Страница 45 из 60
— А в генеральских кабинетах стали бы слушать твои байки о душе? — резко спрашивает Бурлак. — То-то!.. Завяжи яйца узлом, командир, из дерьма выбираться надо! — заканчивает он.
Из рации несутся отрывистые голоса Рахмана и Абдулло, в них вклинивается четкая английская речь, которую по частям переводит переводчик на фарси.
— Янки приказывают Абдулло и Рахману блокировать ущелье и держать русских террористов до прибытия вертолетов с пакистанским спецназом. Если удастся освободить их полковника, обещают большой бакшиш, — поясняет припавший к рации Алан.
Сарматов дергает американца за руку.
— Извините, сэр, придется вам еще побыть на привязи! — произносит он и командует: — За мной!
Укрываясь в расщелинах, группа преодолевает подъем над пещерой. Бурлак и Алан помогают американцу и тот нехотя, но принимает их помощь. Наверху Сарматов осматривает ущелье в бинокль.
Видны охристые склоны, редкий кустарник, камни, палатка аксакала на берегу реки. Рядом, привязанный веревкой к кусту, болтается плот. Сам аксакал спокойно стоит возле отары овец, опираясь на свой допотопный «бур». Но вот он настораживается и берет ружье на изготовку.
— Не высовываться! — командует Сарматов, продолжая наблюдать за стариком.
С верховья доносится конское ржание, несколько выстрелов. Группа всадников подскакивает к аксакалу, и передний в ярком, как хвост павлина, халате что-то спрашивает у него. Тот с достоинством отвечает. Всадник вздыбливает коня и наотмашь сечет аксакала камчой по лицу. Всадники уносятся, а старик, утираясь, отходит к плоту.
Передав бинокль Бурлаку, Сарматов подползает к Савелову и сует ему в руки запечатанный конверт.
— Вадим, тебе пора, — говорит он. — Тумана не будет — уходите на гребень хребта. Остальное — как договорились... Донесение отдашь генералу из рук в руки!..
Савелов кивает головой и начинает отползать в сторону, но внезапно возвращается обратно:
— Игорь, хотел с собой унести, но не могу! — глядя Сарматову в глаза, произносит он. — Здесь такое дело... Понимаешь... В общем, я должен тебе сказать... У тебя растет сын, Игорь.
— Какой еще сын?.. — непонимающе таращится на него Сарматов.
— Рита назвала его Платоном, в честь твоего деда, а фамилию, уж ты извини, он носит мою.
Сарматов отстраняется от него, а Савелов лихорадочно продолжает говорить, словно торопится рассказать все, пока не кончился запал:
— Дай мне слово, что не откажешься от него, если я не дойду... Если выберемся из этой передряги оба — потом решим!..
— Что, я откажусь от сына? — сдавленным голосом восклицает Сарматов.
Сжав его руку, Савелов отползает в сторону, затем поднимается и, пригибаясь, бежит за своей группой. Вскоре Сарматов видит, как группа Савелова уходит по направлению к снежным вершинам. К Сарматову подползают Бурлак и Алан.
— Полковнику рот пластырем залепил и к корневищу приковал, — докладывает Бурлак и подозрительно спрашивает: — А ты чего лыбишься-то, как медный самовар?..
Сарматов шумно выдыхает и, сам еще до конца не веря в услышанную от Савелова весть, все так же глупо улыбаясь, говорит:
— Братцы, оказывается, у меня сын есть!
— И где он есть? — вскидывается Алан.
— В семье Савелова растет.
— Ничего себе! У вас что, так принято, своих детей в чужих семьях выращивать? — остолбенело спрашивает Бурлак.
— Да я сам ничего не знал, — как бы оправдываясь, поясняет Сарматов.
— И что же, Савелов, гад, до сих пор молчал об этом?
— А что, ему телеграммы слать нужно было: Мозамбик или Ангола — до востребования, майору Сарматову? — остужает Алана Бурлак и смотрит на Сарматова. — Мужики ушли, а мы как?..
— Ждать будем! — отвечает тот, все еще продолжая улыбаться.
— А потом?..
— Потом — суп с котом!.. Дойдет до перевала Савелов, и нашим преследователям станет не до нас...
— Секу!.. — кивает Алан. — Абдулло бросится догонять свой миллион...
Бурлак ничего не говорит, лишь с сомнением качает головой.
Однако тут происходит нечто не вписывающееся в сценарий Сарматова. Три тяжелых десантных вертолета появляются из-за гряды гор на востоке, разворачиваются над ущельем, проносятся над затаившейся в камнях группой Сарматова и уходят в сторону заснеженных вершин. Скоро оттуда доносятся трескучие, сухие разрывы...
— Вот вам и суп с котом! — зло бросает Бурлак, вслушиваясь в разрывы. — Засекли ребят вертушки — бьют прицельно...
— Похоже, влипли мы! — хмуро подтверждает Сарматов и высовывается из-за камня. — Они идут на разворот в нашу сторону! — кричит он и хватается за гранатомет.
Бурлак тянет гранатомет на себя:
— Не отбирай хлеб, командир!.. Скажи, в кого влепить?!
— В ближнего! — отвечает Сарматов.
— Ну, держись, ближний, мать твою так и растак! — весь подобравшись, сквозь зубы цедит Бурлак, привалившись к камню в обнимку с трубой гранатомета.
Первый вертолет проносится в километре от них, второй ближе, но на большой высоте, а третий рвет лопастями воздух над камнями, практически над головой. И когда в перекрестье прицела уже видны заклепки на его бронированном брюхе, Бурлак спускает гашетку. Граната раскалывает это брюхо, и из объятого пламенем вертолета вываливаются горящие люди. Пронесясь по инерции над охристыми разломами, машина гигантским факелом опрокидывается в ущелье. Грохот от удара о камни и следующий за этим взрыв жутким, резонирующим эхом катятся по ущелью.
Два других вертолета торопятся к месту крушения и даже выбрасывают лестницы, по которым начинают спускаться коммандос в пятнистой униформе, но вдруг, даже не убрав лестниц с болтающимися на них людьми, они резко набирают высоту и торопливо уходят в сторону пакистанской границы...
— Чего-то они деру дали, как черти от ладана? — удивленно спрашивает Бурлак.
И ответом ему — нарастающий со стороны заснеженных вершин гром. Два истребителя-перехватчика Су-27, вырвавшись из-за хребта, идут наперерез вертолетам. Огненные шлейфы от них впиваются в один из вертолетов, и он еще в воздухе разваливается на части. После этого, отказавшись от преследования второго вертолета, «сухарики» делают боевой разворот, и дробные очереди их пушек и взрывы обрушиваются на ущелье.