Валлийская колдунья

Уинн взглянула на двух девчушек, которые ехали с Дрюсом и Баррисом, Обе ничуть не глупее мальчишек, хотя и разнятся, как день и ночь. Как сложится их дальнейшая судьба?

В самом деле, как сложится судьба всех пятерых? Чем они будут заниматься? Где будут жить? Ей стало неприятно от мысли, что, возможно, она поступает эгоистично, ведь богатство лорда Сомервилла открыло бы перед одним из ее подопечных безграничные возможности. Но Уинн тут же справилась с минутной слабостью. Ее дети не нуждаются в английском богатстве, чтобы быть счастливыми. Раднорский лес и обширные земли дадут им, да и многим другим, все, что нужно. Кроме того, в данный момент детей, как видно, не очень заботило их будущее, потому что все они клевали носами, их клонило ко сну.

Артур заерзал, и Уинн почувствовала в левой руке резкую боль. Руки у нее все-таки слабоваты. Бросив взгляд на небо, она определила, что скоро полдень. Пора делать привал, нужно отдохнуть и поесть. Не сказав никому ни слова, Уинн направила свою кобылу с главной дороги к небольшой поляне, окруженной молодыми березками.

— Уинн, — позвал ее Дрюс громким шепотом. — Что ты делаешь?

Она гневно посмотрела на него через плечо. В ближай-шее время ему нечего ждать прощения.

— Я устала и хочу есть. Дети тоже. Мы остановимся здесь.

Дрюс на секунду замялся, надеясь на поддержку Барриса. Но брат только пожал плечами и последовал за Уинн. А вскоре за ними потянулись и, англичане.

Она велела им расстелить в тени коврики для детей, а своим питомцам сказала, чтобы те продолжали спать, пока она приготовит еду. Но как только близнецов потревожили, им было уже не до сна. Очень скоро все пятеро стряхнули с себя дремоту и живо заинтересовались новым-окружением,

— Глядите, какие здесь камешки, — сказал Рис, поддав пинком один из них на краю дороги.

— Совсем как монеты — такие же плоские и круглые, — сказал Мэдок.

— Давайте играть в базарный день, — предложила Бронуэн, присаживаясь на корточки и собирая «монеты» по одной в подол своего платья.

— Я буду продавать лекарства и травы, — сказала Изольда. — И любовные зелья и магические снадобья, — добавила она с улыбкой.

Пока дети увлеченно занимались новой игрой, Артур, Однако, только хмуро оглядывал небольшой лагерь.

— Где Клив? — спросил он, ни к кому не обращаясь. Не получив ответа, мальчик потянул Уинн за юбку. — Где Клив? — подозрительно повторил он.

— Поехал вперед, — спокойно ответила она, хотя ее тоже занимало, куда мог подеваться этот человек.

— Он ведь не бросил нас?

Уинн обернулась, услышав в голосе Артура неподдельный страх, и сразу отложила в сторону нож и буханку хлеба. Она взяла руки ребенка в свои и серьезно взглянула ему в глаза.

— Он вернется, дорогой мой. Не волнуйся. Он, скорее всего, поехал разведать путь, чтобы мы не заблудились.

Артур облегченно вздохнул.

— Да, наверное. Он скоро вернется.

После этого мальчик побежал к остальным ребятишкам и присоединился к их игре. Но беспокойство Уинн только усилилось. Было ясно, что Артур обожает Клива. То, что начиналось как простое поклонение перед героем, видимо, теперь переросло в нечто большее. И вместо того, чтобы положить этому конец, ее безуспешные попытки помешать Кливу выполнить его жестокое поручение послужили только тому, что укрепили связь между ним и Артуром.

Уинн сосредоточилась на приготовлении нехитрой еды, разделяя хлеб и сыр на пять маленьких порций, но все это время ее не покидало беспокойство. Кливу и Артуру все равно придется расстаться. Сохранит ли она при себе всех своих мальчиков или, не дай Бог, кто-то из них останется в Англии, Клив не будет играть никакой роли в жизни Артура. Тем не менее, с каждым днем связь между ними, видимо, упрочивалась.

К тому времени, как Уинн удалось усадить ребятишек за еду, она твердо решила поговорить с Кливом об Артуре. Хотя она считала этого высокомерного англичанина самым себялюбивым и злобным человеком на всем свете, он, как видно, по-настоящему привязался к мальчику. И если Уинн затронет в нем эту струну, то он поймет, какой вред причиняет Артуру своей дружбой.

Ей удалось осуществить свое намерение только вечером. В течение долгого дня Клив несколько раз мелькал где-то впереди, но так и не приблизился к ним. Один раз Дрюс подъехал к нему о чем-то посоветоваться и вскоре вернулся с задумчивым выражением на лице.

— Ну и что же сказал этот англичанин? — поинтересовалась Уинн, не сумев скрыть ни раздражения, ни любопытства.

Дрюс пожал плечами.

— Только, что он должен подумать.

— Подумать? Ха! Готова поклясться, он затевает какую-нибудь новую гнусную интригу, чтобы убедить этого Сомервилла, что один из моих мальчиков — его сын. — Уинн со злостью посмотрела на пустую дорогу впереди, пытаясь разглядеть объект своего гнева, а когда ей это не удалось, она обратила все свое негодование на Дрюса. — Но я забыла. Тебе ведь теперь все равно, кто из моих малышей попадет в лапы английского насильника. Раз мальчик станет наследником проклятых земель. Да ты и сам был бы не прочь назваться его сыном, если бы знал, что тогда тебе перепадет какой-нибудь замок, а то и два!

Дрюс ничего не ответил. Только придержал коня, и Уинн поехала впереди, в полном одиночестве. Так она провела весь день, наедине со своим страхом и гневом, горевшим огнем, как глубокая рана.

Теперь, направив кобылу к английскому солдату по имени Деррик, Уинн обдумывала свой следующий шаг.

Мысль об отравлении придется оставить, по крайней мере на ближайшее время. Она, разумеется, не упустила бы случая расправиться с англичанами, но нельзя же было подвергать риску жизни Дрюса и Барриса. К тому же, раз Дрюс и Гуинедд поддерживают затею Клива, детям от этого все равно не было бы пользы. Нет, ей осталось только одно — заставить всех англичан бояться ее колдовских чар. Возможно, этот страх не позволит им забрать у нее ребенка. План, конечно, слабоват, она понимала, но другого у нее не было.

Тем не менее ей предстояло обсудить с Кливом совершенно неуместную симпатию, возникшую к нему у Артура.

Клив стоял к ней спиной и ловко снимал со своей высокой серой лошади седельные мешки. Однако по тому, как напряглись его широкие плечи, Уинн сразу поняла, что он почувствовал ее приближение, когда она остановилась в трех шагах от него.

— Мне нужно с тобой переговорить.

Он ничего не сказал в ответ, а только положил на землю мешки и опустился на одно колено, чтобы развязать подпругу.

— Мне нужно с тобой переговорить. — Проклятый негодяй, мысленно добавила она.

Клив отстегнул седло, затем медленно повернулся к Уинн. Несколько секунд он просто очень внимательно смотрел на нее. Его взгляд скользнул по ней — от загорелых щек и носа вниз, по пыльному дорожному платью до заляпанной грязью обуви, носки которой выглядывали из-под юбок.

На какую-то долю секунды она почувствовала, как внутри у нее разливается странное тепло, оно проникло от живота к груди и достигло самых кончиков пальцев. Уинн пожалела, что выглядит так неприглядно.

Но как бы ни были мимолетны эти чувства, она не менее быстро с ними справилась. Он тоже, видимо, решил не смотреть на нее так дерзко — уж больно жалкий вид у нее был, — поэтому нахмурился и тяжело бросил седло на землю, как раз между ними.

— Что еще? — отрывисто произнес он, опять повернувшись к ней спиной, чтобы заняться лошадью.

Проклятый негодяй, подумала она с еще большим пылом, чем прежде. Чертов подлец. Она заговорила самым ледяным тоном, на какой была способна.

— С Артуром не все ладно.

Клив обернулся и встретился с ее злым взглядом.

— Что значит «не все ладно»? Он болен?

Уинн стало чуть легче на душе. По крайней мере в одном она не ошиблась. Он на самом деле волнуется о мальчике? Теперь ей нужно во что бы то ни стало убедить Клива, что его дружба с Артуром ни к чему хорошему не приведет.

— Нет, он не болен. Но я боюсь… — Уинн нервно сцепила пальцы. Ей очень не хотелось обращаться к нему с просьбой. — Я боюсь, мальчик слишком сильно привяжется к тебе. И чем бы ни закончилась твоя миссия, одно можно утверждать с уверенностью: ты не станешь частью жизни Артура. Останется ли он со мной или у этого… англичанина, который разыскивает сына, тебя рядом с ним не будет.