Страница 2 из 15
Естественно было бы спросить меня: почему бы не отозвать весь персонал стамбульского представительства в Берлин? Мне не следовало бы вам отвечать на этот вопрос, но я отвечу.
Во-первых, потому, что предатель, работающий в консульстве, не выполнил бы приказа о возвращении в Германию, ибо он поймет, что в Берлине его ожидает заслуженное наказание. Но дело даже не в этом. Рано или поздно справедливость немецкого рейха восторжествовала бы и кара настигла его в любом месте земного шара. Речь идет о другом: турки неслыханно дорожат своим нейтралитетом, хотя он недостаточно устойчив. Чем ощутимее наши успехи на фронте, тем больше у нас друзей в Турции. Хотя, к сожалению, Германия уже давно не имеет побед, а сталинградское несчастье вызвало заметный рост антинемецких настроений. Туркам достаточно теперь малейшего предлога, чтобы в чем-то обвинить нас.
Отзыв Гранделя – извините, я не сказал вам, господин обер-лейтенант, что это шеф нашего консульства в Стамбуле, – вместе со всем персоналом мог бы создать трудности в аккредитовании вновь назначенного немецкого консула. Стамбул нам необходим не столько, может быть, с политической точки зрения, сколько с экономической – промышленное сырье, редкие металлы из Южной Африки или Латинской Америки. Откуда бы мы все это получали, если бы не Стамбул? – вздохнул Рейсман…
Итак, задание Клоса заключалось в том, чтобы обнаружить в немецком Консульстве в Стамбуле агента английской разведки Интеллидженс сервис и, как деликатно определил Рейсман, обезвредить его.
Что же касается выполнения первой части задания – обнаружить агента, – то в этом не было расхождений между Рейсманом и Клосом, обер-лейтенантом вермахта, откомандированным в распоряжение штандартенфюрера СД, и агентом польской разведки, выступающим под кодовым наименованием «J—23».
В выполнении же второй части задания штандартенфюрера – обезвредить обнаруженного агента – их интересы совершенно расходились.
По указанию Центра, выявив союзнического агента, Клос должен обеспечить его надежную охрану или в крайнем случае предупредить об опасности. А в Берлин надлежит отправить сообщение, что агент английской разведки – это один из сотрудников немецкого консульства.
«Да, – подумал Клос, – это будет нелегкая задача». Однако он сразу же согласился на выполнение весьма «деликатного» задания Рейсмана. Впрочем, штандартенфюрер дал ему недвусмысленно понять, что он и не ожидал другого ответа.
В соответствии с указанием Рейсмана Клосу предстояло в течение трех-четырех дней ознакомиться с персональными делами сотрудников немецкого консульства в Стамбуле, с сотнями агентурных донесений, или, попросту говоря, доносов. Из этого хаоса злобных, завистливых и клеветнических измышлений Клосу необходимо было выбрать все, что пригодилось бы ему для решения задачи, поставленной руководством.
Поело этого Клос должен был штудировать рапорты и отчеты торговой миссии, касающиеся торговли джутом, так как Рейсман решил послать его в качестве эксперта по делам джутового объединения. Два вечера потерял Клос на изучение биржевых бюллетеней, способов определения разнообразных сортов сырья и источников его поставки.
Изучение этого аспекта деятельности торговой миссии навело Клоса на мысль: искать агента нужно, пожалуй, прежде всего среди лиц, заключающих сделки с оплатой наличными с передачей денег из рук в руки.
Ввиду частичного эмбарго наиболее выгодные сделки заключаются именно таким путем, а порядочные суммы в твердой валюте проплывают через эти нечистые руки. «Необходимо будет еще раз разобраться в этом механизме», – подумал Клос. Опыт подсказывал ему, что там, где в игру входят нелегально добытые деньги, легче будет обнаружить оплачиваемого агента…
Клос допил кофе и еще раз бросил взгляд на шпика. Тот это заметил, но нисколько не смутился. Не спеша доел мясо, дочиста вытер цинковую тарелку куском пшеничного хлеба.
Клоса охватило какое-то чувство жалости к этому человечку. Собственно говоря, он мог бы даже сказать ему: «Знаешь, дружище, посиди-ка ты здесь еще часок-другой, а я тем временем закончу свои дела и вернусь обратно. И никто не узнает, выходил ли я из этого заведения».
Клос не успел еще постучать по цинковой тарелке, чтобы пригласить хозяина, как тот сам возник около его столика.
Выйдя из ресторанчика, Клос медленно направился под гору. У него было еще несколько часов свободного времени, да, собственно, он уже и не боялся, что турецкая полиция узнает о его маршруте. Ведь нет ничего удивительного в том, что представитель немецкого министерства экономики посетит торговую миссию Германии. Правда, он идет туда только на другой день после своего приезда в Стамбул, вместо того чтобы начать именно с этого.
Клос остановился перед железной балюстрадой. Под ним бурлила многолюдная улица, переходящая в мост, перекинутый через залив Золотой Рог и соединяющий западный район города с европейским Стамбулом. Улица не была похожа ни на Елисейские Поля, ни на Унтерден-Линден, ни на Оксфорд-стрит, но вместе с тем напоминала каждую из них. Именно там, вблизи пристани, откуда отплывает паром до Ускудара, старой азиатской части города, где живут богатые греческие купцы, владельцы огромных складов, расположенных на главной улице, разместилась немецкая торговая миссия.
Клос вынул из футляра свою лейку и сделал несколько снимков. Спускаясь вниз, он заметил, что шпик, следующий за ним, делает какие-то пометки в блокноте зеленого цвета.
Неожиданно Клос вспомнил о Марте Ковач. Может быть, потому, что тогда ее плащ, сумка и туфли были точно такого же зеленого цвета. Он подумал о Марте Ковач, хотя мог поклясться, что это было не настоящее ее имя.
Марта не была красивой, но она выделялась необыкновенной элегантностью, которая так редко встречалась у женщин Центральной Европы на третьем году войны. Сейчас он мог бы присягнуть, что тогда, на перроне Варшавского вокзала, она подмигнула ему и заняла место в вагоне первого класса поезда Варшава – София. А может быть, ему все это только показалось?
Он стоял тогда на перроне, всматриваясь в красный свет семафора, внешне спокойный, но не очень уверенно чувствующий себя в штатском костюме, от которого уже давно отвык. Клос старательно скрывал свое беспокойство, для которого были основательные причины.