Страница 19 из 19
В сопровождении коменданта в кабинет вошел высокий, лет тридцати пяти, человек в сером летнем костюме и, сделав два шага, по-военному вытянулся.
— Садитесь, — сказал по-немецки полковник. — На каком языке будем говорить: на русском или немецком? Насколько мне известно, вы отлично владеете русским?
— Если полковнику угодно, мы будем говорить по-русски, — сказал арестованный с едва заметным немецким акцентом.
“Так вот ты какой — Либих!” — думал Ярута. Тогда, по фотографии, он представлял его именно таким: сухощавым, длиннолицым, с острым, хрящеватым носом, светлыми, зализанными назад, волосами. Только в те годы он был ко в гражданском костюме, а в щеголеватом мундире. Вспомнилась та открытка крупным планом: надменное, самодовольное, чуть улыбающееся лицо с темным пятнышком пониже скулы; широко распростертые руки — одна к далекой перспективе гор, другая — к зыбистому, залитому солнцем морю. Через весь снимок надпись: “Милая Грета! Твое море, твои горы Я здесь, твой Вилли. Алушта, 1942 год”…
Задумавшись, Ярута не расслышал вопроса полковника, и до слуха его дошел лишь ответ арестованного:
— Я всё сказал, герр полковник.
Домой Ярута приехал поздно. На кровати, не раздеваясь в ожидании его, спала Наташа Подполковник немного постоял над ней, и потихоньку лег, стараясь не разбудить жену Закрыл глаза, но сон не шел. Встреча с Либихом остро напомнила ему весну 1945 года, и в памяти чередой поплыли события тех дней Вспомнилось доброе лицо Максима Зименко с пышными казацкими усами, лицо старого солдата, совсем немного не дошагавшего до Победы, Как это он говорил в своих беседах с Кипке: “разъясняю суть да дело и что к чему”. Не зря разъяснял. Видишь, Кипке, бывший батрак, теперь — бургомистр.
Потом Яруте вспомнилась первая встреча с Наташей, милой девушкой с черными, как лесная ягода, глазами, то горящими ненавистью к врагам, к войне, искалечившей ее юность, то нежными, чуткими к чужому горю, как сама русская душа…
“Как хорошо, что я ее тогда встретил”, — уже засыпая, подумал он…