Сын шевалье

Аквавива сказал это без гнева, без досады, удивительно ласково — эта интонация весьма редко изменяла ему.

— Вам так трудно было уговорить его вернуться на родину, — продолжал он. — А теперь придется снова хитрить и прилагать УСИЛИЯ, чтобы он не уехал. Надеетесь ли вы на успех?

— Труднее всего, — отвечал монах, — будет сделать так, чтобы он ничего не заподозрил. Но я надеюсь добиться своего. Он только должен войти в этот дом — а что он отсюда просто так не выйдет, я ручаюсь. Для этого все готово в тех комнатах с механизмами, которые я собирался показать вашему преосвященству. Могу уверить: он там увидит такое, что снова будет готов на все.

— А Жеан Храбрый?

Парфе Гулар зловеще ухмыльнулся:

— Наши люди неотступно, как тень, следуют за ним по пятам. Так будет до того дня, когда он станет нам не страшен.

— Поторопитесь, брат мой, — сказал Аквавива, не выказав, впрочем, ни тени тревоги. — Это очень важно и срочно.

— Быть может, дело уже даже сделано.

— Дай Бог, дай Бог.

Аквавива еще немного помолчал.

— Как идут раскопки? — вновь обратил он к собеседнику бледное лицо.

— Мы близки к цели, ваше преосвященство. Алтарь, о котором сказано в бумаге, почти весь расчищен. Через несколько дней мы найдем нужный рычаг, а там уже недалеко и до конца.

В дверь тихонько постучали. Гулар открыл. Монах атлетического сложения смиренно спросил, что желает монсеньор к ужину.

— Принесите кусок хлеба, фруктов и стакан воды, — сказал Аквавива.

Монах ушел. Генерал ордена продолжал кротко и ласково давать указания Парфе Гулару.

Через пять минут монах вернулся со столиком, где на серебряных подносах был сервирован скудный ужин, заказанный главой мрачного и грозного Общества Иисуса. Парфе Гулара в комнате уже не было. Монах, впрочем, нисколько этому не удивился.

Глава 62

АКВАВИВА ВЫХОДИТ НА ОХОТУ

Расставшись с Пардальяном, Жеан Храбрый вышел из Парижа через Монмартрские ворота. Проходя мимо дома Перетты-милашки, он, не останавливаясь, стал насвистывать охотничью песенку. Возле замка Поршерон его нагнал Гренгай, который сторожил дом, спрятавшись за забором напротив.

— Ну что? — спросил Жеан.

— Все в порядке, командир. Все спокойно.

— Смотрите и дальше в оба. Служба нудная, что и говорить

— Что нудная то нудная, спорить не буду, — честно признался Гренгай. — Ну так и что же, командир! Это же все ради барышни, черт побери, а для нее мы и головы не пожалеем! К тому же тут и Перетта, сестра моя, а Каркань, сами знаете, по ней с ума сходит. Уж ему-то здесь не скучно, будьте покойны: он тут рядом с любимой. Увидит ее изредка — вот уж и на седьмом небе. Кто-кто, а он не дежурство никогда не опоздает.

Жеан улыбнулся.

— А живете вы опять на улице Бу-дю-Монд?

— Да, опять, — больно там вид хороший. И с хозяином сразу помирились, как только нашли, чем заплатить.

Насчет Бертиль Жеан успокоился. Теперь он пошел искать Равальяка. В «Трех голубях» ему ответили: рыжий ангулемец выехал — сказал, что едет на родину.

«Вот и славно», — подумал Жеан и вернулся в город через ворота Сент-Оноре.

Он был мрачен и озабочен: размышлял над тем, что говорил ему Пардальян про короля. Схватил, можно сказать, богатство за хвост — а оно опять ускользнуло! И, конечно, Жеан не мог не вспомнить про баснословные сокровища, втуне лежащие под развалинами Монмартрского эшафота.

Говоря по правде, он совершенно забыл о советах шевалье по доводу Аквавивы. Теперь его заботили одни только миллионы… Не раз и не два он говорил себе:

— Не пойти ли туда?

Перед одним таким искушением ему удалось устоять, но перед другим — уже нет. «Еще не поздно, — подумал он. — Хорошо бы теперь проскакать по окрестностям города — посмотреть, каков на деле Зефир».

Жеан вернулся на улицу Сен-Дени в трактир «Паспарту», зашел потихоньку в конюшню, сам оседлал коня и помчался вскачь. Эта прогулка заставила его вмиг забыть обо всех неприятностях. Жеан упивался свежим ветром, бешеным галопом; он тщательно изучил все повадки Зефира и пришел от него в восхищение. Приятно проведя таким образом несколько часов, он вернулся в город на склоне дня. От долгой скачки у него разыгрался аппетит.

Жеан поставил коня в стойло и поужинал в таверне на улице Сен-Дени. Вышел он из нее уже поздно вечером. Улицы были темны, молчаливы, безлюдны. Жеан, как всегда, ничего не боялся — он беззаботно шел кратчайшим путем, мечтая поскорее добраться до своей постели.

В двух шагах от цели, на улице Бетизи, за его спиной раздался какой-то шорох. Жеан отпрянул в сторону.

Пуля просвистела в паре дюймов от его головы. В тот же миг раздался другой выстрел. Жеан упал навзничь, засучил ногами и недвижно растянулся на мостовой.

В темноте прозвучал грубый голос:

— Готов!

Две тени с кинжалами в руках подошли поближе.

— Похоже, убит, — сказал тот же голос.

— Похоже, — ответил другой, — но надо проверить. Нам хорошо заплатили за работу, и мы сделаем ее на совесть.

Жеан не шевелился — был то ли мертв, то ли без чувств. Две тени осторожно подобрались еще ближе, наклонились над ним… Тускло блеснули в ночи лезвия двух молниеносно взметнувшихся кинжалов, и тут же тишину прорезали два оглушительных крика боли, слившихся воедино.

Жеан не был даже ранен. Едва просвистела первая пуля, как в его уме тут же всплыли предостерегающие слова Пардальяна. Он упал в тот самый миг, когда прозвучал второй выстрел. Такой прием был ему не в новинку.

Когда два наемника крались к Жеану, когда вели свой разговор, он все слышал, но не шевелился. Однако едва они наклонились и выхватили свои кинжалы, как юноша изо всех сил ударил обоих бандитов ногами прямо в грудь.

Разбойники без сознания рухнули на мостовую.

— Теперь надо заставить их говорить, — прошептал Жеан.

Он стремительно подскочил к ним и схватил обоих за горло. Конечно, на первый взгляд могло показаться, что таким способом впору не разговорить человека, а отправить его прямо к праотцам. Но Жеан знал, что делает. Убийцы в ужасе раскрыли глаза и прохрипели:

— Пощадите, монсеньор, пощадите!

— Знайте же, подонки, — грозно ответил Жеан, — что если вы скажете, кто вам заплатил за мое убийство, то я вас пощажу, нет — задушу обоих.

И он еще сильнее сжал пальцы.

— Скажу, все скажу! — еле слышно просипел один разбойник. — Ох, полегче, сударь! Заду…

Жеан убрал руки, забрал себе для верности оба кинжала, валявшихся на земле, и сказал:

— Говори, злодей!

Убийца для начала смог только выдохнуть:

— Вражья сила! Ну и ручищи!

— Так кто вам заплатил за мое убийство? — сурово повторил Жеан.

— Не знаем, монсеньор.

— Врешь, негодяй! Говори — или прощайся с жизнью!

И он снова схватил бандита за горло.

— Не видать мне Царства небесного, не знаю! — простонал тот.

Жеан понял: он не врет — и опять отпустил его.

— Погоди, — сказал юноша. — Ты говорил — вам хорошо заплатили за это дело. Кто заплатил, как зовут, вы не знаете — ладно! Но вы же его видели? Каков он из себя?

— Нет, и не видели… у него был капюшон до самых глаз. Знаем только, что монах или одет монахом.

Жеан все понял.

— Хорошо, мерзавцы, — сказал он, — я вас пощажу. Теперь быстро отсюда, и чтобы я вас никогда больше не видел, если вам жизнь дорога.

Разбойники с трудом поднялись на ноги и что было духу помчались прочь.

Вернувшись домой, Жеан запер дверь на два оборота ключа — он никогда этого прежде не делал, — кинулся в кресло и стал размышлять.

— Аквавива вышел на охоту, — прошептал он. — Господин Пардальян был прав… как всегда. Провались все к дьяволу! Если и дальше будет продолжаться этакая пакость, то, пожалуй, и жить не захочется!

Но природная беспечность вскоре взяла верх:

— Ладно, поглядим! Бывал я и прежде в переделках, а до сих пор жив и здоров.

Однако последняя переделка даром все же не прошла. Жеан со всем тщанием осмотрел свою комнату и лег спать, лишь убедившись, что непосредственной опасности нет.