Страница 3 из 16
2
Казино штаба дивизии временно размещалось в особняке; вход в него был из другого просторного зала, в котором постоянно несли службу дежурный офицер и два унтер-офицера. Генерал Пфистер лично подбирал помещение для казино.
– Место, где будут отдыхать офицеры, – повторял неоднократно генерал, – должно быть чистым, уютным и приятным.
О чистоте и уюте в казино заботилась миловидная француженка Симона. Кахлерт познакомился с ней, когда дивизия находилась во Франции, и генерал позволил ему взять девушку с собой и определить на работу в штаб дивизии. Эта хрупкая брюнетка с большими глазами всегда удивляла Клоса. Она относилась ко всем, кроме Кахлерта, с той сухостью, даже враждебной любезностью, какую нередко встречали немцы в ресторанах и кафетериях Парижа.
Все посетители казино быстро привыкли к Симоне, даже полюбили ее, каждый по-своему. Начальник штаба дивизии, который был интеллигентным человеком, как-то сказал, что эта девушка – талисман дивизии.
Кахлерт, с которым Клос подружился, если слово «дружба» было здесь уместным, однажды сказал ему, что он никогда не будет говорить с Симоной о войне, и если это произойдет, то только тогда, когда они поселятся в Париже или в его родной Вене. Но не будет никакого «тогда»: Пфистер отдал приказ о расстреле Кахлерта. И Клос понимал, что нет никакого шанса изменить решение генерала.
Когда Клос возвратился от Томали и спустился в казино, там еще никого не было. Симона стояла за стойкой бара и вытирала рюмки. Она делала это быстро, умело, как будто ее больше ничего не интересовало, кроме этих рюмок.
Клос сел за столик. Симона подошла к нему с подносом в руке, на котором были порция дымящегося гуляша и рюмка коньяку.
– Прошу вас, присядьте.
– Благодарю, – тихо ответила Симона. Никогда еще, обслуживая в казино немецких офицеров, она не присаживалась к столикам. – Господин капитан… – обратилась она на ломаном немецком языке, потом вдруг перешла на французский и продолжала быстро говорить: – Господин капитан, ради бога, что они хотят сделать с Рольфом?
Клос молчал. Он понимал, что должен ей об этом сказать, но не хватало сил.
– Ганс, – тихо шепнула девушка. Она знала его имя, но никогда не называла так. – Ганс, – повторила снова Симона, – я слышала, как Себерт, адъютант генерала, говорил, что они расстреляют Рольфа. Это правда?
Клос молчал.
– Прошу вас, ради бога, скажите, это правда?
– Да, Симона…
– Необходимо что-то сделать! – Это был крик ее души. – Ему необходимо помочь, нужно просить генерала. Он не захотел меня принять, часовой сказал, чтобы я уходила прочь. Они не должны его расстрелять… Прошу вас, господин капитан, сделайте же что-нибудь, вы же можете! – умоляла Симона.
Клос не хотел ее обманывать.
– Я бессилен, Симона, – ответил он тихо. – Я ужа пытался кое-что предпринять… – Слова застряли у него в горле.
– А Рольф считал вас своим другом, – укоризненно сказала она по-немецки и сразу же перешла на-французский: – Вы презираете меня, не правда ли? Все вы ненавидите таких, как я и Рольф. Мне больше никого не нужно, кроме него. Он не должен погибнуть, вы слышите, господин Клос, эта грязная война не сможет отобрать его у меня!
Клос молчал.
– Вы, господин капитан, жестоки и холодны, как и каждый пруссак! – В ее глазах появились слезы. – А я думала…
В дверях казино появился Куссау. Выбросил руку в приветствии и с наглой усмешкой посмотрел на Клоса и Симону.
– А он? – неожиданно спросила Симона. – Может быть, он захочет помочь?
– Это безнадежно, Симона, – уверенно ответил Клос.
Однако она не поверила ему и направилась к столику эсэсовца. Встала около капитана Куссау, так же как недавно стояла около Клоса. До Клоса доносились обрывки их диалога – по-школьному мягкое немецкое произношение Симоны и грубый берлинский акцент пруссака.
– Я имею к вам большую просьбу, господин капитан, очень большую, – обратилась она к Куссау. – Очевидно, вы догадываетесь, что речь идет о Кахлерте. Только вы, господин капитан, можете мне в этом помочь.
– Хорошо, мы еще поговорим об этом, – ответил Куссау, поудобнее устраиваясь в кресле, – мы еще поговорим с тобой, девочка… Ты можешь подать что-нибудь повкуснее, чем этот гуляш? Может быть, сосиски? Вчера ты подавала нам превосходные сосиски с горчицей.
– Для вас, господин капитан, с удовольствием, – ответила Симона.
Она быстро скрылась за буфетом, а Куссау с презрением усмехнулся.
Клос встал. С каким бы удовольствием он подошел к этому надменному эсэсовцу и сказал ему так, чтобы услышала Симона: «Не обманывай девушку, не пользуйся случаем! Ты же хорошо знаешь, что не поможешь Кахлерту, ибо ты сделал уже все, чтобы он был расстрелян!» Но Клос молчал, он должен был молчать. Острое столкновение с Куссау было весьма рискованным, так как усложнило бы ему выполнение главного задания. Клос уже давно научился сдерживать себя. На войне нет ничего более важного, чем вовремя сдержать себя, быть хладнокровным, не поддаваться эмоциям. Но…
Симона подала сосиски. Куссау намазал их горчицей. Француженка стояла около него в ожидании.
– Еще одну рюмку коньяку! – повелительно сказал Куссау. – А о Кахлерте, моя девочка, мы еще поговорим с тобой попозже… Попозже, в моей комнате. Если, конечно, ты сама пожелаешь.
Клос поднялся в свою комнату. Из окна виднелась река, мост и опушка леса. Далеко на горизонте пылало зарево, мигающие трассы тянулись вверх, ярко вспыхивали и искрящимися звездами падали вниз, оставляя за собой дымящиеся полосы погасших огней осветительных ракет. Там был фронт.
«Если бы удалось сохранить этот мост, – подумал Клос, – танковые части смогли бы выйти на оперативный простор, пройтись по тылам вражеских войск и совершить прыжок к Поморью».
Как теперь оценивает сложившуюся обстановку генерал Пфистер? Когда он отдаст приказ о взрыве моста? Если бы он смертельно не боялся Гиммлера, то наверняка уже отдал бы приказ об уничтожении моста, не считаясь даже с-тем, что отрезал бы путь для обратного отхода немецких частей, находящихся на другом берегу реки. Может быть, он уже принес их в жертву? Он прекрасно понимал, что рубеж на реке Рэга уже невозможно удержать, но он обязан был сдерживать наступление врага.