Нострадамус

Месса, которую служили для приговоренного, закончилась. Снова медленно зазвонил колокол. Процессия вышла из дверей церкви тем же порядком, каким незадолго до того вошла в храм. Вот только во главе ее, прямо перед приговоренным встал человек, который дожидался окончания службы за дверью. Он медленным шагом пошел чуть впереди. На его плече сверкал большой топор с острым, как бритва, лезвием.

Это был палач…

Ни Боревер, ни Флориза не видели его. Они видели только друг друга. И говорили только одно:

— Я люблю тебя!

Процессия, пройдя между двумя рядами лучников, добралась до Гревской площади и остановилась у подножия эшафота. Офицер, командовавший алебардистами, тронул Флоризу за руку, снял шляпу, поклонился и сказал:

— Мадемуазель, вам нельзя идти дальше…

Она ничего не ответила. Но бесконечно грациозным движением обвила обеими руками шею Боревера. Наблюдавшая за всем происходящим огромная толпа взревела. Рыдания, просьбы о помиловании, крики, выражавшие сочувствие, слились в один нестройный хор. У людей лились слезы из глаз, кто-кто кричал, кто-то тихо повторял про себя:

— Милости! Помилования приговоренному!

Влюбленные были так молоды, так красивы, они так гордо встречали неизбежную смерть! Флориза шепнула:

— Прощай, мой возлюбленный супруг, я обожаю тебя!

— Я обожаю тебя! — эхом откликнулся Боревер. Они закрыли глаза, губы их поискали и нашли друг друга, встретились и слились в божественно прекрасном поцелуе любви и смерти… Их первом поцелуе!

Оторвавшись от Флоризы, приговоренный поднялся на эшафот. Палач подвел его к плахе. Боревер встал на одно колено, положил голову на плаху. Глаза его были обращены к Флоризе. Он улыбался. Он восклицал:

— Я люблю тебя! Я люблю тебя!

— Я люблю тебя! — отвечала девушка, сжимая в руке кинжал. Она тоже улыбалась.

— Помилования! Помилования! — вопили люди, заливаясь слезами.

Палач, взявшись двумя руками за топорище, пристально посмотрел на одно из окон дома Городского Совета. Внезапно в этом окне появилась фигура в черном. Женщина… Екатерина Медичи… Она сделала знак рукой… Знак, позволявший казнить. Острое лезвие занесенного топора блеснуло в воздухе…

IV. Телохранители маленького Анри

Накануне трагических событий, происходивших в то утро, что мы описывали в предыдущей главе, Мирта, выйдя из особняка на улице Тиссерандери, помчалась куда-то выполнять таинственное и, видимо, крайне важное поручение, данное ей Нострадамусом. Дело было около полуночи. Неукротимая решимость читалась на лице храброй девушки. Боль, ревность, отчаяние — все теперь было направлено только на одно, все служило одной цели: спасти Руаяля де Боревера. Мирта собиралась предпринять последнюю, решающую попытку. Она собиралась атаковать Лувр!

Может быть, вы, мои читатели, не забыли еще, что в день рокового турнира Мирта случайно встретилась с Бураканом, Тринкмалем, Страпафаром и Корподьяблем, ставшими «дворянами королевы». Может быть, вы не забыли, что бывшие спутники Боревера по его бурной жизни сказали тогда бывшей хозяйке трактира «Угорь под камнем»:

— Если тебе понадобится когда-нибудь проникнуть в Лувр, достаточно будет сказать пароль, и тебя сразу же пропустят. Захочешь нас увидеть, стоит только произнести «Пьерфон», и тебя проведут к нам…

Вот о чем Мирта рассказала Нострадамусу в тот вечер. И вот почему Нострадамус, которому не удалось пройти в Лувр самому, отправил туда Мирту.

Итак, королева, как нам известно, проводила переговоры со своими советниками, поручив своим «вернейшим из верных сторожевым псам» охранять маленького Анри.

Время было тревожное. Екатерина опасалась всего и всех. Подозревала каждого. Но сильнее всего ее тревожила безопасность единственно любимого из ее сыновей. Потому нашей четверке пришлось поклясться Богом, спасением собственной души и, помилуй, Господи, отлучением от рая, что, во-первых, они ни на мгновение не спустят глаз с маленького принца вплоть до дня, когда тело усопшего Генриха II упокоится в королевском склепе; во-вторых, они не задумываясь убьют всякого, кто попытается приблизиться к ребенку; в-третьих, умрут, защищая юного Анри, если в том возникнет необходимость…

В силу данной ими клятвы, Тринкмаль, Страпафар, Буракан и Корподьябль вынуждены были дневать и ночевать в спальне королевы, куда, пока не закончится самая тревожная пора, переселили маленького принца. Анри мирно спал. Его телохранители, то и дело сокрушенно вздыхая, смотрели на посапывающего во сне малыша. Их постигло огромное горе. Они думали только о нем… Они говорили только о нем… И все-таки время от времени зевали от скуки.

— Что за парень! Какая проворная шпага! Первая шпага во всем мире! — вдруг воскликнул один из друзей.

— Приговорен! Мы теряем нашу душу! Королевство теряет главное украшение своей короны! — отозвался другой.

— Господа! — сказал, приоткрыв дверь, дежурный офицер. — К вам эмиссар от королевы!

— Эмиссар? Это еще кто такой? Ну, пускай войдет!

В секунду вся четверка оказалась на ногах. Офицер скрылся. В комнату вошла женщина. Дверь за нею сразу же закрылась. Женщина скинула капюшон плаща.

— Мирта!!! — в один голос, совершенно обалдев от неожиданности, но не скрывая восторга, завопили они.

Они бы еще долго ликовали, но девушка приложила палец к губам и дала им знак успокоиться. Потом, собрав в тесный кружок, окинула всю компанию сумрачным взглядом и спросила:

— Хотите его спасти?

Им не было нужды повторять вопрос дважды. Они не произнесли ни слова в ответ. Их глаза, их мигом изменившие выражение физиономии, то, как они приосанились, как схватились за шпаги, — все говорило «да», кричало «да», вопило о готовности отдать все четыре свои жизни за спасение его единственной. Договоренность была достигнута сразу, и девушка попыталась как можно более коротко объяснить, в чем должна заключаться их миссия:

— Надо сделать вот что. Схватить маленького принца Анри. Вывести его из Лувра до девяти часов утра. Отвести его в дом на улице Тиссерандери (сейчас я вам расскажу, как до него добраться и как туда попасть). Вы это сможете?

— Считай, что дело сделано! — сказал Тринкмаль.

— Да мы убьем саму королеву, если она помешает! — пригрозил Страпафар. — Это ж ради нашего волчонка!

Мирта, сообщив все нужные сведения о доме на улице Тиссерандери, ушла и только напомнила напоследок:

— До девяти утра! Ни минутой позже!

Оставшись одни, друзья обменялись пылающими взглядами. Одинаковым движением они удостоверились в надежности оружия. Одинаковым движением приблизились к кровати, где посапывал ребенок. Они собрались было… Но в этот момент дверь открылась, и на пороге появилась… королева.

— Все в порядке, — сказала она. — Можете отправляться в свои апартаменты.

Они замерли на месте, оглушенные, растерянные… Они снова обменялись взглядами, говорившими об одном намерении… Никогда еще Екатерина Медичи не была так близка к смерти…

Вернувшись в свою опочивальню, друзья разрыдались. Они провели ужасную ночь, не находя себе места и обдумывая, что же теперь делать. Наступило утро. Рассвело. Часы пробили шесть. Потом семь. Восемь часов! Все в них клокотало. Они обезумели от отчаяния. Совершенно растерянные, они уже подумывали о том, не поджечь ли Лувр, когда внезапно в их комнате появилась Екатерина и, увидев, что они полностью одеты и вооружены, удовлетворенно улыбнулась.

— Мне нужно на час уйти из Лувра, — сказала она. — Стерегите его в мое отсутствие. Будьте бдительны, как никогда!

Королева сама проводила «своих дворян» в комнату, где находился — уже одетый — маленький принц Анри, и, наконец, удалилась. Как раз вовремя, потому что все четверо были вполне готовы вцепиться ей в глотку и удушить.

Эта ночь, такая тяжелая для нашей четверки, оказалась еще тяжелее для Мирты. Девушка провела ее у ворот Лувра, откуда они должны были выйти. К утру Мирта поняла, что все пропало. Раз «телохранители» принца еще не вышли из дворца, значит, им помешало какое-то непреодолимое препятствие. Ей показалось, что она умирает… Она ожесточенно вцепилась зубами в шарф, болтавшийся у нее на шее, чтобы не закричать от боли и отчаяния.