Любовь шевалье

На лице шевалье заиграла странная улыбка; он улыбался так лишь в роковые минуты. Жан побелел как мел, усы его встопорщились, и он двинулся навстречу Ортесу.

Виконт поднял глаза, увидел Пардальянов и не смог сдержать возгласа злобной радости… Он поднял было руку, но ничего не успел сделать… Шевалье крепко сжал его запястье. Ликование виконта сменилось ужасом: не ослабляя стальной хватки, Пардальян-младший вырвал у Ортеса из рук хлыст и резко ударил им негодяя по лицу. Широкая кровавая полоса рассекла лицо этого зверя в человеческом облике. И снова взметнулся хлыст в руке Пардальяна, опускаясь на лицо Ортеса, и опять, и опять…

Сделав отчаянное усилие, виконт вырвался из железных объятий шевалье и, страшный, залитый кровью, завопил:

— Ко мне, Плутон! Ко мне, Прозерпина! Хватайте его!

Услышав голос хозяина, собаки прекратили терзать кровавые останки женщины, насторожились — и кинулись: одна на шевалье, другая на Пардальяна-старшего…

Ортес в бешеном гневе орал:

— Плутон! Прозерпина! Хватайте их, собачки!

Но вдруг Ортес почувствовал, что какая-то сила опрокинула его на мостовую: на него бросился пес — но не Плутон и не Прозерпина. Виконта атаковала лохматая рыжая собака, похожая на овчарку, ловкая и сильная… Пипо! Это был Пипо! Пипо, дружок Прозерпины, который всюду сопровождал свою даму сердца.

Страшные клыки Пипо мгновенно сомкнулись на горле у Ортеса. Виконт д'Аспремон дернулся и затих, убитый на месте, возле своей жертвы… Оба Пардальяна не видели этой сцены. Они стояли спиной к виконту и лицом к собакам Ортеса. Те готовились атаковать… Плутон выбрал отца, а Прозерпина надвигалась на сына.

Собаки бросились одновременно, с диким лаем, пытаясь вцепиться жертвам в горло. Но Плутон тут же упал на землю: кинжал старого солдата распорол ему брюхо прямо в воздухе.

Прозерпина кинулась на Шевалье. В тот миг, когда ее лапы коснулись груди Жана, он сумел схватить собаку за горло и сдавил так, что побелели пальцы. Прозерпина захрипела, потом жалобно взвизгнула…

Лишь десять секунд прошло с того мгновения, как псы Ортеса растерзали на глазах у Пардальянов женщину-гугенотку. Отец с сыном еще не могли прийти в себя после кровавой драки; они даже не замечали скакавшего возле них с радостным лаем Пипо. Фанатики, преследовавшие женщину, оказались теперь лицом к лицу с Пардальянами. Они пока не ввязывались в бой, но кричали, угрожали, проклинали…

— Нам пора! — спокойно сказал шевалье, не обращая на них внимания.

Однако на всякий случай он поднял хлыст, тот хлыст, что был в руках Ортеса.

И Пардальяны двинулись в путь. Они шагали спокойно и уверенно: отец с сыном могли противостоять любым демонам ада. Их не могла задержать дюжина взбесившихся негодяев. Грозный рык шевалье заставил фанатиков попятиться:

— Назад, собаки, назад, жалкие псы!

Хлыст в руках Жана грозно засвистел, и слова шевалье разили трусов, будто удары:

— Прочь! Прочь с дороги! Бешеные псы!

Тут взгляд Жана упал на крутившегося рядом Пипо, и шевалье воскликнул:

— Прости, друг! Сравнивая их с собаками, я оскорбляю тебя!

Толпа расступилась перед хлыстом шевалье. Тигры, волки, шакалы — все эти жалкие хищники пятились, убегали, спасались…

Пардальяны влетели в безлюдный проулок…

Глава 45

МЕЖДУ НЕБОМ И ЗЕМЛЕЙ

Итак, отец с сыном попали на какую-то улочку. Куда она могла их вывести, они не знали. Однако та толпа, которая любовалась на площади зверствами Ортеса, а потом пятилась, напуганная грозным хлыстом шевалье, внезапно расхрабрилась, увидев, что два смельчака скрылись в проулке. Самые отважные двинулись вслед за Пардальянами. Шевалье бежал впереди, в двух шагах за ним — Пардальян-старший с кинжалом в одной руке и со шпагой в другой. Рядом несся счастливый Пипо…

Услышав за спиной шум погони, оба Пардальяна резко повернулись к преследователям лицом. И снова, в который раз за этот день, два человека встали против воющей толпы. Проулок был неширок, и атакующие наступали узким фронтом. Но напор их все время возрастал.

Отец с сыном сражались, словно сказочные рыцари. Они отступали, но хлыст шевалье свистел в воздухе, нанося удар за ударом и оставляя кровавые отметины на лицах. Кинжал и шпага ветерана, будто когти тигра, терзали преследователей. Пипо пятился назад с грозным рыком; глаза его горели, как уголья. Те, кто отваживался сунуться слишком близко, тут же отскакивали назад; Пипо безжалостно кусал их за ноги…

Пардальяны отступали… Но куда? Неизвестно…

Вдруг за их спинами, шагах в двадцати, раздался страшный взрыв. Тут же послышался грохот: видимо, обвалилась стена. Пардальян-старший кинул быстрый взгляд назад. Он увидел, что проулок выходил на широкую улицу. А там тоже ревела толпа. Ветеран не сообразил сразу, в чем дело. Видимо, чернь штурмовала какое-то здание. Как раз сейчас нападавшим удалось взорвать одно из примыкавших к дому строений…

Перед Пардальянами бесновалась обезумевшая от ненависти толпа, и они были вынуждены, отбиваясь, отступать. А позади еще одна орда фанатиков осаждала дом, и отец с сыном неминуемо должны были с ней столкнуться. Пардальяны оказались между двух огней…

И случилось неизбежное: обе толпы слились. Отца и сына отбросило к отрядам, штурмовавшим дом. Они ничего не могли толком разглядеть: улица, на которую их вышвырнул людской поток, была затянута дымом; пыль стояла столбом; выстрелы из аркебуз сливались с криками нападавших.

Образовалась чудовищная свалка; кони давили людей, все смешалось. Пардальянов кидало из стороны в сторону, втягивало в водоворот, перед их глазами мелькали чьи-то перекошенные лица, сверкали клинки, раздавались проклятия.

Наконец их прижало к стене, и они заметили в двух шагах от себя широкую лестницу: ступени ее были разбиты, перила сломаны, и сама лестница, казалось, вот-вот рухнет. Они ринулись вверх и поднимались, поднимались, поднимались, не представляя, куда ведет эта чудом державшаяся лестница. Их никто не преследовал: уж очень жутко выглядели возвышавшиеся над развалинами лестничные пролеты, окутанные клубами черного дыма.

Отец с сыном одолели всю лестницу и оказались на узкой площадке, где раньше, видимо, была дверь. Но теперь, после взрыва, лестница вела в никуда. Последний марш упирался в высокую глухую стену. Одним прыжком Пардальяны взлетели на гребень стены. Едва они взобрались наверх, как за их спинами раздался оглушительный грохот и поднялось густое облако пыли и известки: лестница все-таки рухнула.

Сидя на гребне высокой стены, Пардальяны очутились между небом и землей. Вверху плыли клубы дыма и ревели колокола, а внизу разворачивалось кровавое действо…

Шевалье нагнулся и глянул вниз, но не в ту сторону, где только что обрушилась лестница, а в другую. Он всматривался в пелену колеблющегося дыма, пытаясь что-нибудь разглядеть в кипевшей у подножия стены толчее. И тут душа его содрогнулась… Сердце шевалье бешено заколотилось, губы задрожали, а в глазах застыло отчаяние…

Так что же он увидел?..

Он увидал двор того самого дома, который штурмовали с улицы. Двор был завален обломками взорванного здания, среди которых валялись трупы. Главная дверь дома была распахнута, и к ней прорывалась орда вооруженных людей. Ее пытались сдержать трое мужчин, сражавшихся на ступенях лестницы со шпагами в руках…

Нападавших возглавлял человек, с неистовой яростью рвавшийся вперед… А среди оборонявшихся выделялся высокий мужчина. Он уже почти обессилел и в отчаянии поднял глаза к небу, взывая к милости Божьей…

Шевалье узнал и того, что вел нападавших, и того, что отчаянно защищался. Атаковал Анри де Данвиль, а оборонялся Франсуа де Монморанси! Два брата встретились лицом к лицу! Жан узнал и дом, подвергшийся нападению. Это был особняк Монморанси!

— Черт! — рявкнул шевалье де Пардальян.