Страница 11 из 73
— Пусть очистят зерна, — потребовал флейтист.
Оба других жреца вывели ослов с гумна, и наступила очередь веяльщиц приступать к работе.
Исполнив свою миссию, они наполнили мешки и положили их на спину ослов.
— Пусть слуги Сета отвезут Осириса на небо, откуда он осыпет своими благодеяниями эту землю, — приказал флейтист.
Образовалась целая процессия, которая отправилась на крышу.
— Пусть начальник жнецов разгрузит ослов, чтобы они забрались на самую высокую крышу и высыпали содержимое своих мешков.
«Значит, — подумал Икер, — крыша соотносится с небом, где живет дух Осириса, содержащийся в зерне».
Под глубоким впечатлением от увиденного Икер медленно спускался по лестнице. Босыми ногами он ощущал шершавые известняковые ступени, и это делало более острым контраст между обычной жизнью и иной реальностью, которую открывал ему ритуал.
Флейтист, два других жреца, начальник жнецов и семь веяльщиц простерлись ниц перед величественным высоким человеком с глазами мудреца, полуприкрытыми тяжелыми веками. У него был такой пронизывающий взгляд, что он пригвоздил Икера к месту. Тонкий прямой нос, жестко сжатый рот, выступающие скулы, могучие плечи... Портрет этого сурового человека дополняли крупные уши, способные уловить малейший шорох Вселенной.
На нем была льняная одежда на одной бретели, проходившей через левое плечо, и прямоугольный фартук с изображением грифона, раздирающего врагов Египта.
Кулак флейтиста заставил Икера растянуться на земле.
— Преклонись перед фараоном, дарующим всем нам жизнь!
13
Сесострис поднял к небу подношение из пшеницы и ячменя, предназначавшееся богам. Затем стал подниматься по лестнице, ведущей на самую высокую из крыш, и с помощью головни зажег жаровню, на которую были положены небольшие кусочки ладана.
Продолжая исполнять свой ритуал, царь подумал о взгляде встреченного им юноши. Его взгляд не был похож ни на один другой.
С глубоким вниманием Икер слушал фараона.
— Осирис умирает и возрождается, он отдает себя нам, чтобы питать свой народ. Отец и мать всех людей, он творит зерна таинственной, заключающейся в нем силой, чтобы обеспечить жизнь живых существ. Все живут благодаря его дыханию и его телу — телу того, кто пришел с пламенного острова, чтобы воплотиться в злаках. Мы примем в себя тело Осириса, мы будем жить благодаря его растительному золоту.
Маленький Цветок поднесла царю куклу из колосьев. Таких «невест хлеба» делали все и выставляли на фасаде каждого дома до следующей жатвы.
Затем флейтист принес большую красивую корзину из гибкого тростника, выкрашенного в желтый, синий и красный цвета. Дно было укреплено двумя перекладинами, уложенными крест-накрест.
— Вот корзина для таинств, Великий Царь. То, что было разъединено, в ней собрано.
— Пусть ее вернут в храм, — приказал Сесострис.
Дрожа от волнения, появился хозяин и пал ниц.
— Великий Царь, моя самая красивая корова стала телиться! Чудо совершается! Оно снова совершается!
Все участники церемонии отправились в стойло.
Флейтист произнес магические заклинания, которые облегчают роды, а главный пастух стада стоял возле коровы, лизавшей ему руки.
Борясь с болью, корова вытянула шею и подогнула задние ноги. Чтобы успокоить ее, пастух погладил ей бока.
— Божественное Слово принадлежит Небесному Быку, — напомнил фараон, — а провидческая интуиция — Небесной Корове. К этим животным нужно относиться с самым большим почтением.
Ободряющий голос царя успокоил животное.
И показалась голова теленка, которую потихоньку стал освобождать принимавший роды. Затем показались передние ножки. Пятнистый теленок с темными глазами был чудо как хорош!
Принимавший роды положил его перед матерью, которая начала его старательно вылизывать.
Каждый замер в ожидании ее решения.
Корова явно смотрела на Икера.
— Подойди и возьми пятнистого теленка, ты его понесешь, — приказал флейтист.
Немного неловко, но нежно и бережно Икер взял новорожденного, который не выразил ни малейшего беспокойства.
— Появилось новое солнце, — заключил фараон. — Пусть соединит нас в общей радости праздник окончания жатвы.
Для Собека-Защитника и его людей и речи не могло идти об участии, хотя бы самом малом, в праздновании. Не смог из-за болезни принять участия в ритуале рядом с фараоном и Уаха, правитель провинции Кобры. А вдруг это просто политическая уловка, которая позволила бы ему снять с себя какую бы то ни было ответственность в случае покушения?
Углубляться так далеко внутрь враждебной территории было сродни безумию. Тем не менее, Сесострис принял такое решение, и начальник его охраны был обязан к нему приспосабливаться. К счастью, Мемфисский двор не был в курсе действительных планов монарха.
— Что ты узнал об Уаха? — спросил Сесострис.
— Он слывет хорошим правителем, его любит простой народ, и он никогда открыто против вас не высказывался. Его основная забота, как и у его предшественников, — завершение строительства своего вечного жилища.
— Есть ли у него вооруженные люди?
— Нет, только очень ограниченное число стражников для поддержания порядка да еще стража пустыни, которая наблюдает за тропами, ведущими к оазисам Дакле и Харже. Эта провинция начинается с них и обеспечивает безопасность идущих через них караванов.
— Ты расспрашивал о том юноше, на которого я тебе указывал?
— Его зовут Икер. Это недавно нанятый сюда работник.
— Пусть с него не спускают глаз.
Собек оживился.
— Если вы, Великий Царь, считаете, что он опасен, то почему бы его не арестовать?
— Он не представляет собой опасности.
— Но тогда...
— Ограничься тем, что веди за ним тайное наблюдение, о котором он не должен догадываться.
Мучимый болями в суставах, правитель провинции Уаха встретил фараона на пороге своего грандиозного будущего вечного жилища, которое напоминало архитектурные ансамбли времен великих пирамид. Гигантский могильник был устремлен ввысь, к вершине отвесной скалы, и опирался на нее. Его отдельные последовательно расположенные части были соединены друг с другом системой лестниц.
За первым храмом начиналась длинная дорога, ведущая в первый двор; затем лестница упиралась в портик с колоннами с видом на второй двор, огороженный высокими стенами. Затем шло нечто вроде святилища, в котором находилась комната для воскресения. И в самом конце пути, по оси всего строения, была устроена ниша для Ка — точка контакта этого мира с миром потусторонним.
— Великолепный памятник, почти достойный царя, — констатировал Сесострис.
— Я сознаю это, Великий Царь, но прошу не усматривать в этом тайный умысел. Такова местная традиция, которая угаснет вместе со мной.
— Почему же?
— Потому что ваше царствование будет великим царствованием, и вы решили положить конец независимости правителей провинции.
— Из чего сделано такое заключение?
— Из того, что вы здесь.
— А если это правда, то какова на это будет твоя реакция?
— Я всемерно вас в этом поддержу, потому что анархия длилась слишком долго. На данный момент вред минимальный, но пора твердой рукой восстанавливать закон Маат. И только объединяя провинции и неколебимо поддерживая их союз, вы сможете сделать Египет процветающим. Вы позволите мне присесть на эту каменную скамью?
Сесострис разрешил.
— Я счастлив, что прожил достаточно долго, чтобы увидеть этот час, — сказал старый Уаха. — Слабый царь потерял бы власть и разрушил страну.
— Не все правители провинций разделяют твое мнение.
— Я знаю это, Великий Царь. С пятью из них противостояние рискует стать жестким, даже жестоким. Но главное — не отступайте. Знатные семейства заблуждаются, храня свою приверженность наследственному характеру функций и забывая о том, что качество исполнения обязанностей и знания должны брать верх над рождением. Система стала такой косной и неповоротливой, что ее следует безжалостно сломать. Царствуете только вы, и никто другой.