Капитан

– Жизель! Жизель! – стоном отозвалось в душе шевалье имя любимой.

– Все эти люди, сударь, словно тени, проскользнули мимо меня по длинному коридору, который перекрещивался с моим, – рассказывал между тем Коголен. – Как только они прошли, я подался вперед и увидел, что они завернули в какую-то комнату, расположенную в глубине дома. Но тут я снова вынужден был отступить, потому как откуда ни возьмись вынырнул Лаффема… Похоже, что он, как и я, все это время прятался в каком-то темном углу. Мошенник подкрался к самой двери, за которой скрылись важный сеньор и бледная девушка, и, приложив ухо к замочной скважине, принялся подслушивать. Мне, стало быть, ничего подслушать не удалось. Но я решил не спускать с негодяя Лаффема глаз, проследить за ним и все выяснить до конца. Вскоре он отлепился от двери и двинулся к лестнице. Я спустился за ним следом. Он перелез через ограду в том месте, где оставил свою доску, я тоже. Я нагнал его на углу набережной улицы Дофин и хотел было броситься на него, но тут вдруг услышал шум тронувшегося с места экипажа, и мне показалось, что отъезжает он от двери особняка…

– Вот как! – изумился Капестан. – И откуда же этот экипаж взялся?

– Именно это мне и хотелось узнать, сударь, – воскликнул Коголен. – Лаффема тоже заинтересовался и помчался вслед за каретой, а я побежал за ним, держась на некотором расстоянии. Карета прокатила через Новый мост, свернула направо и въехала в улицу Барре. Лаффема застыл как вкопанный на углу улицы в тот миг, когда карета, судя по звукам, тоже остановилась. Затем экипаж снова тронулся в путь, а мошенник кинулся следом. Я настиг негодяя в ту минуту, когда он бормотал себе под нос: «Значит, тут. Хорошо!» – «Сударь, – говорю я ему, – позвольте-ка вас на пару слов.» А он мне: «Увы, дружище, у меня нет при себе ни одного денье.» А я ему отвечаю: «Мне твои деньги не нужны, господин шпион, а вот если знаешь какую-нибудь молитву, то можешь прочесть ее перед тем, как я тебе переломаю кости.» Лаффема отпрыгнул назад и пустился наутек. Я хотел броситься за ним в погоню, но тут, сударь, мне показалось, будто небо обрушилось на мою бедную голову: неведомо откуда я получил такой удар, что тут же растянулся на земле. Успел заметить двух негодяев, принявшихся обшаривать меня, и потерял сознание… Когда я очнулся, уже рассвело, а наш кошелек исчез!

Капестан уже не слушал своего верного оруженосца. Молодой человек взволнованно расхаживал по комнате, спрашивая себя, что бы могло означать появление этой загадочной кареты.

– Тогда, – заканчивал свой рассказ Коголен, – я вернулся на улицу Дофин и забрал наших лошадок. И вот я здесь – и умираю от голода, сударь.

– Что там может быть, на улице Барре? – спросил шевалье.

– Да ничего там особенного нет, – пожал плечами Коголен. – Улица невеселая, есть там один кабачок, называется «Пьяный монах», да харчевня под вывеской «Золотая утка».

Коголен, разумеется, не мог знать, что король Франции Карл IX частенько бывал на этой улице, где купил хорошенький особнячок для своей нежной и доброй возлюбленной Мари Туше. Именно в этом доме появился на свет человек, известный теперь всем как граф Овернский, герцог Ангулемский. Особнячок на улице Барре был наследственным владением мятежного герцога.

– Сударь, – снова заговорил оруженосец. – Если вы пожелаете, я могу в точности указать вам то место, где стоял подлец Лаффема, когда произнес слова: «Значит, тут. Хорошо!». Только я от голода совсем обессилел, вы-то подкрепились своей злостью, а мне, черт возьми, не перепало ни крошки!

– Ты прав, – согласился шевалье. – Надо где-то раздобыть денег…

Молодой человек вышел на улицу, добрался до большого крытого рынка, забрел ненароком на улицу Фероннери и, увидев перед собой вывеску оружейной лавки, шагнул внутрь. Сорвав с себя шпоры, он бросил их торговцу. Шпоры были тяжелые, из массивного серебра – последняя память об отце… Затем юноша выбрал себе пару стальных шпор и приладил их. Внезапно взгляд его упал на длинную шпагу из миланской стали. Опробовав клинок, шевалье тут же пристегнул шпагу к поясу и направился к двери.

– Заберите разницу! – крикнул ему торговец. Шевалье вернулся, сгреб несколько монет и, угрюмо глянув на хозяина, вышел.

…Капестан решил наведаться на улицу Барре. Расспросив прохожих, он добрался до нее довольно быстро и внимательнейшим образом осмотрел окрестности. Однако ничего интересного не обнаружил: наглухо закрытые двери, холодные, лишенные жизни фасады домов. Так ни с чем шевалье и двинулся прочь…

Целую неделю Капестан предавался горьким размышлениям. «Все мои беды произошли от встречи с Жизелью», – мрачно думал он.

Шевалье дал себе клятву больше не вспоминать о девушке, но только и делал, что нарушал ее: вскочив на Фан-Лэра, он мчался галопом то в Медон, то на улицу Дофин, то на улицу Барре – Коголен показал ему дом, перед которым остановилась загадочная карета. Медонский волшебный замок казался заброшенным, в парижском дворце герцога Ангулемского царило спокойствие, а что касается дома на улице Барре, то Капестану ни разу не удалось увидеть, как открываются двери или окна маленького особняка.

Недели две провел шевалье в такой скачке; временами ему казалось, что он сходит с ума. Однажды вечером, когда юноша, подавленный, сидел на краешке своей кровати, его отвлек от мрачных дум недовольный голос:

– Дело плохо, сударь! Коли сегодня потратим последний пистоль, то завтра нам не на что будет жить. Вот кабы вы послушались моего совета да сбегали в одно интересное местечко… Входят туда бедными, а выходят богатыми.

– Игорный дом, черт возьми! – вскричал молодой человек. – И где же он находится?

– В Ситэ, на улице Дезюрсен, – охотно объяснил Капестану верный оруженосец.

Шевалье немедленно помчался по указанному адресу. Игорный дом располагался в самой середине улицы. Впускали туда всякого, у кого был пристойный вид и учтивые манеры. Шевалье поднялся на второй этаж, пересек прихожую и оказался в обширном зале, где около пятидесяти женщин и мужчин сгрудилось вокруг диковинного устройства, рядом с которым восседала улыбающаяся дама – хозяйка заведения.