Полундра

– Какой еще абордаж? – не поняла мать.

– Это когда команда корабля высаживается на палубу корабля противника и устраивает там бой, – терпеливо объяснил Полундра. – Теперь морякам редко когда случается увидеть своего противника в лицо. То есть практически вообще никогда, не считая, конечно, морскую пехоту.

– Но кто-то же посылает оттуда телеграммы! – возразила мать. – Вот уже пятнадцать лет! Каждый раз к Новому году и к моему дню рожденья приходят поздравления. Ты вот был за границей, не мог поспрашивать там?

– Заграница большая, у кого я там буду спрашивать, – возразил старлей. – А в Нарвик мы в этот раз не заходили...

Полундра снова умолк – казалось, его голова была занята чем-то другим.

Отложив в сторону тарелки, старлей направился в большую комнату. Там на стене висел большой портрет офицера Военно-морского флота: строгий черный китель украшал орден Красного Знамени, а на погонах были видны три большие звезды капитана первого ранга. Сторонний наблюдатель без труда бы заметил сходство между изображенным на портрете морским офицером и Полундрой. Внизу под портретом находилась фотография поменьше, где была изображена подводная лодка, стоящая у пирса; ее экипаж выстроился на палубе. На боевой рубке лодки отчетливо читалась надпись К-31, а в лице стоявшего впереди всех командира легко угадывались черты человека, изображенного на портрете. Под фотографией была помещенная в траурную рамку подпись: «Памяти экипажа подводной лодки К-31, затонувшей 6 апреля 1981 года, Норвежское море». Затем следовал список фамилий, во главе которого значилось: «капитан 1-го ранга Павлов А.Д.».

Полундра некоторое время смотрел на портрет отца и на фотографию подводной лодки, где тот служил, затем решительно повернулся к телефону, стоявшему на небольшом столике. Твердыми, нарочито спокойными движениями он набрал номер телефона своей девушки.

– Наташа?

– Да... Это ты, Сергей?

– Может быть, ты все-таки сумеешь освободиться сегодня вечером? – Полундра постарался заставить свой голос звучать светло и беззаботно. – Там наши офицеры будут, с девушками. Мы посидим, потом потанцуем. Разве плохо?..

– Извини, нет, я не могу. – Голос девушки звучал устало и безжизненно. – Я же тебе сказала...

– Но почему? – Полундра нетерпеливо сжал в руке телефонную трубку. – Можешь ты объяснить, что случилось?

– Не сейчас, потом, Сережа, пожалуйста! – В ее голосе послышались умоляющие нотки.

– Когда потом?

– Завтра... Да, завтра я тебе сама перезвоню...

– Но послушай!..

– Сережа, пожалуйста! Извини, мне надо бежать...

В трубке послышались короткие гудки.

– Чертовщина какая-то! – пробормотал Полундра, проводя себе рукой по лбу.

Медленно положив трубку обратно на рычаги, морской офицер обернулся и только тут заметил, что мать стоит позади него и внимательно смотрит на своего сына.

– Может быть, хоть ты объяснишь мне, что происходит? – спросил у нее Полундра. – Я два месяца болтался в море, дома не был, а она в первый же вечер – не может...

Мать ничего не ответила и смущенно отвела глаза в сторону.

– На наше судно, когда мы возвращались, кто-то радиограмму послал, – продолжал Полундра. – Сообщали открытым текстом, что моя Наташка в мое отсутствие здесь кое с кем ходит...

Тут мать подняла глаза и испуганно уставилась на своего сына. Однако не сказала ни слова.

– Ты что-то знаешь про это? – подходя ближе к матери, спросил Полундра. – Это что, правда? С кем она ходит?

Мать растерялась, открыла было рот, хотела что-то сказать, но в этот момент зазвонили во входную дверь.

– Я открою, сынок, – поспешно проговорила она и скрылась в прихожей.

Полундра небрежно прислонился к косяку двери, чувствуя, как против воли сердце в груди его забилось тревожно. Он слышал, как щелкнул, открываясь, замок входной двери, как юношеский голос бодро, по-военному, заявил:

– У меня сообщение лично старшему лейтенанту Павлову!

Тогда Полундра направился в прихожую.

Стоявший у порога молодой матрос – вестовой штаба дивизиона – при виде Полундры вытянулся, отдал честь, протянул запечатанный конверт.

– Товарищ старший лейтенант, вам пакет.

Старлей тут же вскрыл его, прочитал письменное распоряжение, расписался, поставил время и вернул вестовому.

– Прости, мама, меня срочно вызывают в штаб дивизиона.

Мать, испуганно глядя на вошедшего матроса, пробормотала вполголоса:

– Вот как: ни одного вечера не дадут дома посидеть. Только что из похода вернулся, и снова в штаб...

Полундра молча стал натягивать китель. Служба для него была прежде всего.

ГЛАВА 4

Электрический чайник, закипев, засвистел тихо и уныло. Отставной капитан-лейтенант Александр Назаров с трудом поднялся со стула, опираясь на палочку, подошел к столу, дрожащими руками выдернул шнур из розетки. Стал наливать кипяток в фарфоровую кружку, куда уже были положены пакетик с заваркой и сахар. После этого старик снова тяжело уселся на стул, рядом с дымящимся стаканом чая, и стал ждать, пока тот заварится, машинально глядя на стену прямо перед собой.

Там, у стены, стоял небольшой секретер. А на нем находился искусно изготовленный макет подводной лодки. Со знанием дела были скопированы сигарообразный корпус, рубка, перископ, вся палубная архитектура воспроизведена со скрупулезной точностью человека, знакомого с конструкцией подводного крейсера не понаслышке. На борту макета белой краской была выведена надпись: «К-31». За макетом, прислоненная к стене, находилась фотография – копия той, что висела на стене в доме Полундры. Так же торжественно замер на палубе субмарины весь ее экипаж во главе с командиром Андреем Павловым. Так же блестела обрамленная траурной каймой надпись «Памяти экипажа ПЛ К-31». Только фамилии каплея Назарова в списке погибших не было. И сторонний наблюдатель только с очень большим трудом узнал бы в худеньком, вытянувшемся по стойке смирно на палубе лодки лейтенанте нынешнего обрюзгшего старика с распухшим от тяжелой болезни телом.

Внезапный взрыв пророкотал глухо, гулко, но отменно зловеще. Подводная лодка содрогнулась всем своим могучим телом, ее сильно качнуло в сторону, на мгновение свет, тускло озарявший отсеки, погас, а зажегшись вновь, высветил животный ужас на лицах замерших на своих постах членов команды.

Находившийся во время взрыва в четвертом отсеке каплей Назаров вынужден был, чтобы не упасть, ухватиться за какую-то подвернувшуюся под руку трубу. В следующий момент он почувствовал, как пол словно уходит у него из-под ног и лодка стремительно кренится назад, образуя дифферент на корму. И в тот же миг до слуха его дошел самый страшный из звуков, которые когда-либо приходится слышать подводнику: звук тихо булькающей, журчащей воды.

– Забортная вода поступает! – вдруг истошно завопил молоденький матрос-срочник Дима Александров. – Прочный корпус разгерметизирован. Все, пропали мы!

В этот момент противный вой аварийной сигнализации наполнил замкнутое пространство четвертого отсека и повсюду – на стенах, на потолке – замигали красные аварийные лампочки, как будто экипажу лодки и без того не было ясно, что с ними случилась беда.

– Всем оставаться на своих местах! – Уверенный голос командира подлодки, раздавшийся в динамиках переговорного устройства, казалось, вернул всем надежду на спасение. В едином порыве все, кто находился в отсеке, кинулись к своим предписанным уставом постам, животный ужас на лицах подводников сменился выражением решимости до конца бороться за спасение родной подлодки.

Но дифферент на корму все увеличивался, лодка продолжала погружаться все глубже и глубже.

– Забортная вода в восьмом и девятом отсеках! – доложили откуда-то из глубины лодки. – Десятый отсек затоплен!

– Горизонтальные рули на всплытие! Двигатели, полный ход! Продуть кормовую балластную цистерну!