Я хорошо знаю их повадки. Труп животного или мог быть нетронутым, или от него не должно было остаться и следов, и я вижу теперь, что последнее было верным. С другой стороны, этот носорог мог жить в паре и тогда, переживший его, самец или самка, защищал бы тело своего спутника. Ты понимаешь, что в таком случае нам было бы опасно, даже вместе с Оджали, селиться в таком соседстве.

– Ты, видно, хорошо знаешь привычки обитателей джунглей?

– Все мое детство прошло в этом месте. Мой отец был укротителем пантер. Привлеченный рассказами о Долине трупов, он поселился на Цейлоне. Здесь мы охотились на тигров, пантер, чтобы получить премию правительства, или же брали детенышей, которых затем продавали факирам и фокусникам. Бывали годы, когда мы набирали до двухсот малышей, и все-таки здесь найдутся еще такие места, откуда вряд ли выйдешь живым, – столько там встречается хищников даже днем.

– Какая опасная жизнь! Как это вас тут не съели еще?

– Мы забирали детенышей, когда мать уходила на охоту, да и нельзя иначе. Помню, как один раз, когда мы уложили в мешок трех маленьких черных пантер, в возрасте двух недель, мы услышали, что мать нежным ворчанием дает знать о своем возвращении. Малыши отвечали ей из мешка… Времени терять было нельзя, иначе мы погибли бы. Мы стояли у самого баньяна[30]. Отец сделал мне знак, и мы взобрались на дерево. Мы не бросили нашей добычи, но детеныши почуяли мать и принялись мяукать и бесноваться, как чертенята. Мать услыхала их крики и скоро заметила нас, несмотря на то, что нас было трудно разглядеть среди густой листвы. Она прыгнула к дереву. Мы взобрались на ветки повыше. Она полезла за нами, и пропасть бы мне, не успей отец с необыкновенной ловкостью отрубить ей одну из передних лап. Она свалилась сначала с дерева, но у нее хватило сил взобраться опять. Продвигалась она, однако, очень медленно, и отец отрубил ей вторую лапу. На этот раз у нее не хватило сил лезть наверх, и она, стоя на задних лапах, прислонилась к дереву, где были ее малютки, и угрожающе завыла. Нам пришлось прождать несколько часов, пока от потери крови она совсем обессилела. Однако она по-прежнему держалась около дерева, и мы, не смея спуститься по стволу, спускались по одной из нижних веток. Когда она увидела нас убегающими, то, собрав последние силы, бросилась за нами, несмотря на искалеченные лапы. На полдороге она упала, и отец ударом топора прекратил ее мучения.

– У вас не было ружья?

– В то время ни один туземец на Цейлоне не мог иметь ружья.

– Как же вы охотились на взрослых животных?

– Мы рыли ямы в тех местах, где ходит много этих зверей, и покрывали ветками, а потом, когда они попадали туда, убивали их кольями. Здесь в джунглях найдется тысячи две таких ям, вырытых отцом и мною за двадцать лет.

– Вы только одни занимались этим промыслом на Цейлоне? – спросил Барнет, в высшей степени заинтересованный этим разговором.

– Да, одни, и нас поэтому прозвали раджами джунглей. Почти все сингалы владеют полями, которые обрабатывают. Земля плодородная, и они живут счастливо и в достатке. Такая жизнь не делает человека мужественным, и ни один из них не посмеет провести даже одну ночь в джунглях. Они прозвали это место Долиной смерти, хотя никто из них не подвергал себя здесь опасности и немного тут найдется человеческих останков… Отец мой умер, оставив нам с братом небольшое состояние, и я бросил свое ремесло, потому что им опасно заниматься одному, а младший брат еще не в силах вынести трудности такой жизни.

– Не во время ли резни в Гаурдвар-Сикри погиб твой отец?

– Да, – отвечал индиец, и глаза его сверкнули дикой ненавистью. – Он хотел окончить свои дни в родном городе и нашел там страшный конец, ибо что может быть подлее, как убить старика семидесяти пяти лет? Ни один из его родственников не участвовал в восстании, а я примкнул к нему только после этого ужасного дела, и ничто не может извинить совершивших это преступление. Есть два человека на свете, которых я поклялся убить, и я последую за ними на их родину, если не смогу расправиться с ними здесь, – это майор Кемпуэл, старший комендант Гаурдвара, и капитан Максуэл, который командовал этим ужасным избиением. Если бы Сердар не приехал на Цейлон, где ему нужна моя помощь, я был бы вместе с братом в эту минуту среди индийцев, осаждающих крепость. Как только мы ступим на Большую землю, я тотчас поспешу туда. Сердар обещал замолвить за меня слово Нане Сахибу, чтобы этих двух людей выдали мне.

– Разделим их между собой, – живо перебил его Барнет, – Максуэла отдай мне, у нас с ним старые счеты, и я хочу предложить ему хорошую дуэль по-американски: карабин в руке, револьвер и охотничий нож у пояса, и вперед!

– Нет! С такими людьми не может быть дуэли, – мрачно сказал Рама, – только медленной смертью могут они искупить свои преступления.

– Постой! Постой, Рама! – отвечал запальчиво Боб. – Мои счеты с ним начались за два года до восстания, когда этот негодяй выгнал меня из моего дворца в Ауде, а поэтому преимущество на моей стороне. Впрочем, ты можешь быть уверен, что я не пощажу его, и, если случайно он убьет меня, ну что ж, у меня останется утешение, что ты отомстишь за меня… Согласен?.. Мне Максуэла?

В эту минуту послышался голос Сердара, звавшего Раму, что и избавило его от ответа на вопрос генерала. Оджали вдруг бросился вперед и исчез за скалой.

– Мы пришли, не так ли? – спросил Сердар охотника за пантерами. – Это, кажется, та самая пещера, о которой ты говорил, и откуда друг наш Боб еле выбрался.

– Это она, я узнаю ее, – воскликнул генерал.

– Мне кажется, Сахиб, – отвечал Рама, – мы можем здесь поселиться на все время, какое ты найдешь нужным. Если я не ошибаюсь, шакалы вычистили помещение.

Предположения охотника сбылись полностью. В пещере не осталось ни малейших следов носорога. Животные стащили в кусты все до последней косточки. Оджали был, видимо, поражен исчезновением своего врага и, глухо ворча, поглядывал на джунгли, как бы опасаясь, что тот вернется назад и снова начнет битву.

Сердар решил отдохнуть в пещере до следующего утра с тем, чтобы рано на рассвете обсудить дальнейшие действия.

Оджали было приказано лечь поперек входа в пещеру и оберегать сон товарищей, чтобы уставшим людям не дежурить по очереди. Одного присутствия слона было достаточно, чтобы держать хищников на расстоянии. Сделав распоряжения, Сердар собрал охапку сухих листьев, положил их в углу и улегся на них. В течение целой недели с тех пор, как он прибыл на остров, он не спал ни одного часа, и если держался на ногах, то лишь благодаря своей железной воле.

Нариндра и Сами тотчас же последовали его примеру и спустя несколько минут уснули. Однако у Барнета были свои собственные идеи относительно распорядка дня. Он был убежден, что не следует ложиться спать на пустой желудок. Поэтому Боб развел костер из сухих веток. Поддавшись на его уговоры, ему помогал Рама. На этот раз уток на самодельном вертеле заменил молодой олень, и оба гурмана признались друг другу, что это еще лучше.

– Утки отдают иногда болотом, что не всем может прийтись по вкусу, – подводя итог, прибавил Боб.

30

Баньян – название двух индийских видов фикусов огромных размеров с воздушными корнями, служащими подпорками для мощной кроны.