Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 102 из 119



— Ах, нет, Екатерина, пожалей дитя нашей любви! — ломал руки Руджьери.

Тогда королева решительно взяла свисток, прикрепленный золотым шнурком к камзолу Руджьери, и поднесла его к губам…

Но тут на мосту появился какой-то мужчина. Он подбежал к Марийяку и подхватил его под руку. Это был шевалье де Пардальян.

— Граф не один! — злобно процедила королева.

— Да, и похоже, остальные прячутся где-то рядом. Поздно, Екатерина. Мы бессильны что-либо предпринять.

Королева отбросила свисток и мрачно проговорила:

— На этот раз он ускользнул от меня, но наша схватка лишь отсрочена. Мне известно, где его найти, Рене. Разумеется, тайну его рождения ему открыла эта мерзкая Жанна д'Альбре. Но она-то как пронюхала? Этого человека нельзя оставлять в живых… как и королеву Наваррскую…

Екатерина успокоилась и погрузилась в глубокие размышления. Внезапно зловещая улыбка, так хорошо знакомая астрологу, появилась на ее лице.

Руджьери решил не напоминать больше об их споре и заметил:

— Ваше величество, все готово для ареста гугенотских заговорщиков…

— Нет-нет, — живо возразила Екатерина Медичи. — Оставим пока Колиньи и короля Наваррского в покое… Ты же знаешь, Рене, человек, который только что вышел отсюда, конечно, сообщит им о моей осведомленности; королеве Жанне тоже известно, что ее сын и адмирал сейчас в Париже. Увидишь, мое великодушие удивит их… Ничего страшного, думаю, все уладится само собой… Через месяц гугенотская партия в полном составе заявится в столицу; протестанты будут чувствовать себя в полной безопасности… вот тут-то мы и ударим…

Екатерина протянула руку к окну, губы ее зашевелились; королева словно насылала на спящий город какие-то страшные, беззвучные проклятия… Руджьери задрожал…

XLIII

ИГРЫ МАЛЫША ЖАКА-КЛЕМАНА

Шевалье де Пардальян отвел Деодата во дворец Колиньи. Уже наступила полночь. Марийяк, угнетенный свиданием с Екатериной Медичи, всю дорогу безмолвствовал. Лишь у ворот особняка Колиньи граф встрепенулся и пригласил приятеля к себе. Шевалье не стал спорить…

Марийяк велел слугам разбудить короля Наваррского, Колиньи и их соратников.

Будущий Генрих IV спал глубоким сном; его еле растолкали. Король Наваррский спросонья вскочил с постели, схватил шпагу и крикнул:

— Уже напали?

— Нет, сир. Пришел граф де Марийяк и желает сообщить вам нечто исключительно важное.

Генрих Беарнский отбросил шпагу и облегченно вздохнул. Однако, одеваясь, он все еще волновался и подшучивал над собой:

— Что это я так перепугался? Весь трясусь, а ведь то ли мне еще придется увидеть!

Король Генрих обладал исключительным присутствием духа, но, как и многие нервные натуры, он не мог преодолеть страха перед болью и кровью. Впрочем, сражался он отважно.

Как только все собрались, Деодат объявил, что Екатерина Медичи знает, где они прячутся.

— Необходимо немедленно скрыться, — хладнокровно предложил адмирал.

— Нет, лучше не трогаться с места, — явно волнуясь, но не теряя присутствия духа, проговорил Генрих Наваррский. — Возможно, дом уже окружен. Если же нет, стало быть, Екатерина что-то задумала, и нам обязательно нужно разузнать, какие планы она вынашивает.



— По-моему, его величество абсолютно прав, — кивнул Марийяк.

Граф подробно пересказал свой разговор с королевой-матерью. После бурного обсуждения все сошлись на том, что надо срочно доложить о беседе с Екатериной Жанне д'Альбре, главе партии гугенотов. Адмирал Колиньи, страстно желавший мира, искренне обрадовался, что Екатерина хочет помочь протестантам в Нидерландах. Марийяку предложили не мешкая мчаться к Жанне д'Альбре.

Деодат растолкал Пардальяна, который, ожидая друга в пустой комнате, заснул в кресле, и сообщил ему о своем отъезде.

— Я хочу вас кое о чем попросить, друг мой, — промолвил Марийяк. — Я буду отсутствовать около месяца. Я просто счастлив, что успел представить вас Алисе. Умоляю вас, навестите ее и объясните, что я отправился к королеве Наваррской. Заверьте Алису, что, встретившись с мадам Жанной, я обязательно поведаю ей о нашей любви. Пусть мысль об этом утешает мою милую в горькие дни разлуки. Жанна д'Альбре скоро появится в Париже. Не сомневаюсь, что тогда уже ничто не помешает нашей свадьбе.

Друзья еще целый час толковали о самом важном: Жан говорил о Лоизе, а Марийяк — об Алисе де Люс. На прощание молодые люди крепко обнялись, и шевалье де Пардальян поспешил во дворец Монморанси, мечтая добраться до постели.

Марийяк же, как и было решено, с первыми лучами солнца отправился в дорогу.

Через пару дней по столице поползли слухи, что непрочный Сен-Жерменский мир скоро будет подкреплен куда более серьезными соглашениями. Более того, в городе узнали, что Генрих, король Наварры, берет в жены Маргариту Французскую и в честь свадьбы в Париже ожидается грандиозный праздник. В торжествах примут участие не только сама Жанна д'Альбре, но и все влиятельные лица из партии гугенотов.

Королева повторяла всем и каждому, что проливать реки крови во имя веры — настоящее преступление. Король охотился на кабанов, выбросив из головы все войны на свете. В церквах проповедники прекратили натравливать толпу на гугенотов. Притихли даже самые рьяные защитники католической веры.

Народ же, наш добрый народ искренне удивлялся, с чего это при дворе так полюбили гугенотов. Парижане прекрасно помнили, что королева собиралась истребить еретиков — всех до единого. Парижская чернь была несколько разочарована; религиозный фанатизм толпы бурлил, не находя выхода.

Как бы то ни было, к концу июня гугеноты уже открыто прогуливались по столице. А вскоре стало известно, что прибыл господин адмирал Колиньи и (совершенно невероятная вещь!) герцог де Гиз облобызал сурового старца.

Но всему свое время. Не будем же, читатель, забегать вперед, как говаривали в старых романах!

Шевалье де Пардальян сутками метался по городу, расспрашивал, искал, но все напрасно: Лоиза и ее мать словно испарились. Маршал де Монморанси становился все угрюмее; он уже утратил последнюю надежду. А несчастный шевалье начал подозревать, что Жанну и Лоизу прячут теперь в провинции, в какой-нибудь глухой деревне.

Пардальян-старший не прислал ни одной весточки, да и сам не показывался.

Шевалье несколько раз пытался проникнуть во дворец Мем тем же способом, что и раньше. Но напрасно крутился он вокруг жилища Данвиля; никто не попадался ему навстречу: ни хорошенькая Жаннетта, ни туповатый Жилло, ни надутый господин интендант Жиль. Ворота дворца оставались запертыми, света в окнах не было.

Марийяк же покинул Париж, расставшись с другом; он отправился к Жанне д'Альбре с поручением от королевы-матери, великой Екатерины Медичи…

В тот день, когда уехал Деодат, Пардальян, сдержав данное другу слово, зашел к Алисе де Люс. Она приняла его, трепеща от какого-то безумного возбуждения, что было совершенно несвойственно этой красавице, обычно весьма сдержанно проявлявшей свои чувства.

Алису терзала неизвестность, она ведь не знала, что сталось с Марийяком после того, как он той ночью покинул ее домик.

Первое, что спросила женщина: не напал ли кто-нибудь на графа в тот вечер?

— Не волнуйтесь, мадам, — успокоил Алису Пардальян. — Ничего похожего не случилось. Поверьте, граф даже не дотронулся до своей шпаги.

Шевалье несколько утешил женщину, объяснив, что их подстерег на улице некий дворянин и предложил отправиться к королеве Екатерине…

— К королеве! — с дрожью в голосе вскричала Алиса. — В Лувр?

— Нет, не в Лувр, а в один дом возле Деревянного моста. Граф вошел туда один, затем вышел живой и здоровый, и я проводил его на улицу Бетизи, в особняк Колиньи.

— И он ничего не рассказывал вам об этой загадочной встрече? — задумчиво поинтересовалась Алиса.

— Разумеется, рассказывал. Граф отбыл утром с тайным посланием к королеве Наваррской. Он поручил мне заглянуть к вам и сообщить, что все в порядке.