Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 81 из 91



В самом деле, если она быстро схватит оружие… Нет, лучше сначала предаться с ним любви. После этого он, возможно, потеряет бдительность, и тогда…

Чтобы успокоиться, Линии несколько раз глубоко вздохнула. Когда же взгляд Экстона переместился на ее обнаженные груди и заострившиеся кончики сосков, она ощутила одновременно досаду и новый прилив надежды. И снова глубоко вздохнула.

— Ложись на спину, — приказала она, усилием воли принуждая себя смотреть ему прямо в лицо. Она заметила, как хищно сузились у него зрачки, и, не давая ему заговорить, повторила: — Ложись на спину! Ты ведь этого хотел, не так ли? — добавила она с горечью. — Чтобы я тебя ублажала? Чтобы исполняла ту роль, какую ты мне отвел?

— По-моему, эта роль прежде удавалась тебе великолепно, — заметил он. При этом эрекция у него явно усилилась.

— Что ж, очень хорошо. Позволь мне в таком случае исполнить ее, как должно. Ложись на спину.

На этот раз Экстон подчинился. Он лег, как было ведено, на медвежью шкуру и теперь походил на опасного хищника, устроившегося на отдых, но готового в любой момент оскалить страшные клыки. Линни, однако, была настолько заворожена красотой сильного мускулистого тела, что забыла о всякой осторожности.

Она подошла к кровати и некоторое время разглядывала Экстона, поражаясь совершенству его тела, во многих местах отмеченного шрамами — знаком принадлежности к касте воинов. Но это лишь придавало его облику больше притягательности. Он напоминал Линни медведя, который много раз вступал в бой, чтобы отвоевать права на свою берлогу, в которой он обитал. Даже волосы, покрывавшие его грудь, ноги и руки напоминали черный мех медведя. Возбуждение, зародившееся у нее в низу живота, горячей волной захлестнуло все тело. Если бы только он ее любил…

Он поймал ее руку за кисть и прижал к своему возбужденному мужскому органу. Она ощутила накал его страсти и затрепетала. Ее снова пронзила мысль, что человек этот ее не любит и питает к ней просто животную страсть. Она была просто не в силах отдаваться ему, зная, что он ее ненавидит.

Экстон провел ее рукой по своему телу, и Линни призвала на помощь всю свою волю, чтобы не отдернуть руку. Но, когда она взглянула ему в лицо, страх и брезгливость, завладевшие ею, сразу же улетучились, ибо в глазах Экстона отражалась снедавшая его невыразимая мука.

Тогда, не думая долго, Линни нагнулась и поцеловала его прямо в губы. Она почувствовала, как он вздрогнул и оцепенел. Видно было, что он никак этого не ожидал. Но это только подхлестнуло ее. Она поцеловала его снова — горячо и страстно, и сразу же испугалась, что поцелуй этот позволит ему догадаться о ее затаенных чувствах, а главное — о ее безграничной любви к нему.

Из всех ласк, какими они награждали друг друга, поцелуй занимал особое место. Первый раз они поцеловались в день свадьбы, а потом — лишь в тот памятный день, когда оказались в лесу на берегу реки. Для Линни это было едва ли не доказательством любви или, по крайней мере, глубоких и серьезных чувств. Вот и теперь, целуя его, она втайне заявляла ему о своих чувствах, и если бы он обладал душевной чуткостью, то смог бы услышать этот ее немой призыв.

Линни услышала вырвавшийся из его горла стон — казалось, он бессознательно сделал последнюю попытку отвергнуть ее любовь, но когда она секундой позже провела кончиком языка по его губам, они послушно раздвинулись. Когда же ее язык проник к нему в рот и встретил ответную упругую ласку его языка. Линии вздрогнула всем телом, впитывая в себя горько-сладкий привкус непросто доставшейся ей никем и нигде не провозглашенной победы.

Она целовала его снова и снова, и он награждал ее ответными поцелуями. Это было торопливое, страстное совокупление. Она возвышалась над ним, руководила его движениями, осознавая, что в этот момент он находится в полной ее власти. Как ни странно, какое-то шестое чувство непрестанно твердило ей, что и он тоже осознает это. В свое время он вознамерился завладеть ею полностью, но все обернулось так, что она завладела им.

Когда все закончилось, настали минуты невероятной тишины и столь же невероятного покоя.

В это мгновение Линии наконец прервала свой длившийся, казалось, целую вечность поцелуй и ткнулась носом в изгиб его могучей мускулистой шеи.

Они дышали в унисон, их тела переплелись, и они походили на чрезвычайно сложный, но единый организм, существующий по ему одному ведомым законам. Когда она начинала двигаться, его рука, покоившаяся у нее на пояснице, тоже начинала двигаться в такт ее движениям, поглаживая и лаская кончиками пальцев округлые ягодицы.

Линии готова была в этот момент умереть, поскольку больше ей желать было нечего. Она, утомленная и согретая любовью, лежала в объятиях человека, которого она любила и который, как она надеялась, отвечал ей взаимностью, хотя ни словом не обмолвился об этом.

Но вот лежавший рядом с ней мужчина прервал свои ласки, и Линии своим чутким сердцем уловила перемену, происшедшую в его настроении. Можно было подумать, что все это время он брел среди клубов густого тумана, но выбрался наконец из призрачной страны на равнину и осознал, где находится. И кто находится рядом с ним. Внезапно поднявшийся северный ветер вряд ли сумел бы так быстро выстудить ей душу, как вновь завладевшее телом Экстона напряжение, которое ей безошибочно удалось уловить.



Она откатилась к краю постели, но Экстон не позволил ей подняться. Намотав ее волосы на кулак, он заставил ее повернуть к нему голову. Она всмотрелась ему в глаза, и то, что она в них увидела, заставило ее содрогнуться.

— Что есть в тебе такого, чего нет у других женщин? Как тебе удалось с такой легкостью меня околдовать? Какой затвор ты произнесла? Каким питьем меня опоила? — Его глаза потемнели от гнева и метали молнии. — Или все это — дело рук дьявола? Того самого, который оставил на твоем теле свой знак и наделил тебя способностью завладевать душой и телом человека?

Свободной рукой он ухватил ее за ногу и коснулся большим пальцем алого пятна на коже.

— Это его знак? Это он послал тебя ко мне, чтобы изводить нескончаемой мукой и обрекать на ад при жизни?

— А обо мне ты подумал? — выкрикнула она в отчаянии. — Задумывался ты хоть раз, что приносишь еще горшие страдания мне?

Экстон был слишком зол, чтобы внимать ей. Выругавшись, он оттолкнул ее от себя.

— Прочь от меня, ведьма! Скройся с глаз моих! — Хотя его взгляд при этом затуманился печалью, это было слабым утешением для Линни.

Стараясь не выказывать ему своих чувств, она схватилась за платье и рубашку.

— И куда же я, по твоему мнению, должна теперь идти? Уж не к герцогу ли Генри? Говорят, что добрый лорд должен ублажать своего сюзерена. Так отчего бы тебе не отослать ему свою шлюху? Не сделать ему такой подарок?

Линни принялась торопливо натягивать на себя одежду. Потом она уперлась в Экстона полыхавшим от ярости взглядом.

— Прежде чем я уйду, милорд, скажи мне вот что: должна ли я смыть с себя следы происходившего между нами соития или герцог предпочитает женщин, которые еще не остыли от объятий другого мужчины?

Даже не дав ему возможности ответить, она повернулась на каблуках и вылетела из комнаты.

Глава двадцать червертая

Она не пошла к герцогу Генри. В этом Экстон убедился лично, когда примчался полуодетый к покоям герцога и был остановлен сэром Рейнолдом.

— Ее там нет, — сказал он и кивнул головой в сторону лестницы, давая тем самым понять, что Линни спустилась в зал.

Куда она направилась и где вообще могла найти себе приют на ночь, Экстон не имел представления. «Да и с какой стати ему волноваться по этому поводу?» — непрестанно напоминал он себе. Разумеется, ни с каким другим мужчиной он делить ее не собирался, и менее всего — с герцогом Генри. Но этим его заботы ограничивались. Думать и решать, как ей быть дальше, она должна сама.

Эти нехитрые истины Экстон твердил себе на все лады, в течение всей бесконечно тянувшейся ночи. Ему плевать, плачет она или смеется. Ему плевать, испытывает ли она муки совести за предательство. И уж тем более ему наплевать, где она ночует — пусть хоть на полу спит, свернувшись клубочком, раз такое дело. Главное, чтобы она находилась поблизости, когда ему придет охота с ней переспать.