Песчаный город

— Во всяком случае мы приготовимся хорошенько их принять.

Эль-Темин приказал Кунье предупредить негров и при первой тревоге выставить их вперед.

Приближались к месту, указанному Бен-Абдой, и начальник уже полагал, что мавр сделался жертвой обмана, — как вдруг пятнадцать туарегов на маленьких суданских лошадях выскочили из-за бугра и устремились на путешественников копьями вперед.

Но в ту же минуту раздался крик:

— Ата! Ата!

Это Кунье собрал своих людей и повел их вперед. Прежде чем туареги, думавшие, что имеют дело с простыми купцами, опомнились от удивления, послышался новый крик:

— Тасма! (стреляй!)

Одиннадцать выстрелов из карабина раздались немедленно с механической точностью, и семь нападающих упали на песок.

Барте и доктор подъехали к эль-Темину, и все трое с револьверами в руках готовились отражать нападение. Мавры были теперь позади верблюдов.

Туареги храбры, и по прошествии первой минуты изумления, восьмеро оставшихся устремились вперед, чтобы отомстить за своих товарищей.

Но у негров Кунье были превосходные карабины, и громкий голос их начальника раздался опять:

— Ассуе! (целься!) Тасма! (стреляй!)

Второй залп убил еще пятерых; туареги, поняв, наконец, что борьба неравная, потащили с собой лошадей своих мертвых или раненых товарищей. Когда они повернули за бугор, из-за которого выехали, к ним присоединилось шесть верблюдов, на которых сидели женщины. В одно мгновение шайка, значительно уменьшенная, исчезла по направлению к югу за буграми.

Когда караван прибыл на место, где пали туареги, эль-Темин и доктор, из чувства человеколюбия, хотели посмотреть, нет ли раненых, которым можно помочь.

— Эмир! Оставьте этих собак, — сказал эль-Темину Бен-Абда, — не успеем мы и повернуться, как те, которые убежали, явятся поднять тела своих товарищей.

— В самом деле, — сказал Барте, — всякий правоверный должен быть похоронен ногами к Мекке, и тот, кто забудет оказать этот последний долг своему брату, будет также лишен священного погребения.

Доктор рассмотрел всех туарегов и сказал эль-Темину:

— Какие ужасные раны! Ни один не прожил и двух секунд после выстрела; они все были убиты в голову и грудь разрывными пулями.

— Вот уже четыре года, как Кунье обучает своих подчиненных; каждый может попасть в цель на расстоянии двухсот шагов.

Караван благополучно продолжал путь. Разбойники, напавшие на них, без сомнения, 'составляли отдельную шайку, а племя их, вероятно, было далеко, потому что караван без всяких приключений кончил свое путешествие.

В самом деле, на третью ночь, с той точностью, с какой правильный ход верблюда позволяет рассчитать расстояние, путешественники прибыли к тому таинственному городу, который возвышается среди страшной пустыни и существует только провизией, привозимой караванами, и из которого изгоняется всякий иностранец, не исповедующий магометанской веры. Минареты храмов резко отделялись от неба, посеребренного луной, а дома неравной вышины, между которыми играл лунный свет, представляли странный контраст среди обширной равнины, в которой выстроен этот фантастический город.

Когда Бен-Абда, протянув руку по направлению к городу, первый вскрикнул: «Тимбукту! Тимбукту! «, эль-Темин и его спутники вздрогнули. Но их волновали весьма различные чувства.

Для эль-Темина это был успех всей первой части плана, придуманного им так старательно; он был вне себя от радости. Если даже та часть, которая еще не исполнена, была гораздо опаснее, то энергия путешественников не будет уже тратиться на бесплодную борьбу с зноем солнца и с неожиданными случайностями… Смелый и удачный шаг, и все кончится; или через двое суток весь караван будет убит, или, укрывшись на «Ивонну», спокойно поплывет по Нигеру.

Для Барте это было исполнение священного долга: он увидит место, куда четыре года тому назад дал торжественную клятву вернуться.

Что касается доктора, то он был храбр и не щадил себя во все время пути; ему мало было нужды до предстоящих опасностей, он решил пожертвовать своей жизнью, — но иногда он внутренне возмущался тем, что его не удостоили посвятить в конечную цель путешествия; поэтому прибытие в Тимбукту радовало его в том отношении, что оно рассеет тайну, беспокоившую его два года.

Хоаквин продолжал оставаться достойным наследником Барбозов и курил целый день, не говоря ни слова, не заботясь ни о чем.

Оба мавра в своих мечтах видели уже себя возвратившимися в Танжер и получающими денежную награду.

Для Кунье и негров было решительно все равно где быть: они находились со своим господином, и этого было достаточно для их честолюбия.

В полумиле от Тимбукту эль-Темин велел каравану остановиться.

— Лучше въехать в город на рассвете, — сказал он своим друзьям.

— Как вы думаете, — спросил Барте, — могла ли «Ивонна» прибыть на Кабру?

— Мы это скоро узнаем.

В эту минуту, как будто случай соединил ответ с вопросом, вдали послышался голос, повторявший припев песни нигерских лодочников:

«Небесный свод — лучшая кровля, защищающая землю во время ночи, царицы теней».

— Это он, — сказал, вздрогнув, эль-Темин. Кунье тотчас ответил, запев громким голосом: «Земля — лучшая постель, солнце — лучший светильник».

Незнакомец продолжал:

«Тот, кто предан Темину, не боится смерти».

— Это он, это Йомби, — воскликнул эль-Темин вне себя от радости. — Я приказал ему, как только шхуна придет в верхний Нигер, отправиться в Тимбукту и ждать нас там; но каким образом мог он так скоро узнать о нашем прибытии?

В эту минуту верный негр подошел к каравану. Он бросился к ногам Барте, своего господина, и обнял его колено, плача от радости; потом, вытерев глаза своими огромными кулаками, приподнялся и ждал, чтобы его расспросили.

— Где «Ивонна»? — тотчас спросил эль-Темин.

— В гавани Кабра.

— На каком расстоянии отсюда?

— Три часа ходьбы.

— Все ли было благополучно?

— Все! Но так как мы не могли идти по Нигеру на парусах, то все короли, вдоль реки, увидев паровое судно, присылали к нам лодки с приказанием немедленно отдать им эту шхуну, которую мы наверно украли у белых.

— А что ответил Туаре?

— Капитан отвечал всем, что если они вздумают приблизиться к его судну, он отправит их на дно реки. И чтобы показать им, как он это сделает, он велел выстрелить картечью в лодку, находившуюся впереди других, и она разлетелась в куски со своими двадцатью пятью гребцами.

— Я узнаю Туаре, — сказал эль-Темин, одобрительно засмеявшись. — По крайней мере, в Кабре оставляют ли вас в покое?

— Да, но Туаре думает, что это спокойствие скрывает обширный заговор всех прибрежных владельцев с жителями Тимбукту. Когда мы пришли, двадцать дней тому назад, султан тимбуктуский прислал требовать подарков; капитан дал ему таких чудесных, что он пришел в восторг, но зато потом каждый день присылал за новыми. Наконец, и он также потребовал судно, под тем предлогом, что так как мы все негры, как его киссуры, то его подданные не должны иметь судов лучше, чем у государя.

— Что же ответил Туаре?

— Капитан велел ему ответить, что его матросы и он свободные граждане Либерийской республики, и что следовательно не обязаны ему повиновением; но если судно нравится ему, то пусть он попробует его взять… Султан, раздраженный этими словами, велел вооружить пятьдесят лодок и послал их против «Ивонны». Две гранаты, пущенные в них в ту минуту, когда они отчаливали от берега, разогнали всех…

— Этот дьявол Туаре всегда таков, — продолжал эль-Темин, все более и более оживляясь, — что же вышло потом?

— Султан предложил мир, существующий уже неделю… Он долго не продолжится, но капитан предупрежден.

— Кем?

— Мною. Чтобы лучше исполнить приказания, отданные мне вами, я купил осла в Яури, где нас приняли прекрасно, навьючил на него товары с «Ивонны», съехал на берег, в одну ночь пешком пришел в Тимбукту, где все приняли меня за купца из Дженне, снабжающего провизией Песчаный Город. Продавая мой товар, я прислушивался к толкам, не говоря ни слова, и таким образом узнал, что против «Ивонны» что-то замышляют, но не решаются, потому что боятся ее пушек и хотят завладеть ею неожиданно. Вчера один марабут отправился туда шпионить. Пять минут спустя его тело качалось на рее.