Страница 128 из 140
Итак, слова Фаусты были встречены радостным и дружным «Да здравствует королева! Да здравствует король!»
Хотя Фауста и не сулила своим сторонникам ничего определенного, она тем не менее знала, что существует один коренной вопрос, при обсуждении которого все будут непреклонны до свирепости: вопрос этот – уничтожение инквизиции. Избежать разговоров о сем предмете было бы просто опасным. Такой могучий ум, как ум Фаусты, не мог не понимать все значение этого вопроса.
Посему принцесса высказалась крайне решительно.
– Мы даем клятву, – сказала она, – что с этого мгновения первым долгом вашего короля будет уничтожение трибуналов инквизиции.
Теперь, подготовив почву и посеяв радость среди собравшихся в зале, она могла вернуться к тому, что ее непосредственно интересовало, к осуществлению ее личных планов, причем будучи твердо уверенной, что ее ждет всеобщее одобрение и поддержка.
Поэтому она уверенно сказала:
– Вы искали главу, который бы разделил ваши убеждения, и вы нашли его. Я непременно желаю доказать вам, что только тот, кого вы избрали, может стать королем и быть признанным и знатью, и духовенством, и народом. Его признают без споров, без обсуждений, без борьбы, признают с радостью, все станут приветствовать его. И это, господа, имеет первостепенную важность. Не думайте, что борьба пугает меня. Да и похожа ли я на женщину, которая отступает? Нет! Но навязывать короля силой – это всегда рискованная затея. Не говоря уж о том, что в подобных случаях не всегда торжествует правый.
Она передохнула секунду и продолжала еще более убежденно, с какой-то мистической экзальтацией, пророческим тоном, произведшим глубокое впечатление на уже покоренных слушателей:
– В сделанном вами выборе я вижу руку Господа. Я свято верю: наше дело победит; ведь речь идет не о том, чтобы свергнуть династию, и не о том, чтобы поддерживать и укреплять власть узурпатора. Нет, и еще раз нет! Мы с вами говорим об обычном наследовании, о наследовании по всем правилам и, как я уже отмечала, наследовании законном. Законность его безусловна и оспариваться ни кем не будет, за это я ручаюсь.
Чувство, владевшее теперь всеми, было любопытство, достигшее высшей точки.
Даже Пардальян говорил себе: «Занятная штука. С какой же стороны эта гениальная интриганка подойдет к делу, чтобы оправдать и, как она говорит, узаконить то, что в глазах любого разумного и непредубежденного человека предстанет как узурпация в ее самом чистом виде?»
Фауста меж тем продолжала посреди благоговейной тишины:
– Итак, наш будущий король спасен. Нынешний же король – с вашей помощью, разумеется, – схвачен. Схваченный король исчезает – это я беру на себя... Но, господа, давайте наберемся мужества и назовем вещи своими именами: нынешний король умрет, король уже умер. Встает вопрос о королевском наследнике. Кто же наследует корону Филиппа? Кто наследует ее по праву?
– Инфант Филипп! – выкрикнул кто-то.
– Нет! – торжествующе воскликнула Фауста. – Вот в чем заключается ваша ошибка: вы путаете человека, имя и монархический принцип. Наследник по праву, законный наследник – это старший сын покойного короля. Но старший сын короля – это не тот ребенок, которого священники уже давно мнут, словно глину, в своих руках, чтобы превратить его в свой послушный инструмент. Истинный инфант – это тот, кого вы избрали своим повелителем, кто был взращен в школе несчастий и бед, тот, кто думает так же, как вы, потому что он страдал не менее, а, может быть, даже более вас, тот, кто станет для вас идеальным королем. Это тот, кого вы называете сыном покойного инфанта Карлоса, а я называю старшим сыном и прямым наследником его отца Филиппа II. Вот он-то, под именем Карла VI, и будет по праву королем всей Испании, королем Португалии, правителем Нидерландов, императором Индии.
«Уф, – усмехнулся Пардальян, – сколько титулов! Теперь я понимаю, почему госпожа Фауста вдруг воспылала любовью к человеку настолько удачливому или несчастливому, это как посмотреть, что он соединил в своем лице столько пышных титулов! Принцесса, правительница, королева, императрица... Черт побери! Правда, недостает папской тиары, но все-таки букет вполне приличный. Однако если я и понимаю, почему она отказалась от своих прежних непримиримых взглядом и заделалась такой поборницей свободомыслия – ведь эта перемена приносит ей столько корон сразу! – то я совсем не могу взять в толк, как это ей удастся превратить дедушку в отца. Хотя, в сущности, речь идет всего-то об изменении одного слова.»
Именно этот вопрос занимал и умы всех заговорщиков.
Уверенность, с какой говорила эта таинственная женщина, странным образом волновала и смущала их. Они не сомневались, что итальянская принцесса с помощью своих удивительно логичных доводов сможет предоставить нужные доказательства, и не терпелось увидеть, как она возьмется за это, не терпелось узнать, окажутся ли эти доводы настолько весомыми, что убедят недоверчивых и строптивых.
Вот почему многие поспешили задать этот вопрос вслух.
Фауста, очень уверенная в себе, отвечала без колебаний:
– Среди вас есть дворяне, занимавшие при дворе важные должности. Именно к ним я обращаюсь прежде всего и спрашиваю их: слышали ли вы, чтобы королева Изабелла, умершая более двадцати лет назад, была с позором изгнана своим супругом-королем? Ничего подобного, не так ли? Знакомы ли вы хоть с каким-нибудь документом, объявляющим ее недостойной быть королевой? Нет, и еще раз нет! Было ли против нее выдвинуто когда-нибудь обвинение в супружеской измене? Нет, опять-таки нет! Елизавета Валуа, супруга Филиппа, королева Испании, под именем донны Изабеллы жила и умерла испанской королевой и была похоронена с королевскими почестями. Никогда король Филипп не порицал ее. Напротив, он всегда публично воздавал должное добродетели той, кого он называл верной и преданной супругой. Это известно всем. Множество людей, чье прямодушие не может быть поставлено под сомнение, засвидетельствуют это, если в том возникнет надобность. Король никогда не посмеет опровергнуть то, что он сам же утверждал в течение многих лет, при самых разных обстоятельствах, перед всем двором – я имею в виду верность ему его супруги. Правильно ли все сказанное мною?