Страница 123 из 155
Никита Михалков. Не удалось мне с ним ни познакомиться, ни поздороваться. А хотелось.
1 августа 1994 г. Понедельник
— «Голубая чашка». Я очень люблю этот рассказ. По уровню влияния его можно сравнить с бунинским «Солнечным ударом», чеховским «Студентом». Ну настолько ничего не происходит, что неловко. Это мы знаем, что такое «Голубая чашка», с высоты нашего времени, которое мы оцениваем, как нам заблагорассудится... — говорит Н. Михалков.
Сюрприз, полное очарование — это маленькая девочка, дочка Надя, разносящая беспрестанно чаи, кофе, орешки, печенье, услужливо спрашивая: «Что вы хотите?» Она же, оказывается, главная героиня фильма.
В конце всего Никита посмотрел на меня, поднял брови, голову, давая знак, что аудиенция со мной окончена. Почему, блин, со мной? Он засмеялся, я вручил ему свою книжку, и мы дважды расцеловались.
Поскольку я сам этой привычки не имею, то, естественно, целование предложил он, и мной оно было принято.
3 августа 1994 г. Среда, мой день. Самолет
Критика за спиной ведет оживленные разговоры о картине Михалкова. Никита, получая приз, на плече вынес дочку. Четыре бугая к изящной пантере присовокупили белую шкатулку-сейф.
4 августа 1994 г. Четверг. «Брно», г. Воронеж
Нынче я в Воронеже, № 704. Тихонов интересовался разделом, в каком лагере я и Филатов. Узнав, что Филатов в больнице, в Кунцеве, сказал: «Я не знал, что он в больнице, надо бы навестить».
Вчера на перроне сказали мне, что умер Е. Р. Симонов и тут же добавили: «...и Смоктуновский». До утра не верил в это. Воронежские ребята подтвердили — по ЦТВ прошла информация.
И. Смоктуновский умер. Ушла эпоха. Ушел родитель главного направления актерского ремесла 60-70-х годов. Ой-ей-ей... Кеша, Иннокентий Михайлович, Иннокентий Смоктуновский! Боже, Боже... Великий артист ушел.
Какие артисты ушли — Борисов, Леонов, Евстигнеев и вот... Смоктуновский. Неужели ты, В. С., и вправду родился, чтоб написать дневники о Высоцком, засвидетельствовать мгновения чужой жизни, да и то не главные, мимо проходящие?
Тихонов: «Больше государственности у вас, в Нижнем Новгороде, а не в Москве. И возрождение России начнется отсюда».
А откуда завал России произошел, из Москвы? А возрождение будет отсюда? Любопытно.
5 августа 1994 г. Пятница
«Служу Советскому Союзу!» Нет, Тихонов не идиот, конечно, но как же хорошо ему жилось со Звездой Героя, с ленинским лауреатством. За что?! И Евстигнеев, и Леонов... Боже мой, Боже. Так хоть не тряси ты этими побрякушками... И какое он у всех руководителей находит сочувствие этой ностальгической пропагандой. Вчера женщина в Хохолеблагодарила его за статью в «Правде». «Я не давал... это они из интервью „Водному транспорту“...» Опять «Правда»! Кого она объединяет?! Это же не просто так. Е. И. — ну, монстр! И главное, ни одной мало-мальски четкой мыслишки, идеи, все одни намеки. «Тебя не купят, нет?» Русская идея — беспроигрышный конек, единственная тема в зубах, губах, на языке. Убожество. Господи! Как хорошо, что я не пью.
Нет, конечно, Тихонова можно уважать за это, если это называть «позиция»... но как-то все это без юмора, на такой злобно-затаенной, мрачной ноте преподносится.
6 августа 1994 г. Суббота
За два дня пять выступлений.
Много узнаешь о своих коллегах трогательного, нежного. К примеру, очень хорошо, глубоко по мысли, умно и с потрясающей задушевностью, красиво, завораживающе, с прекрасной дикцией говорит Тихонов. Его можно слушать часами, затаив дыхание, — тембр, интонации... Почему, думаю, мало мы его слышим по радио? Юморной и добрый рассказчик Рыжов. Соколова говорит о жизни своей за кулисами, о жизни коллег. Савельевой Люсе предложили быть костюмершей. Корольков стоит в гардеробе.
8 августа 1994 г. Понедельник. Вагон
Говорил я Тихонову много хороших слов.
— Что восхищает как профессионала — вы с одинаковой актерской тщательностью и порядочностью произносите тексты брежневской «Целины» и толстовские тексты... Без насмешки, без дешевого цинизма. Потому вы себя сохранили — серьезность и трепетность. Поводов для разгильдяйства жизнь вам подсовывала много. Такие роли, такие награды... Очень легко потерять себя и ориентиры. Вот в параллель с вашей судьбой актерской — судьба О. Стриженова. Финал печален, а как еще мог бы и работать и со зрителем встречаться, и тем держать форму и уважение к себе, к своему таланту. Водка, гульба — забвение зрительское.
Тихонов:
— Надо иметь своего адвоката. 10% со сделки он берет себе, но зато тебе не о чем беспокоиться. Все переговоры-разговоры он берет на себя, все устраивает и говорит: «Это вам невыгодно».
«Мороз-мороз...» с ансамблем, с солисткой. Верхние ноты звучали прекрасно. Особенно последний, второй концерт вчера. Я в хорошей форме, я жив, я не соблазнился на «зверобой» с Тихоновым, а хотелось. Слава Богу, что он такой деликатный и понимающий оказался человек — не просил с ним выпить, не настаивал, мало ли, лечится человек. Ведь он сына потерял, Володю, который погиб от этого увлечения.
20 августа 1994 г. Суббота. Вечер
— Не пишется.
— И мне. Откладываю — завтра, завтра, и так уже лет пять.
— Напрасно. Вам не пишется — это напрасно. Вам — дано. Не всем дано, кто пишет, а вам дано, пишите. Мое время на излете, а вы еще... — сказал мне Жженов и подарил в самолете книжку «От глухаря до Жар-птицы».
Замечательно мы с ним летели. Так замечательно он рассказывал о наших коллегах, об Иннокентии С.:
— Он откровенничал со мной. «Больше всего, — говорил он мне, — боюсь я бани». Я-то знал, что он еврей, а он себя за поляка выдавал. Олег Даль... Божьей милостью, настоящий... Если с кем несправедливо поступила жизнь — с ним и Вампиловым. Зачем последнему надо было утонуть! Такие пьесы писал!
Чудесную миниатюру рассказал о Высоцком. Для меня — неизвестный Высоцкий.
— Приехал польский театр, играли они у нас. И наметились у меня отношения с одной актрисой. Назначила она мне свидание в гостинице «Россия». Я прихожу и встречаю в вестибюле Володю. Спускается эта актриса. Мы сидим, разговариваем, и я понимаю, что мы на одну роль метим. Сидим 10-15 минут, час сидим. Володя встает и уходит: «Извините, я сейчас». Через пять минут приносит две чашки кофе и две рюмки коньяку. После этого галантно попрощался и оставил нас.
Эта история меня восхитила. Зная Володю — быть первым в женском вопросе, — и чтобы он уступил!
— Он уважал меня, наверное, и любил, но больше уважал, — заключил свой рассказ бывший зэк.
А для меня — неизвестный Высоцкий. Засверкали слова в мозгу. И я попросил:
— Подарите мне эту историю, Г. С.!
— Пожалуйста, конечно.
21 августа 1994 г. Воскресенье. Красный Селькуп
Я не верил глазам своим, глядя вчера на Г. Жженова. Неужели ему 80 без малого?! Неужели теоретически возможно мне дожить до его лет, то есть еще 27 лет, и стоять вот так перед микрофоном, сохранив юмор, жизнь и ум! Господи! Кажется, я начинаю чему-то и кому-то завидовать. Не потому, что ему 80, а потому, что он такой. В самолете не задремал, не закемарил, а живо и непринужденно рассказывал историю за историей без старческой экзальтации, без капризов, жалоб, фырканий. Я сидел, слушал — глазам и ушам своим не верил. И я со своей спиной не знал, куда себя девать в кресле самолета, в какую позу уложиться, чтоб не больно было и поспать...
26 августа 1994 г. Пятница. Вечер
И пришла мне простая мысль в голову. В сущности, этот роман с Ирбис, эта любовь, эта сумасшедшая страсть спасли семью... Как ни странно, это так. Это сильное, мощное отвлечение от семьи, от ее проблем. Разводиться мне не надо — жалко и... вообще. Но и жить в этом аду было бы невозможно без какого-то плота спасительного на стороне. Да и стороной этот плот назвать преступно. Это то, что спасает и дает силы, дает жизнь. Пусть иллюзия, мираж... Но этот мираж рождает что-то конкретное — тексты, репризы, анекдоты, байки.