Предел

Он вытер губы салфеткой и вытянулся на диване. Алиса присела рядом. Темное окно очерчивало ее профиль с маленьким носом и аппетитными губами. Снеер посматривал на нее с удовольствием.

«Нажрался, — подумал он с неприязнью, — и уже начинаешь лакомо разглядывать девочек».

— Подвинься, — сказала она. — Занял весь диван.

— Напоминаю, у меня нет Ключа, — буркнул он, когда она укладывалась рядом.

— Люблю поболтать с настоящим нулевиком. Но сначала ты должен выспаться, — сказала она и прижалась к нему.

Снеер не был бы собой, если б сумел уснуть при таких обстоятельствах, близость Алисы расслабила его окончательно.

— Ты говорила о нулевиках. Что среди них много подрейзерованных. Откуда ты знаешь? — спросил он, глядя ей в глаза. — Когда ты открывала дверь кабины, я заметил четверку на твоем Ключе.

Она немного смутилась, но тут же виновато улыбнулась:

— Я солгала. То, что я делаю здесь, среди девушек из бара, не единственное мое занятие. Это… что-то вроде ширмы для крупных сумм, поступающих на мой Ключ. Мной начали интересоваться инспекторы из Контроля Доходов, пришлось прикинуться девицей легкого поведения. Но вскоре я убедилась, что это занятие оплачивается лучше, чем предыдущее, и… сменила профессию.

— А чем ты занималась до того?

— У меня тоже ноль. Я делала то же, что и ты…

— Ты — рейзерка? — Снеер аж приподнялся на локтях, чтобы получше присмотреться. — Не может быть!

Первый раз в жизни он видел девушку-рейзерку на нулевом уровне.

— Надеюсь, на этот раз ты не выдумываешь?

— Поэтому-то я и знаю тебя и еще нескольких других. Кто же из рейзеров Арголанда не знает Снеера, мастера своего дела? — сказала она, прикрывая огромные глаза с радужницами цвета неба над Тибиганом в ясный июльский день.

Снеер не мог оторвать взгляда от ее глаз, казалось, таких наивных, но удивительно притягательных и обессиливающих. Ему вдруг показалось, что девушка могла бы сделать с ним все, что захочет. Такого с ним еще не случалось. Ее взгляд мгновенно растопил прочный ледяной панцирь, которым он, словно щитом, отгородил свою душу от проникновения посторонних раздражителей. Душу — как он считал — слишком впечатлительную, чтобы существовать в этом беспощадном механизированном мире без достаточной защиты.

Оболочка цинизма, натянутая на душу и совесть, защищала Снеера от избытка сочувствия к другим людям, от искусов со стороны предприимчивых девиц, которые — после успешного наступления на органы чувств — ожидали столь же легких побед над телом и кошельком. Кроме того — и это уже было побочным эффектом, — такая оболочка заслоняла от Снеера его собственное Я, позволяла не задумываться слишком глубоко над собственными поступками, не анализировать собственных эмоций и истинного отношения к окружающему.

Сейчас, один на один с Алисой, Снеер чувствовал себя все более обнаженным, беззащитным, мягким, словно устрица, извлеченная из раковины.

— Скажи мне сразу, чем ты еще занимаешься, — выдавил он хриплым полушепотом, пытаясь поцеловать ее в щеку. — Гипнотизируешь? Обольщаешь? Околдовываешь?

— Нет! — рассмеялась она, отстраняясь от поцелуя. — Но могу ворожить. Дай левую руку!

Она некоторое время смотрела на его ладонь.

— Вижу большие перемены! — сказала наконец утробным голосом хиромантки. — Вижу ноль на твоем Ключе!

— Ты имеешь в виду состояние моего счета? — рассмеялся он. — Так со мной уже бывало не раз. Нет ничего проще, как истратить все до пункта.

— Я говорю о твоем разряде. Ты станешь нулевиком, очень весомым нулевиком… На твои плечи ляжет огромный груз. Ты узнаешь правду. А когда увидишь, что для мира нет спасения, когда не будешь знать, что делать, когда поймешь, что во всей вселенной нет существа, способного помочь тебе, подумай об Алисе. Никогда не забывай об Алисе! — Она сжала ему руку и добавила уже своим обычным шутливым тоном: — За ворожбу не благодарят, но разрешается поцеловать гадалку.

Снеер незамедлительно воспользовался разрешением.

— Знаешь ли ты песенку, которую когда-то исполняла Дони Белл? — спросила она, когда они лежали рядом в темноте кабины, то и дело освещаемой цветными розблесками неоновой рекламы за окном. — Балладу о звездах над Тибиганом?

— Не припоминаю… Дони Белл? Это которой запретили выступать по телевидению?

— Да. Обязательно когда-нибудь послушай. Обязательно. Запомни!

— Угу! — сонно буркнул он. — Запиши мне название.

— Я помню номер записи. Запишу тебе. Помни, ты должен это послушать!

За окном было уже совсем светло, когда Снеер открыл глаза, разбуженный легким прикосновением к волосам.

— Вставай. Тебе надо идти, — сказала Алиса мягко. — Будет лучше, если тебя никто здесь не увидит.

— Почему? — пробормотал он спросонья.

— Встань, пожалуйста! — Алиса подтолкнула его к ванной.

Он ополоснул лицо, взглянул в зеркало на свои небритые щеки и покрасневшие глаза. Быстро оделся. Алиса открыла ему дверь и на прощанье провела рукой по его лицу.

— Я вернусь, — сказал он, глядя ей в глаза.

Она едва заметно кивнула, закрывая дверь кабины.

Он осторожно спускался по лестнице. Спал он слишком мало и чувствовал себя отвратительно. В вестибюле взглянул на часы. Было семь тридцать четыре.

«Варварская пора, чтобы выкидывать человека из постели», — подумал он и упал на мягкий диван у стены напротив замкнутых дверей ночного ресторана.

Очнулся он без четверти девять.

«Какая девушка! — была первая мысль, пришедшая ему в голову. — Нулевичка, рейзерка, к тому же еще и…»

Он не мог отыскать нужного определения. Алиса понравилась ему, как никто раньше. Покорила холодным безразличием, и уже одного этого было достаточно, чтобы он решил, что она исключительная девушка.

«Мы были бы неплохой парой! Конечно, ей пришлось бы отказаться от своего ночного… камуфляжа», — думал он, выходя из гостиницы. И неожиданно остановился.

«Черт побери! Да я ведь ревную ее! — отметил он с беспокойством. — Что с тобой, старик?»

Из ближайшей телефонной кабины позвонил в полицию и узнал, что его Ключ нашелся и его можно получить в Комендатуре Города.

Он помчался к ближайшему полицейскому участку, по по дороге опомнился и начал размышлять над ситуацией.

«Может, лучше сначала отыскать даунера и узнать, как он разыграл дело?» — подумал он, но почти тут же отбросил эту мысль. Даунера могли задержать в участке. К тому же без помощи Прона его не отыскать. А Прон тоже, наверно, сидит или скрывается.

Снеер чувствовал себя неуютно: утром, в несвежей сорочке и небритый, в том районе города, где в любой момент мог встретиться коллега по профессии… Суток жизни без Ключа, без собственной кабины, без возможности позавтракать и выпить утренний кофе — было предостаточно.

«Все едино, — решился он. — Если это ловушка, то меня так и так сцапают, не сегодня, так завтра».

Часы на Управлении Автоматики пробили девять. Арголанд только еще начинал жить нормальной дневной жизнью. Снеер редко бывал на улицах в эту пору.

Между восемью и девятью движение было небольшое. Граждане желтых разрядов уже по меньшей мере час торчали на своих рабочих местах либо отсыпались после ночных увеселений, если сегодня у них была вторая смена. Резервники и такие симулянты, как Снеер, только-только выбирались из постелей и еще не успели заполнить бары и пивные.

Снеер вообразил себя в толпе людей, направляющихся на работу перед восемью часами, поспешно глотающих бутерброды в автоматических буфетах, покрывающихся потом при одной мысли об опоздании. Сейчас, прожив неполные сутки без Ключа, он им не удивлялся, по тем более жуткой казалась ему возможность оказаться в подобной ситуации.

«Что за кретинский парадокс! — размышлял он. — Если ты родился слишком умным или тебе захотелось совершенствовать свой ум, ты вынужден вкалывать как осел, иначе тебе заблокируют Ключ, и ты фигу с маслом что получишь. Но достаточно быть глупым или прикидываться дураком, и общество тут же берет тебя на содержание. А ежели к тому же ты еще проделываешь что-то нелегально, то живешь себе припеваючи, даже если ты шестиряк. Алиса права: этот мир катится вниз, что-то здесь не в порядке. И однако это его падение настолько затянулось, что уже обладает свойствами устоявшегося. Стабильного.