Мент

– Слышал, наверное, про семнадцатое августа?.. С тех пор вот так, в дерьме, и живем. По этому, сам понимаешь, многое из того, что тебе обещали, просто невыполнимо. Небось уже в курсе что генерал Ракитин, курировавший Курдистан, несколько месяцев назад отправлен в отставку? Он и его пост попали под сокращение. Вот так… А какой генерал был! Что уж говорить про нас грешных…

Я, например, вообще не вижу смысла в подобных операциях. Пустая трата денег.

Подобная тирада могла означать только одно:

Ракитин тебя посылал, вот к нему и обращайся, а я тут ни при чем.

Корнилова такой поворот дела не устраивал. Впрочем, это понимал и Петренко, однако делать шаг навстречу не спешил. Выдержав паузу и убедившись в том, что гость психологически подавлен и готов идти на любые уступки, он смягчил интонацию:

– Ты не паникуй, майор. Компенсацию получишь, хотя, сам понимаешь, более скромную, чем та, о которой шла речь в контракте. И не сразу. Извини, время сейчас такое. Беспощадное. Так что отдыхай, наслаждайся столичной жизнью.

– И как долго мне отдыхать? – растерялся Андрей. – Я ведь кадровый военный.

– Кадровый, говоришь… – недовольно хмыкнул полковник. – Между прочим, я тоже. Но даже я не знаю, что будет со мной завтра. – Он демонстративно покосился на настенные часы, потом перевел взгляд на Корнилова. – Не хотел говорить об этом сегодня, да коль ты такой настырный, придется. Так вот. В Москве и ближайших окрестностях вакансий нет. В округах идут сокращения. Ситуация критическая. Остается одно: взять бессрочный отпуск за свой счет и ждать…

– Месяц, год, два?

– Может, и год. Тем не менее падать духом не стоит.

– Не проще ли подать в отставку? Вопрос не застал полковника врасплох.

– Возможно, это наилучший вариант, – спокойно ответил он.

– Что же мне делать дальше?

– Искать работу.

– С моей-то специализацией? Полковник пожал плечами, мол, мне бы твои проблемы.

– Хорошие специалисты и на гражданке нужны.

– Может, в киллеры податься? Говорят, большой спрос.

На этот раз Петренко промолчал. Поняв, что наткнулся на каменную стену, Андрей резко встал:

– Разрешите идти?

– Иди. – Полковник потянулся к папке с документами, показывая, что разговор окончен.

Почувствовав, что перегнул палку, он оторвал взгляд от бумаг и уже более доверительно произнес:

– Повторяю, отчаиваться не стоит. Не исключено, что скоро что-нибудь подвернется. Ну там Югославия или Северный Кавказ…

Как жить дальше, Андрей не знал. Внимательно следя за телевизионными выпусками новостей и думая о Югославии и назревающих событиях на юге, он поймал себя на том, что ему совсем не хочется отправляться на Балканы и уж тем более под чеченские пули.

Он упрямо искал оправдания готовящейся бойне и своему участию в ней, но не находил. Все аргументы «за» сводились к одному и скорее напоминали средневековый клич «Наших бьют!», нежели здравые рассуждения людей конца двадцатого века. Как обычно, громче всех кричали политики и генералы, те, кто привык рассуждать о «своих» победах и поражениях, сладко потягивая коньячок на подмосковных дачах.

Андрей знал о войне не понаслышке и потому фальшивый патриотизм воспринимал с брезгливостью. Знал он и то, что многим из тех, кто поверил генералам, суждено вернуться в цинковых гробах или калеками. А уцелевших просто-напросто кинут.

Точно так же, как кинули его. И все они останутся без денег, без работы, с комплексом неполноценности …

В отличие от многих других ему еще повезло. Он вернулся живым, получил хоть какие-то деньги. Полгода худо-бедно на эту сумму можно было протянуть. А что потом? Убивать он устал. Неужели протирать штаны в конторе или сидеть полуголодным в тайге и сторожить ржавую технику? Ничего другого в министерстве предложить не могли. И все же, как это ни обидно, не предложили даже этого…

Глава 3

В ТИХОМ ОМУТЕ

Трагически погибшего подполковника Сомова в отделе не любили. Впрочем, выражение «не любили» не совсем соответствовало истинным чувствам оперативников 136-го отделения милиции. Своего бывшего начальника они терпеть не могли.

Считали, что тот слишком задирает нос, «дружит» только с теми, кто ему заведомо полезен, а остальных использует в личных интересах, как дармовую рабочую силу.

Тем не менее на девятый день после печального события помянуть Сомова собрались все. Почему? Да хрен его знает! Может, опохмелиться хотелось после вчерашнего, а может, в душах оперативников пробудилось сострадание.

Поминки было решено справлять прямо на рабочем месте, в бывшем кабинете того же Сомова. Теперь его занимал майор Дорофеев, временно исполняющий обязанности погибшего подполковника. Скинулись, кто сколько смог, и послали непьющего Гурвича в магазин за водкой. Ваня Дорофеев занялся нарезкой огурцов, капитан Саша Калина взял на себя стаканы и тарелки. Только Леха Бабкин остался не у дел. Впрочем, совесть его была чиста: он первым предложил выпить за упокой души бывшего начальника.

Воспользовавшись всеобщей занятостью и отсутствием интереса к его персоне, Леха незаметно переместился за компьютер и запустил свой любимый компакт-диск с «Вольфом». В компьютере что-то затрещало, захлопало, завыло. Калина и Дорофеев отнеслись к этому спокойно. Они готовы были вытерпеть все, лишь бы Бабкин не путался под ногами и не доставал всех дурацкими советами. Леха же разошелся не на шутку.

– Что, гестапо хреново?! – орал он. – Не нравится, когда мозги по трубе!..

Ну, кто еще? Ты? Ну, давай, фашистяра! Выкусил? Теперь будешь знать наших!

Подожди, подожди, сейчас и с псиной твоей разберемся… Ах ты сука! Да ты что себе позволяешь? – Бабкин схватил «мышь» и что было сил застучал ею по столу.

Бьющийся в истерике Бабкин, собачий лай, треск выстрелов и грохот принтера – это уже походило на конец света.

– Все, военно-полевые учения окончены! – не выдержал Дорофеев, подскочил к компьютеру и выключил его. В кабинете стало тихо. Только принтер продолжал грохотать. Недоумевающе переглянувшись, Дорофеев и Бабкин уставились на выползающий из него лист.

– Возможно, что-то интересное, – предположил Бабкин. – Только не по-нашему.

– Дождавшись, когда принтер закончит стучать, он взял лист и, пробежав глазами по строчкам, объявил:

– Это Сомову. Дальше непонятно, потом циферки, потом опять не по-нашему, потом «Берн» и дата… сегодняшняя.

– Спасибо, Леха, за перевод. – Дорофеев вырвал лист у Бабкина и сунул его под стекло на столе. – Пусть лежит.

– А может, выкинуть на фиг? – предложил Бабкин. – Сомову информация уже вряд ли понадобится, а мне тем более.

– Ребята, у нас вроде как поминки, – напомнил Калина и кивнул на входящего Гурвича. – Во, и Миша уже подоспел.

Обменявшись уничтожающими взглядами, Бабкин и Дорофеев молча сели за стол.

На правах старшего Ваня принялся разливать. Потом поднял свой стакан и оглядел коллег – вдруг кто-нибудь захочет высказаться. И тут же понял, что дальше мрачных физиономий дело не пойдет.

– Ну что, мужики, вздрогнем? – предложил он и опрокинул в рот свою порцию.

Капитан Саша Калина и старлей Леша Бабкин без промедления последовали его примеру. Миша Гурвич едва пригубил из своего стакана и тут же закашлялся под неодобрительными взглядами. Дружно захрустели солеными огурцами, принесенными, как водилось, Дорофеевым из дому, затем выпили еще по одной. Говорить о Сомове не хотелось, хотя все прекрасно понимали, что на поминках без воспоминаний о покойном не обойтись.

– Как ни крути, мужики, а Сомова жаль, мрачно произнес Дорофеев и вновь взялся за бутылку. – Получить пулю в башку в самом расцвете лет… Сколько ему было? Сорок два, кажется?

– Получить пулю в башку обидно в любом возрасте, – усмехнулся Бабкин, с интересом наблюдая за тем, как майор, не глядя, отмеряет всем поровну.

– Я вот только одного не пойму, – продолжил майор. – Какого хрена его застрелили? Занимался все больше писаниной, в крутые разборки не совался. Кому он дорогу перешел?