Пожиратели огня

Расположившись на обломке скалы, наши приятели принялись обсуждать свое положение. Решено было немедленно двинуться к месту взрыва и освидетельствовать состояние обвала. Мул был нагружен всеми необходимыми орудиями для производства раскопок, и в сердцах этих обездоленных людей шевельнулась надежда: быть может, обвал не столь серьезен, чтобы четверо энергичных людей не могли проложить себе путь при усердной работе в течение нескольких часов или даже нескольких дней.

При проверке съестных припасов оказалось, что их могло хватить дней на десять, не считая нескольких десятков фунтов сухарей, которые решено было предоставить обоим животным; с последними постановлено было покончить только в случае величайшей крайности.

Им не грозили также мучения жажды, так как, не считая пяти или шести ящиков бренди, находившихся в запасах почтенного мистера Джильпинга, свежая, чистая вода светлыми, тонкими струйками сбегала со сводов подземелья, и ее можно было собирать в сосуды для питья.

Оба животных тотчас получили свой рацион сухарей и были напоены досыта водой, а наши друзья, закусив мясными консервами и знаменитым честером, пустились в обратный путь.

Не прошло четверти часа, как раздался новый взрыв, слабее первого.

— Негодяи! — вскричал Джильпинг. — Они решили погубить нас во что бы то ни стало. Они взорвали почву в другом месте, чтобы образовался не один обвал, а целых два.

— Все равно, идемте вперед! Будь что будет! — отвечал Оливье.

И друзья продолжали путь.

Это новое доказательство беспощадности «невидимых» врагов графа только возбудило энергию и решимость четверых спутников преодолеть во что бы то ни стало все воздвигаемые на их пути препятствия. Правда, Оливье боролся за себя, за свои собственные интересы, и это было естественно. Лоран и Дик готовы были бороться до последнего издыхания, один — за своего обожаемого господина, порученного его попечению, другой — за внука спасителя его отца. Но Джон Джильпинг, попавший совершенно случайно в эту передрягу, совершенно чуждый всякого интереса в этой страшной драме, являлся положительным героем. Он примирился с данным трагическим положением с холодным стоицизмом настоящего англичанина. Не следует, однако, приписывать эти чувства его благородной, рыцарски великодушной натуре, так как предоставь ему выбор — он, вероятно, не шевельнул бы пальцем для спасения Оливье и ни за что на свете не вмешался бы в историю, которая его не касалась. Нет, им руководила мысль о британском престиже, о чести британского имени перед лицом двух французов и канадца, которых он в душе считал неизмеримо ниже себя только потому, что не имели чести быть природными британцами.

Ему казалось, что британский леопард и галльский петух стоят лицом к лицу в данный момент и британский флаг вьется у него над самой головой, что целая Англия с гордостью взирает на него, требуя, чтобы он не посрамил английского имени. Этот забавный псалмопевец и проповедник, этот член евангелического общества черпал в сознании, что он англичанин, ту силу и смелость, какую другие черпают только в своих высоких душевных качествах.

И почти все англичане таковы. Этим объясняется, что эти грубые, себялюбивые эгоисты, эти лицемеры, мистики и пьяницы при случае проявляют примеры истинного героизма и мужества, побудительные причины которого всегда чисто национальные — английские, а не общечеловеческие.

Для всякого истинного англичанина человечество начинается и кончается там, где начинается и кончается Англия; все остальные народы, по их мнению, люди низших рас, которых Англия вправе эксплуатировать, кромсать на куски, давить и угнетать по своему усмотрению.

Англия никогда не жертвовала собой ради другого народа, и ни один англичанин никогда не пожертвовал собою ради другого человека; этот свирепый, черствый эгоизм — сила, которая ломает все на своем пути.

После двухчасовой ходьбы наши пионеры дошли до первого обвала.

Действие взрыва было ужасно. Стены и своды подземелья были буквально разрушены, и громадные обломки их совершенно завалили проход. Джон Джильпинг осмотрел это разрушение с видом знатока и покачал головою, говоря:

— Здесь не пройдешь!

— Так что же нам делать? Неужели умирать? — спросил Оливье.

— Я этого не говорю… Но посмотрите, какой ужасный взрыв!.. Нам нужно посоветоваться. Пусть каждый выскажет свое мнение.

— Первым по обычаю подает мнение младший, — сказал Оливье. — Поэтому я прямо говорю: я не вижу никакого средства!

— Ваше мнение, мистер Лоран?

— Я… я одного мнения с графом.

— Ваше, мистер Дик?

— О, у меня одна надежда на Виллиго. Он догадается и выведет нас как-нибудь отсюда. Он созовет своих воинов и отроет обвал.

— Ну, а если Виллиго убит? — спросил Оливье.

— Я не допускаю этого, — отвечал Дик. — Я уверен, что он спасется, если уже не спасся. Ведь против него действуют только дундарупы.

— Но как же нагарнуки нас отроют?

— Не знаю как, но уверен, что сумеют.

— А сколько, по-вашему, понадобится на это времени?

— Не знаю.

— Если несколько недель, то что мы будем делать?

— У нас провизии достанет на десять дней. Убавим порции наполовину, вот мы и обеспечены на двадцать. Только уж животными придется пожертвовать.

— А мой верный пес?! — вскричал Оливье. — Бедный Блэк!

— Успокойтесь, граф, — обратился к нему Дик. — Я уверен, что до этого не дойдет. Избавление придет гораздо раньше. Что-то говорит мне, что наш последний час еще не настал! Таково мое внутреннее убеждение, и я ему верю!

XV

Пришла очередь Джона Джильпинга сказать свое мнение.

Во время разговора Оливье с Диком он что-то сосредоточенно обдумывал, потом встал, попросил у Лорана на время фонарь и прошелся несколько раз по подземелью.

Кончив осмотр, он подошел к графу и сказал улыбаясь:

— Теперь моя очередь, граф, сказать свое мнение! — Затем продолжал, возвышая голос и обращаясь ко всем: — Я полагаю, джентльмены, что нам не понадобится помощь нагарнуков: мы гораздо раньше выберемся на свет!

Все три пионера недоверчиво взглянули на проповедника и потом переглянулись между собою, как бы спрашивая друг друга, в своем ли он уме. Англичанин заметил произведенное им впечатление и сказал:

— Я сейчас вам все это объясню! — и передал им результат своих наблюдений.

Дело в том, что он заметил в стенах прохода множество трещин, которые вели в какие-то боковые ходы, по всей вероятности составляющие разветвление главного и сообщающиеся между собою. Углубившись в эти ходы, можно было дойти до пещеры, в которой путники отдыхали утром. Последнее было тем вероятнее, что в пещере Джильпинг заметил, кроме трех главных, еще несколько меньших отверстий.

Внимательно выслушав заключение геолога, Оливье сказал:

— Следовательно, мистер Джильпинг, если замеченные вами боковые ходы сходятся в пещере, то вы полагаете, что мы спасены?

— Именно так, граф!

— Следовательно, мы вполне можем считать вас своим спасителем.

— Не меня, не меня… Это все наука; лишь ею руководился я при своих выводах; только она одна и могла нам здесь помочь.

— Пусть так, мистер Джильпинг, но вы здесь ее представитель, через вас она нас спасает! Примите же нашу сердечную благодарность!

Лоран и Дик молчали, с нескрываемым восторгом глядя на англичанина.

Джон Джильпинг, видимо, наслаждался своим торжеством. В упоении он затянул псалом, потом, не удовольствовавшись пением, достал кларнет и начал играть. Звуки гулко раздавались под темными сводами, и на этот раз фигура проповедника была уже не смешна, а только оригинальна.

Впрочем, великое и смешное постоянно перемешиваются во всяком англичанине.

В то время когда Оливье с некоторым недоумением смотрел на своего странного спутника, до слуха донесся странный шум, как бы далекий собачий лай.