Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 20 из 26

Фроле с радостью взялся за это дело и тотчас же отправился к старому советнику Кассационного суда, отцу обвиняемого, которому и сообщил о том поступке, в котором обвиняется его сын, не преминув довести до его сведения и последствия, какие имел бы для Поля де Марсэ отказ семьи уплатить эту сумму в миллион пятьсот тысяч франков банкирам, владельцам этого чека. Их клиент, Эммануил де Кастро отказался принять на свой счет указанную сумму, в виду подложности подписи, имеющейся на бланке чека.

Прежде, чем предъявить ему претензию, банк Евсебио Миранда и К0 подверг документ экспертизе, которая, признав грубую подделку подписи де Кастро на бланке чека, тем самым устанавливала небрежность кассира, уплатившего всю сумму, и ответственность банка перед его клиентом, Эммануилом де Кастро.

Узнав об этом, де Марсэ-отец думал сначала, что его мистифицируют, ко Фроле показал ему чек и так уверенно говорил о деталях этого дела, что несчастный отец должен был поверить очевидности, и просил только отсрочки на один месяц, чтоб рассчитаться. Но, несмотря на все его просьбы, ему удалось добиться отсрочки лишь на сорок восемь часов. Тогда он послал экстренно вызвать своего сына, который был в суде и по окончании заседания поспешил на зов отца.

— Ах, несчастный, что ты наделал?! — вскричал бедный отец, увидев его.

— Объясните, ради Бога! Вы меня пугаете, отец!

— Разве ты не получил вчера утром миллион пятьсот тысяч франков по чеку у португальского банкира Евсебио Миранда?

— Как, вы знаете?!

— Отвечай!

— Да, отец, карточный долг! Я совсем потерял голову и увлекся игрой.

— До того, чтоб сделать подлог, несчастный!

— Подлог! Что вы говорите? Ведь сам же Эммануил де Кастро предложил мне необходимую сумму, которую я, действительно, и получил у Евсебио Миранда по его чеку.

— Ты клянешься мне?

— Я, отец, не лучше, чем три четверти мужчин нашего круга, которые готовы пожертвовать всем ради своих удовольствий, но я никогда не запятнал своей чести и не лгал!

— Уф! Гора с плеч! Надо думать, что это Фроле преувеличил важность этого дела для того, чтобы…

— При чем тут Фроле, отец? — прервал его молодой человек.

— А притом, что он приходил сюда сказать, что против тебя будет подана жалоба по обвинению в подлоге, если миллион пятьсот тысяч франков не будут уплачены Евсебио Миранда в продолжение сорока восьми часов.

При этих словах Поль де Марсэ побледнел, однако, еще не понимал всего ужаса страшной действительности.

— Подлог! Я сделал подлог! Это невозможно, отец!

— О! Надеюсь, что это невозможно! О! О Де Марсэ… и подлог! — И старик разразился нервным смехом. — Негодяй, — продолжал он, — хотел одурачить нас. Но я пойду к де Вержену, и его уволят тотчас же… Ну, мой сын, расскажи-ка, как все это произошло!

— А очень просто, отец…

Но вместо того, чтобы продолжать, молодой человек вскрикнул и закрыл лицо руками… Теперь он начал понимать ужасную действительность.

— Нет! Нет! — вскричал он, — Эммануил не способен на подобное злоупотребление доверием: это было бы чудовищно!

— Что ты хочешь сказать? — спросил отец. — Умоляю тебя, не оставляй меня в этом ужасном положении неизвестности!

Поль немного успокоился и откровенно рассказал отцу все, что произошло, начиная с его прибытия в отель Д'Альпухары и до сцены на другой день у Эммануила де Кастро.

Пока его сын рассказывал, старый советник понемногу овладевал собой, и по мере того, как рассказ подвигался вперед, ему становилось ясно, что необходимо собрать всю свою энергию, чтобы отпарировать тот ужасный удар, который хотели нанести его сыну.

— Поль, — уверенно сказал он, когда сын его окончил рассказ, — боюсь, что ты сделался жертвой гнусного заговора!

— О! Я уже об этом подумал, отец: но смотрите, как мало логики во всем этом. Для того, чтобы мстить подобным образом, нужно иметь весьма веские причины для ненависти против кого-нибудь. Ничего подобного нет между мной и Эммануилом де Кастро, наоборот, у нас имеются лишь доказательства дружеских отношений. Подобный образ действий мог бы быть понятен только при желании делать зло просто из любви к нему, но в наш век так не делается, отец.

— Я в самом деле не вижу, почему эти португальцы стараются тебя погубить, однако, должен тебе сообщить нечто важное… настолько важное, что заставляет меня содрогнуться, так как, если не ошибаюсь, это служит очевидным доказательством, что тебя завлекли в западню.

— А это нечто, отец? О, как вы мучаете меня вашим молчанием!

— Ну, хорошо: это присутствие вчера вечером твоего друга Эммануила де Кастро в опере.

— Вас обманули, отец, он не мог встать с постели из-за своей раны!

— Я говорю вовсе не с чужих слов: я сам его видел.





— В таком случае он был с перевязанной рукой!

— Ничуть не бывало!

— Здесь кроется какая-то ошибка, это невозможно! Мало зная их, вы приняли старшего брата за Эммануила…

— Это еще возможно, но есть средство решить этот вопрос — это отправиться в отель де Кастро.

— Я хотел предложить это вам, отец, моя карета готова уже.

Несколько минут спустя они с удивлением узнали, что оба португальца отправились в путешествие на несколько месяцев.

— Как! Несмотря на рану Эммануила де Кастро? — спросил Поль де Марсэ.

— Вы ошибаетесь, — отвечал слуга, принявший их, — господин Эммануил де Кастро совершенно здоров, как вы и я, и никакой раны у него нет!

Несчастный заместитель прокурора не знал, что и подумать, слыша все это.

— Нет раны! — повторил он машинально. — Но тогда!..

— Тогда, мой дорогой сын, — с достоинством проговорил старый советник, — ты стал жертвой аферы международных авантюристов, которые теперь подло скрылись, чтоб у них нельзя было потребовать отчета в их действиях… Когда приходится иметь дело с подобными людьми, то им только платят, не вступая в пререкания… Подожди, мой сын… завтра эти люди получат деньги.

— Милостивый государь, — сказал в это время человек, который их принимал, — не разрешите ли вы мне сказать вам пару слов по секрету?..

— Слуга этих…

— Я вовсе не слуга их.

— Так кто же вы?

И старый советник заметил, что, благодаря своему нервному состоянию, он не разглядел, что незнакомец выглядел весьма солидным и изящным господином.

— Я — первый секретарь при португальском консульстве.

Старик раскланялся и прошел в маленький кабинет, который указал ему собеседник. Когда он вышел, то был страшно бледен и держал спрятанный под сюртуком какой-то предмет, которого его сын не мог видеть.

— Что с вами, отец? — спросил молодой человек, энергия которого еще не ослабела, благодаря клокотавшему в нем бешенству…

— Ничего, сын мой! Я только убедился, что эти люди способны на все… Не заботься ни о чем, я беру на себя найти необходимую для уплаты сумму!

— Я должен герцогу Дампнар лишь один миллион, отец, у меня оставалось пятьсот тысяч франков, которые я предназначал на другую надобность и которых не трогал. Я вам их пришлю!

— Хорошо, мой сын, остальное будет еще легче достать. Теперь я должен тебя просить кое о чем: мне нужно кое-куда съездить… одному.

— И вы хотите, чтобы я вам предоставил свою карету? Старик сделал утвердительный знак.

— В котором часу я вас увижу, отец?

— Приходи не раньше, как завтра утром, я думаю, что смогу тогда тебе сообщить приятную новость, что ты уже вне опасности.

Старик помчался скорей домой, он спешил узнать, что заключал в себе маленький пакет, который ему передал секретарь посольства в качестве оставленного для него умирающим.

Едва он вскрыл его, как тотчас же с глухим стоном выпустил из рук.

— А! — вскричал он. — Это месть… — Затем, придя в себя, добавил тихим голосом: — Нет, это пробил час суда!..

Пакет заключал в себе обыкновенную визитную карточку, большого формата, как следовало по моде, на которой было два имени и следующая надпись: — Помни же!

КАРЛ ЛЕФЕВР