Страница 5 из 20
Парнишку поначалу держали под стражей. После пребывания в немецком лагере он выглядел изможденным, похудевшим, поэтому его теперь хорошо кормили.
Прежде чем доложить командованию данные, полученные от парня, их нужно было проверить. Это заняло около двух недель. Только сегодня утром было получено подтверждение, и паренька освободили из-под стражи. Было решено направить его вглубь России, но это могло погасить его стремление бороться с фашистами. А вот знание немецкого языка пригодилось бы и здесь, в армии. «Если Румянцев разрешит, оставлю парнишку у себя как переводчика», – подумал Якубовский, входя в подъезд здания, где расположился штаб.
Румянцев все еще был занят. Дежурный в его приемной никак не хотел пропускать Якубовского к начальнику штаба. Пообещал только доложить, что полковник Якубовский прибыл по его приказанию, однако через несколько минут сообщил, что начальник скоро примет полковника.
– Очень занят, – добавил дежурный доверительным тоном, – допрашивает какого-то пруссака.
Опершись о подоконник в коридоре, Якубовский, дымя сигаретой, размышлял о словах, сказанных дежурным офицером. Он не сказал, как обычно, что Румянцев допрашивает фрица. Он сказал – пруссака и этим словом выразил свое отношение к Германии, которая, по меньшей мере, в официальной переписке вот уже полтора года именуется как «дружественный сосед». «В эмоциональном высказывании офицера выражено глубокое чувство русского народа» – удовлетворенно подумал полковник и от неожиданности выронил сигарету. Из кабинета начальника в сопровождении конвоя вышел тот самый молодой поляк, перешедший границу, которого Якубовский допрашивал и только что оставил у себя в гарнизоне. Нет-нет, ошибиться он не мог! То же; самое лицо, только по-другому одет.
«Что он здесь делает? – подумал Якубовский, и тут Румянцев увидел его и жестом пригласил в кабинет. Якубовский заметил, что начальник как бы помолодел, движения его стали уверенными, быстрыми…
– Наконец-то, – сказал он, – что-то там тронулось! Может быть, в верхах, – бросил он мимолетный взгляд на пор трет, висевший на стене, – поняли, что это не шутки… При вез что-нибудь новое? Как там обстановка на границе? Что немец?
– Сейчас доложу, – ответил Якубовский, который от удивления с трудом приходил в себя. – Только сначала скажи мне, как он оказался здесь? Еще утром, когда я выезжал из гарнизона, он был у меня.
– Кто? Ты о ком? – недоуменно спросил Румянцев.
– Брось притворяться! Тот, кто вышел из твоего кабине-та, поляк Станислав Мочульский. Я хотел просить тебя, что-бы ты согласился оставить его у меня в качестве переводчика. Парень неплохо соображает, свободно говорит по-немецки и, конечно, по-польски.
– Кто? – Румянцев действительно ничего не понимал. Тогда Якубовский вкратце рассказал ему, как две недели назад разведчики задержали в пограничной зоне на болоте человека, который пробирался в сторону заставы. Его доставили в штаб. Задержанный сознался, что убежал из немецкого лагеря для иностранных рабочих под Кенигсбергом и решил пробираться на восток, чтобы перейти границу и сообщить советским властям о концентрации немецких войск в приграничной полосе и в глубине польской территории.
– Он изъявил желание вступить в ряды Советской Армии и бороться с оружием в руках против общего врага. Показания задержанного были проверены, и все подтвердилось, но я не имел времени, чтобы сегодня утром подробнее побеседовать с пареньком, и страшно удивился, когда только что увидел его выходящим из твоего кабинета.
– Ты ошибся, – спокойно ответил Румянцев. – Это был не поляк, а немец из Литвы, имя его – Ганс Клос.
Якубовского еще более удивило разъяснение начальника, а Румянцев весело рассмеялся и похлопал его по плечу:
– Сколько выпил с утра?
– Шутишь, – ответил Якубовский, – я видел его на рас-стоянии двух метров, когда он выходил из кабинета. А того, другого, допрашивал сам, лично. Я не мог ошибиться. Может быть, они близнецы, раз так похожи друг на друга?
– Единоутробные, – рассмеялся Румянцев. – Но в одном могу тебя заверить: имя этого немца – Ганс Клос. Мы подозреваем, даже располагаем некоторыми данными, что он агент абвера. Подтверждением этого может служить и то, что немецкое командование обратилось к нам с просьбой обменять этого фрица на девушку, которая в Белостоке работала на нас и была арестована гестапо. Видимо, нам придется это сделать, у нас нет против него конкретных улик. При допросе он был немногословен, осторожен, хотя кое-что рассказал о себе и своих родственниках.
– Говоришь, обменять его? – У Якубовского зародилась мысль, на первый взгляд абсурдная.
– Твой поляк действительно так похож на этого немца? – спросил Румянцев. – Это любопытно, весьма любопытно.
«Может быть, и он подумал о том же, угадал мои мысли», – мелькнуло у Якубовского.
Последующие слова Румянцева подтвердили это:
– Говоришь, свободно владеет немецким?
– Изучал немецкий в Гданьске. Родился, жил и воспитывался в Поморье, говорит по-немецки так же, как и по-польски.
– И хотел бы бороться с немцами, – рассмеялся Румянцев. – Ну что ж, позвони, чтобы его прислали ко мне, твоего патриота… Как его зовут, говоришь?
– Станислав Мочульский. И если их поставить рядом то не заметишь особой разницы. – Якубовский вытянулся по стойке «смирно», пристукнул каблуками: – Разрешите идти?
Уже давно никакое другое задание начальника не радовало Якубовского так, как это.