Роботы-мстители

И еще почему Хац любил ньягончика – тот был по-детски теплый, греющий. И вы бы его полюбили, имея температуру тела + 41° по Цельсию и хронически озябнув за зиму. Каково оно было в зиму – два нагревателя парят, комнатка закрыта наглухо, партнерши прижмутся с боков поплотней (и объясняйся, не срываясь: «Нет, это не мои жены и вообще не женщины, а средние. У них нет пола, понимаете?»), а в туалет идти – как из дома в промозглую ночь нагишом.

Хац слушал аварийного бухгалтера, понимал и кивал. Да, положение аховое.

Аварийный говорил, говорил и наконец намекнул:

– Вы, может, велите ребенку уйти? Разговор не для детских ушей.

– Он не расскажет никому. Правда, кой Донти?

– Чтоб я умер от веревки, – чирикнул лупоглазый кроха.

– И все же…

– Ему велел взрослый, он будет молчать. Если он виснет на мне – это не значит, что он не понимает слова «нельзя».

Хац знал больше, чем сказал, – отец Донти, Наито, да и все его родственники во многих поколениях были членами «нао» – чего-то среднего между дворянской фамилией, племени с общим тотемом и мафиозным кланом. Без жесткого порядка и нерушимых традиций в нао вряд ли удалось бы столетиями соблюдать порядок в подземных мегаполисах мира Ньяго, выжженного глобальной войной.

– Ну так вот – чтобы поддержать театр, нам придется пойти на непопулярные меры…

И тут ворвалась Бенита – горящая, художественно встрепанная, в черном пленчатом трико.

– Хац, ты слышал?!!

– Нет, – сознался Хац, – но я сейчас услышу от тебя. Только быстрее – у нас разговор…

– Труха ваш разговор! О деньгах, да? Хац, деньги у тебя в шкафу!

– Неправда.

– Правда! Наш Фанк – киборг Хлипа!!

Следующие пятнадцать минут бухгалтер с Бенитой наперебой объясняли Хацу, кто такой Хлип и что он значит для централов. Донти тщательно слушал и понял по-своему – мотаси Фанк знал драгоценный секрет, и за это ему распилят голову, а все кассеты, где записан мотаси Фанк, стоят много-много.

– Фанк не является юридическим лицом, – напирал бухгалтер, – он даже сам себе не принадлежит. Поэтому записи с его участием – собственность театра. Поймите, Хац, с тех пор как суд и профсоюз временно утвердили вас внешним управляющим «Фанк Амара», вы вполне можете распоряжаться этими записями в пользу предприятия.

– Сандра Вестон, сестра Хлипа – чтоб ей Туанский Гость приснился! – уже заявила через адвоката, что Фанк принадлежит ей как наследнице, и подает в суд на Хармона. Мало ей, коряге, миллионов брата! Вот же тварь ненасытная! – кипятилась Бенита, перебирая кассеты. – Хац, сколько их у нас осталось после шмона?

– Не считал. Штук пятнадцать, наверно. Плюс фотографии Фанка.

– Хац, все в сейф! Я буду не я, если через час тут не окажется толпа хлиперов. Они же пол выломают, по которому ходил их Файри!..

– Лучше в банковскую ячейку, – бухгалтер знал, как хранить ценности. – И я бы посоветовал усилить охрану здания.

– Спасибо, я вас выслушал, – Хац сгреб внезапно обретенное богатство. – Я сделаю как лучше, только сам. Донти, коно, ты будешь ездить на мне целый день?..

Донти неохотно слез с удобной живой вешалки; цапнув еще ветчины, он сел на край стола, перевил длинные ноги и, закрыв глаза, заявил:

– Через восемь секунд сюда войдут Доран и человек-великан с волосами в крапинку.

– Это у него номер такой, – пояснила Бенита ошарашенному бухгалтеру, а наученный горьким опытом Хац тотчас же пошвырял кассеты в стол и запер ящик.

– …Шесть. Семь. Восемь.

На счет «восемь» дверь открылась – и все онемели.

– Нет-нет, камера не включена! – предупредил Доран; полуседой (масти «перец с солью») верзила Негели держал наплечную камеру объективом в потолок и тихо гонял жвачку за щекой, наблюдая за ситуацией, – он умел угадывать желания босса по еле уловимым жестам.

– Как я рад снова вас видеть, Хац!!

– Правда? – Хац вытянул шею в знак приветствия. Да, охрану надо усилить!

– Без записи, – сказал Доран, присаживаясь. – Сугубо по-деловому. Сначала обговорим, потом съемка. В двух словах ваши проблемы таковы…

– Про Фанка, – кивнул Хац, – мы уже слышали – Хлип и все такое прочее.

– Тем лучше! Но вы не знаете, какие люди присоединились к моему протесту…

– Вы о Сандре? – спросила Бенита. Доран мимолетной гримасой дал понять, что не имел в виду эту вульгарную выскочку, благодаря наследству превратившуюся из трущобной крысы в великосветское чучело.

– Канк Йонгер, Рамакришна Пандхари, Гельвеция Грисволд, Эмбер – и это только те, кто вышел на мой трэк, пока я летел к вам. К вечеру вас возьмут в кольцо хлиперы, и вам будет не до интервью, поэтому надо решать сию минуту – готовы ли вы стать объектом большого шоу…

– Это наша профессия, – Хац облизнулся с самым серьезным видом.

– …и использовать поддержку канала V, – изящно закончил Доран почти без паузы. – Эксклюзивные интервью, показ через канал всяких рабочих записей с Фанком… Не станете же вы уверять меня, что не записывали репетиций! Все артисты это делают – значит, и у вас…

– Мы, – бухгалтер посмотрел на Хаца; тот кивнул, – как раз уточняем рыночную стоимость этих материалов.

– Я дам по тысяче за полную кассету.

– Во, жмот! – вырвалось у Бениты.

– Тысячу двести.

– Просите больше, он даст, – внезапно подал голос стихший Донти; до этого он исподлобья всматривался в Дорана.

– Да, малыш? – Бенита примостилась рядом с ним. – А почему?

– Легко торгуется, – Донти забрался на стол с ногами и обнял танцовщицу за шею, – набавляет очень легко.

– Это ваш эксперт по маркетингу? – Доран с удивлением и слабой неприязнью обратил внимание на остроухого мальца.

– Вы ему назовите цену страшную, и потом сбавляйте понемножку, – щекотно зашептал Донти на ухо Бените, – а я скажу, где он пугаться перестанет.

«Считывает с лица, – догадался бухгалтер, удивляясь все больше, – он видит иначе, чем мы… что-то в глазах, в голосе, в мимике… Надо иметь в виду – с ньягонцами быть осторожней».

– Поиграем? – Хац с удовольствием почувствовал, как Доран колеблется, глядя на Донти, – что это, блеф или какая-то инопланетная штучка, с которой он пока что не встречался?.. – Вы очень правильно предположили, что сегодня это ходкий товар…

– Я намерен поддержать ваш театр ради того, чтобы поднять интерес к Фанку, – попробовал Доран намекнуть на свой исключительный альтруизм; Донти на вопросительный взгляд Бениты помотал головой: «Врет».

– Или вы примете наши условия? – Хац начал нажимать; без полицейского киборга за спиной он ощущал себя куда смелее и решительней, и сейчас вполне обозначилось, что школу менеджеров он кончал не зря.

– У вас большие трудности, – Доран противно улыбнулся. – На вашем месте я бы взял наличные, чем…

– Донти, проводи мистера Дорана к выходу. Так, – повернулся Хац к бухгалтеру, – мы собирались позвонить на канал III?

– Нет, сначала в «Audio-Star», – подлыгнул бухгалтер; как это упоительно – поиграть на нервах у ведущего TV, который деньги ест, пьет, курит и спит на матрасе, набитом деньгами.

– Ваши условия? – без колебаний и какого-либо перехода спросил Доран.

– Мы дадим вам одну кассету. И кое-какие фотографии. А вы даете в «NOW» рекламу театра – скажем, пять раз по десять секунд в течение суток, из них три раза в прайм-тайм…

– Да вы знаете, сколько стоит секунда рекламного времени?!

– Нет; откуда мне знать, какие у вас цены?

– То, что вы назвали, обойдется тысяч в двадцать. Кассета не стоит таких денег!

Все невольно взглянули на Донти; ребенок смутился и спрятал лицо в кудрях Бениты; уловив его жаркий шепот, Бенита незаметно подмигнула Хацу: «Жми, напирай! Доран и не столько отдаст, лишь бы первым показать Фанка в работе!..»

– Я оговорился – четыре раза в прайм-тайм и два – в иное время, – поправился Хац. – Мы… мы организуем показ записей Фанка через проектор, в зале. И восстановим на сцене поставленные им программы. Съемка в зале будет запрещена для всех… кроме, быть может, канала V.