Страница 135 из 136
Рано утром к нему вбежал Кузьма с радостной вестью, что видны Черные всадники; через полчаса они должны быть в монастыре!
— А, — радостно воскликнул Иванович, — значит, мы спасены!.. — И вместе с Холлоуэем он поспешил на полуобрушившуюся стену, чтобы насладиться отрадным зрелищем приближения своих союзников.
Но здесь им представилось странное зрелище: с того места, где они находились, перед ними развертывалось громадное пространство степи, верст на десять, и по этой зеленой равнине стройно двигался отряд всадников, в которых по черным покрывалам, окутывавшим их головы, нетрудно было признать Черных всадников. Отряд двигался довольно быстро по направлению к монастырю, но был еще довольно далеко. А на расстоянии какой-нибудь версты мчался во всю мочь табунщик, и за ним как будто гнались двое Черных всадников, стараясь отрезать ему путь.
— Ведь это посланный от Черни-Чага, — сказал Кузьма про табунщика. — Я его признаю… и коня также…
— Но почему бы Черным всадникам гнаться за ним? Неужели это какое-нибудь недоразумение?
Всецело поглощенные тем, что происходило на их глазах, находившиеся на стене монастыря не имели даже времени основательно обсудить интересовавший их вопрос. Табунщик быстро уходил от своих преследователей, и вскоре стало ясно, что Черным всадникам не нагнать его. Тогда, убедившись в бесполезности своих усилий, они прекратили погоню и вернулись к остальному отряду.
Между тем табунщик, словно ураган, ворвался в монастырскую ограду и вручил Ивановичу конверт, который он держал в зубах во все время погони, вероятно, чтобы в случае, если его настигнут, успеть проглотить его.
Иванович развернул записку и вдруг страшно побледнел.
Черни-Чаг писал ему: «Князь Свечин и граф, очевидно предупрежденные кем-то, не захотели переночевать у меня и, пробыв самое короткое время, направились в лагерь Черных всадников. Хашим-баши — изменник и предатель… Бегите!»
— Бежать, — с негодованием воскликнул Холлоуэй, — нет! Смерть изменникам и горе вам, Иванович, если вы думаете, что эти люди оставят вас в покое!.. Ведь это борьба не на жизнь, а на смерть!
Иванович колебался.
Холлоуэй с презрительной усмешкой наблюдал за своим сообщником: ему хотелось убедиться, будет ли Иванович настолько подл, чтобы покинуть его здесь одного.
Между тем Черные всадники неслись теперь уже во весь опор, и через пять минут бежать будет поздно.
Бледный как смерть и не произнеся ни слова, Иванович, не глядя на своего сотоварища, направился к лошади табунщика, внутренне сознавая всю низость своего поступка.
Но Холлоуэй предупредил его: одним прыжком он очутился подле благородного животного и, приставив дуло пистолета к его уху, одним выстрелом уложил скакуна на месте, затем, наведя пистолет на ошеломленного Ивановича, презрительно проговорил:
— Ни слова, ни движения, или вы мертвы! А, так вы хотели оставить меня одного! Я положительно не знаю, что меня удерживает поступить с вами точно так же, как с этим неповинным животным: это было бы прекрасным средством примирения с теми, кто теперь идет на нас. Но не бойтесь, я не способен на подобную подлость… Еще несколько минут, и Черные всадники будут здесь. Идемте, я вам покажу, как следует отстаивать свою жизнь, а в случае надобности уметь умереть.
— Ну, если так, то будет по-вашему! — воскликнул Иванович. — Будем защищаться! Во всяком случае наше дело еще не совсем потеряно!
В этот момент Холлоуэй остановился.
— Пусть только они потеряют хладнокровие, — пробормотал он, — пусть забудут осторожность, и тогда они в нашей власти!
С этими словами он схватил свое ружье и, положив ствол на камни полуразрушенной ограды, выстрелил.
— Попал! — воскликнул он торжествующим голосом.
И действительно, один из Черных всадников закачался в седле и затем вдруг упал на землю.
Крик бешенства огласил воздух, но отряд не остановился для оказания помощи раненому, а, напротив, с быстротой вихря понесся к монастырю.
— Ну, а теперь живо в подземелье! — крикнул Холлоуэй, и Иванович быстро последовал за ним. Не успели они скрыться в дверях храма, как в ограду ворвались Черные всадники и мигом заняли весь двор.
В одну минуту они спешились; табунщик, присланный Черни-Чагом, спрятался в обрушившейся башне. Только один Кузьма остался посреди двора.
Хашим-баши набросился на него и, приставив дуло своего пистолета к груди, закричал:
— Отвечай сейчас же, кто здесь стрелял?
— Товарищ Ивановича, — запинаясь, как бы с трудом выговорил Кузьма, притворяясь, будто он едва держится на ногах от страха.
— Где они? — продолжал допрашивать Митька.
— Я не знаю!
— Ну, брат, я не стану повторять тебе трижды свой вопрос! — заревел атаман, взводя курок своего пистолета.
— Там… они там, — пролепетал Кузьма, — в подземельях пещерной церкви!
— Я так и думал! — засмеялся Хашим-баши, которому эти места были хорошо знакомы. — Эй, Лобанов, захвати своих молодцов и скачи к выходу, знаешь? Ты мне ответишь головой, если там проскользнет хоть один мышонок! Живо!
В одну секунду человек пятнадцать Черных всадников вскочили на коней и понеслись в степь.
— Ну, а теперь за мной, в подземелье! — крикнул снова атаман. — Они, должно быть, еще недалеко… Не дадим им времени укрыться в каком-нибудь тайнике!
Как и предвидел Холлоуэй, его дерзкий выстрел взбесил врагов, лишив их всякой осторожности.
У каждого Черного всадника имелся при себе фонарь: в одну минуту все эти фонари были зажжены, и подземелье осветилось, как днем. Черные всадники побежали гурьбой и очутились в большой зале, из которой подземная галерея расходилась в две разные стороны.
— Стой! — крикнул атаман. — Здесь нам надо разделиться: одни пойдут с князем направо, другие…
Он не успел договорить, как страшный взрыв оглушил всех подобно тому, как это было там в далекой Австралии, в кра-фенуа. Фонари разом загасли, и сильный ток воздуха пронесся по подземелью, опрокинув на землю всех находившихся здесь людей.
Но в следующий же момент раздался голос атамана:
— Друзья, кто-нибудь ранен?
— Нет! Нет! — послышалось со всех сторон.
— Эти негодяи подготовили нам злую ловушку; нам следовало ожидать этого. Но, благодарение Богу, беда нас миновала!
Фонари снова зажгли, и тогда можно было убедиться, что все отделались только испугом.
— Нужно посмотреть, не устроено ли еще чего! — проговорил атаман. — Подождите меня! Я сам посмотрю! — И он направился по галерее, ведшей вправо. Не прошло и нескольких минут, как оттуда послышался его голос; сперва какие-то восклицания, а затем громкий зов. Несколько человек бросились к нему, и глазам присутствующих предстала столь ужасная картина, что ее трудно даже передать словами. Вся стена, на которую указал атаман, была облеплена клочьями еще трепещущего человеческого мяса, а на полу лежали две головы, оторванные от корпуса, полураздавленные и расплющенные; по ним еще можно было узнать Ивановича и Холлоуэя.
— Возмездие свершилось, — промолвил мрачно граф Оливье голосом, дрогнувшим от волнения. — И руки наши не обагрились кровью этих несчастных! Хвала небу!
По приказанию князя Свечина останки преступников были преданы земле тут же в ограде монастыря.
Нескольких слов достаточно, чтобы разъяснить ужасную развязку этой печальной драмы.
Когда Иванович заручился поддержкой Черных всадников еще до свидания атамана с князем Свечиным, трое из людей этой шайки были отправлены в степь, чтобы оповестить сторонников Невидимых о предстоящем собрании Невидимых в стенах монастыря. Но в то же время, повинуясь своему инстинкту закоренелых грабителей, они распространили слух о новом набеге Черных всадников, заранее зная, что, согласно установившейся в степи привычке, каждый сколько-нибудь зажиточный человек поспешит зарыть все свое наиболее ценное имущество где-нибудь в потаенном месте. Оповестив о приближении Черных всадников, один из посланных оставался в засаде и выслеживал, в каком месте зарывались сокровища, после чего все трое в ночное время возвращались и вырывали клад.