Сын шевалье

Именно к этой карете Жеан и Пардальян повели девушку.

Опомнившись, начальник полиции бросился за ними и, встав перед дверцей, поднял руку вверх. С улыбкой, полной радостного торжества, он резко произнес:

— Именем короля, вы арестованы!

Жеан не ответил. Шпага была у него в правой руке. Переложив ее в левую, он тем же движением, что сбил с ног Кончини, отстранил господина де Неви, рухнувшего к ногам своих лучников. После этого он отворил дверцу кареты и все с той же нежностью промолвил:

— Прошу вас!

Бертиль подчинилась с прежней доверчивостью и, одарив его ослепительной улыбкой, вошла в карету.

Между тем Неви, брызгая слюной от бешенства и сгорая от стыда, вопил:

— Клянусь кровью Христовой! Вот уже во второй раз этот наглец посмел поднять на меня руку! Схватить это бандитское отродье!

Жеан, казалось, ничего не видел и не слышал. Он помогал Бертиль подняться на высокую подножку, и во всем мире для него существовала только она!

Но если юноша ни на что не обращал внимания, то этого нельзя было сказать о его спутниках. Увидев, что лучники двинулись к Жеану, Гренгай, Эскаргас и Каркань оскалились, выставив вперед рапиры, — они были похожи на боевых псов, готовых вцепиться в горло врагу.

Пардальян же, взмахнув шпагой, словно хлыстом, воскликнул:

— Назад! Под страхом смерти назад! Господин де Неви, ваша очередная глупость может вам дорого обойтись!

Это было сказано с такой повелительной интонацией и с таким величественным видом, что лучники остановились в нерешительности, а Неви встревоженно спросил:

— Что все это значит, сударь?

Пардальян холодно ответил вопросом на вопрос:

— Вы слышите конский топот по Шарантонской дороге? Слышите? Так вот, сударь, это приближается король со своими гвардейцами. Король, если сочтет нужным, объяснит вам, что все это значит.

— Король? — пролепетал в смятении начальник полиции. — Он не…

Пардальян лишь иронически пожал плечами.

В этот момент Жеан, удобно устроив Бертиль на подушках кареты, обернулся к Неви со словами:

— Вы что-то сказали, сударь?

В этой безмятежности Неви почудилась насмешка, и кровь ударила ему в голову. Забыв об осторожности, он прохрипел:

— Я сказал, что арестую тебя! Лучники, схватить этого человека!

Жеан прислушался. Топот заметно усилился. Королевская кавалькада была уже совсем близко. На губах юноши появилась лукавая улыбка. Вложив шпагу в ножны, он промолвил небрежно:

— Вы хотите меня арестовать? Будь по-вашему. Я не стану сопротивляться. Только прикажите им, — он показал на лучников, осторожно подбиравшихся к карете, — держаться на расстоянии. Даю вам слово оставаться здесь до прибытия короля, который и решит, заслуживаю ли я ареста.

Услышав это, Пардальян и трое храбрецов также опустили рапиры. Неви жевал свой ус, не зная, как поступить. Неожиданная покорность и одновременно непоколебимая самоуверенность этих людей привели его в смятение. Он чувствовал все возрастающее беспокойство.

Тогда он почел за лучшее заняться делом, к которому ему следовало приступить сразу же: обыскать усадьбу и удостовериться, что короля — живого или мертвого — здесь нет.

С ним было около шестидесяти лучников, занявших почти все пространство маленького тупичка. Уверенный, что пленнику не удастся сбежать, он взял с собой десяток солдат и вошел в одно из жилых строений. В глаза ему тут же бросился человек, лежавший на полу в углу. Он подбежал к нему, не сомневаясь, что это — труп короля. Надо отдать должное начальнику полиции: он был искренне потрясен, ибо любил своего государя!

Но это оказался не король. И не труп. Это был Саэтта, живой и невредимый, без единой царапины, но крепко связанный и на время забытый всеми там, куда его бросили Гренгай, Эскаргас и Каркань.

Неви вздохнул с облегчением. Саэтту вынесли из дома и передали под присмотр лучников. Начальник полиции вышел, желая проверить второе строение, но в этот момент у тупичка остановилась целая кавалькада всадников. Неви застыл на месте, не зная, радоваться ли ему или огорчаться.

Во главе кавалькады был сам король, находившийся не только в полном здравии, но еще и в прекрасном расположении духа. Справа от него держались герцоги де Бельгард и де Лианкур, слева — маршал де Бассомпьер и герцог де Монбазон.

Чуть поодаль стоял капитан де Витри с ротой гвардейцев.

Король и его свита, спешившись, направились в тупик, а Витри стал выстраивать своих солдат в боевом порядке. Генрих IV двинулся прямо к Пардальяну и Жеану, стоявшим возле кареты. Окинув быстрым взглядом их растерзанные костюмы, окровавленные лица и руки, король успел заметить и троих храбрецов, вытянувшихся в струнку и бледных от сознания оказанной им высочайшей чести.

— Клянусь Святой пятницей! — воскликнул он с гораздо более сильным, чем всегда, гасконским акцентом, выдававшим его волнение. — Дело было горячим, как я погляжу.

Он обращался к Жеану. Юноша вместо ответа повернулся к Пардальяну, и в черных глазах его выразилась глубокая нежность вкупе с наивным восхищением. Во всем поведении Жеана ощущалось благоговение без самоунижения, а сияющее лицо лучше всяких слов говорило, как горд и счастлив он быть сыном такого человека.

Ибо истина была открыта ему в Лувре, в присутствии короля — в тот момент, когда он предложил монарху заменить его. собой в карете. Такое решение позволяло парировать удар, подготовленный Кончини и Аквавивой, никого не выдавая.

Пардальян понял, какие чувства испытывает сын, почтительно представляя ему право ответа. Это юное лицо было для него открытой книгой. Он был бесконечно тронут, но, не желая показывать этого, пожал плечами и сказал:

— Говори, сын мой. По трудам и почести, черт возьми!

Как ни силился он напустить на себя холодность, голос выдавал его: вместо иронии в нем прозвучала необыкновенная мягкость. И Жеан в свою очередь понял все, что творится в душе отца, и отблагодарил его доброй улыбкой.

— Сир, — произнес он, — дело было пустячным и заняло у нас всего несколько минут. Мерзавцы сбежали.

— А что с девушкой? — живо спросил Генрих.

— Она ожидает в карете Вашего Величества.

— Ах, так! — промолвил король.

И мысленно добавил:

— Значит, это правда!

Он двинулся было к карете, но тут же остановился, словно вспомнив что-то.

— А что с этим покушением? — осведомился он.

Жеан взглянул искоса на отца: тот, улыбаясь, показал глазами на начальника полиции, державшегося в стороне и очень обеспокоенного тем оборотом, какой приняло дело.

— Его удалось предотвратить, сир! — ответил Жеан. — Господин де Неви может подтвердить, что прибыл вовремя и успел схватить убийцу.

Это было сказано небрежным тоном, от которого содрогнулся несчастный Неви — Пардальян же улыбнулся одобрительно, словно встретил старого знакомца.

Тем временем король, повернувшись к Неви, вскричал с живостью, выдававшей его интерес к этому аресту:

— Наконец-то удалось схватить одного из этих негодяев! И теперь я смогу узнать… Где пленник, Неви? Я хочу сам допросить его.

— Сир, — пролепетал Неви, более всего желая провалиться сквозь землю.

— Что такое? — осведомился король, начиная приходить в раздражение.

— Сир, — вмешался безжалостный Жеан, глубоко кланяясь королю, — пленник господина де Неви перед вами.

— Что за глупые шутки? — гневно спросил король, устремив взор на мертвенно бледного начальника полиции.

И, разгорячившись, добавил:

— Этот молодой человек один раз уже, рискуя переломать себе кости, спас нам жизнь… вы же подоспели, чтобы арестовать его! Сегодня он вновь оказал нам величайшую услугу, а вы хватаете его за шиворот, словно какого-нибудь злоумышленника. Дьявольщина, сударь, у вас весьма странные представления о долге и обязанностях, сопряженных с вашей должностью!

В полном смятении несчастный начальник полиции залепетал какие-то невероятные оправдания, но король оборвал его, сказав сухо: