Страница 120 из 135
– Люди на исходных позициях, товарищ генерал, – доложил он…
Прошло уже часа три, а тот, кого они ждали, все не появлялся.
Один за другим подкатывали к аэропорту автобусы и автомобили. Тысячи озабоченных людей выходили и входили в стеклянные двери аэропорта, но засечь среди них Кастрата не удавалось. Оперативники заметно нервничали И часто меняли позиции наблюдения.
Вот вывалились из подъехавшего автобуса высоченные негры – видно, команда баскетболистов… Чинно вышли из раскрашенного рекламой автобуса пожилые бельгийские туристы… Группа деловых японцев покатила в зал ожидания чемоданы на колесиках…
А Кастрата нети нет…
Глухов растерянно оглянулся на Инквизитора. Тот сквозь стекло показал ему подбородком на старенького католического пастора с аккуратным саквояжиком, прибывшего на автобусе с пожилыми бельгийскими туристами…
Пастор огляделся вокруг подслеповатыми глазками и, прижимая саквояжик к животу, смиренно направился в таможенный зал аэропорта. До Глухова долетел его разговор на чистейшем французском с каким-то старичком интуристом…
"Не-а, – подумал Глухов. – Инквизитор чего-то путает… Какой это Кастрат?.. Вон по-французски как чешет без запинки…"
А Инквизитор, проходя в толпе мимо сомневающегося Глухова, тихо, но так, что у Глухова ноги стали ватными, бросил:
– Пастор… Живым…
В таможенном зале аэропорта старичок пастор, переговариваясь с бельгийскими старушками, безмятежно заполнял серенький листок декларации. Вынув из саквояжика фолиант в старинном кожаном переплете, спросил у проходящей мимо девушки в таможенной форме, нужно ли этот фолиант вносить в декларацию. Получив утвердительный ответ, снова заскрипел по листку паркеровской ручкой…
"Кажется, все идет нормально, – подумал Гнат, и вдруг рука его дрогнула. – Раззява! – выругал он сам себя. – За стеклом, на входе – знакомое лицо… Инквизитор?.. Неужели он жив остался?.. Нет, померещилось, видать, – трехкилограммовая противотанковая мина танковую броню в мелкие жгуты скручивает".
Он скосил глаза на таможенный зал и отметил про себя какое-то неупорядоченное движение. Движение как движение.., ан нет… Вон три работяги в комбинезонах встали покурить у выхода… Вон перед лестницей на второй этаж двое качков излишне усердно изображают пьяных… А вон в глубине зала два крутых бизнесмена спорят, потрясая какими-то бумагами, и медленно идут в сторону таможенных стоек, но правые руки держат в карманах длинных пальто… Их догнал третий крутой, а два пилота с пистолетными кобурами, выпирающими из-под тесных форменных пиджаков, зачем-то перекрыли двери служебного входа. А вон и еще трое крепких ребят появились за таможенным барьером…
"Профессионально работают, – отметил Гнат. – Мышь не проскочит… Что ж, рано или поздно это должно было случиться, – усмехнулся он. – Сам Инквизитор – гордись, Гнат!.. Где он, кстати?.. А-а, вон там, у ограждения второго этажа…"
И неожиданно Гнат почувствовал, что у него почему-то больше нет ненависти к этому человеку. "Это очень хорошо, что он остался жив! – с облегчением подумал он. – Как же в смердящей нашей клоаке обойтись без Инквизитора?.. Крутые "бизнесмены" уже в семи метрах, – отметил он. – Пора, Стецюк!.."
А тут, как назло, бельгийские старушенции полезли с каким-то вопросом.
Пастор вежливо выслушал старушек и, как бы задумавшись над их вопросом, почесал ручкой бровь, а потом и висок….
Крутой "бизнесмен" за спиной пастора изготовился к прыжку. Два других уже в трех метрах, приближаются с фронта…
– Все там будем, – сказал им вслух по-русски Стецюк, и ручка у его виска извергла вспышку и треск, как от разорвавшейся новогодней петарды Старушки бельгийки завизжали и в ужасе метнулись от стойки.
На их глазах старенький католический пастор сполз по стойке и упал лицом вниз Из его виска тонким пульсирующим фонтанчиком текла кровь и заливала мраморный пол таможенного зала .
"И на этот раз счет в твою пользу, Питон, – подумал Инквизитор, спускаясь по лестнице – Но, как говорится, еще не вечер…"
Майор Кулемза перевернул труп на спину, проверил карманы и саквояжик "пастора".
– Два паспорта, авиабилет. Библия в кожаном переплете. Ничего интересного, товарищ генерал.
В саквояжике ничего заслуживающего внимания тоже не оказалось.
– И не должно оказаться, – не удивился Инквизитор. – Кастрат был "профи". Равных ему я не знал…
Москва в пределах Садового кольца и почти вся околоэлитарная "тусовка" к вечеру этого дня забились в судорогах праведного гнева.
На телевизионных каналах крутили подробности убийства Мучника. Дикторы сообщали, что средь бела дня на Олимпийском проспекте в собственном автомобиле был убит бизнесмен и общественный деятель, известный меценат Серафим Ерофеевич Мучник.
Хладнокровный киллер стрелял с крыши высотного здания Здесь же была найдена снайперская винтовка югославского производства с лазерным прицелом, что говорит о заказном характере убийства.
Дикторы по-разному комментировали случившееся, но все сходились на том, что стрелял профессионал. Серафим Мучник скончался на месте от трех смертельных ранений.
Представитель Министерства внутренних дел по связям с общественностью извещал, что следствие уже вышло на след преступников. По предварительным данным, это преступная группа наемников, воевавших в бывшей Югославии.
Человеку, распахнувшему на следующий день некоторые утренние газеты, могло показаться, что убийцы Мучника поставили страну на грань национальной катастрофы.
Служба социологического прогноза профессора Непрушина сообщала, что шестьдесят процентов опрошенных граждан отозвались об убитом как о гордости русского бизнеса и очень перспективном политике.
И, разумеется, и в этот раз никто толком не вспомнил об очередном милицейском лейтенанте, опять погибшем при исполнении своих служебных обязанностей от взрыва у подъезда одного из самых обычных домов мегаполиса.
Громче всех скорбел о безвременной кончине Симы советник фирмы "Секретная служба" пан Нидковский, оставшийся в отсутствие Засечного и Скифа без долларовых инъекций. Один из братьев Климовых, снова переквалифицировавшихся в охранники, шуткой представил тележурналистам Нидковского как лучшего друга детства и компаньона покойного Серафима Мучника. Теперь пан Нидковский по несколько раз в день заливался соловьем перед отечественными и зарубежными телекамерами, прославляя широту русской души Симы Мучника, его предпринимательский гений и преданность их мужской дружбе.