Страница 5 из 15
Зорин. Чудак!.. Хорошо, хорошо. Я с ним сам об этом поговорю. (Дверь из лакейской потихоньку растворяется.) Кто там?
Секретарь. Андрюшка сапожник.
Андрюшка (в синем сюртуке и кожаном фартуке. В одной руке шило, в другой сапожное голенище). Приехал Николай Иванович Холмин.
Зорин. Проси. А ты, братец, Андрей Пахомыч, подожди покамест в столовой. Быть может, у нас завяжется серьезный разговор. Ведь он крестный отец Варвары Николаевны.
(Секретарь кланяется и выходит в боковые двери.)
Холмин (входя в комнату). Здравствуйте, Алексей Андреевич!
Зорин (идя к нему навстречу). А, почтеннейший! Добро пожаловать! Какими судьбами?.. Прошу покорно! (Подвигает стул.)
Холмин (садясь). Давно хотел с вами повидаться. Ну что, как поживаете?
Зорин. Плохо, батюшка, Николай Иванович, плохо! Когда хозяйки нет в доме, так какое житье?
Холмин. Хозяйки нет — так что ж? Вы, Алексей Андреевич, не в таких еще годах, чтоб вам оставаться вдовцом. Я думаю, вам и пятидесяти нет.
Зорин. Да... с небольшим.
Холмин. Так за чем же дело стало? Неужели за невестою?
Зорин (улыбаясь). Невеста, быть может, и найдется...
Холмин. Вот что? Поздравляю! А кто, если смею спросить?
Зорин. Полноте, почтеннейший! Полноте подшучивать! Чай, вы давным-давно знаете.
Холмин. Право нет.
Зорин. Да перестаньте! Как вам не знать? Вы у них человек свой.
Холмин. У кого, Алексей Андреевич?
Зорин. Да хоть у Анны Степановны.
Холмин. Слукиной? Так вы на ней хотите жениться?..
Зорин. И, нет, батюшка! Анна Степановна ни за кого не пойдет замуж, да и на что ей? Вот дело другое — девица безродная, без отца, без матери...
Холмин. Как? Так дело-то идет о моей крестной дочери?
Зорин. Что ж вы этому так удивились, Николай Иванович? Конечно, мы с ней не ровни...
Холмин. И, что вы? Не о летах речь. По мне, чем старее муж, тем лучше. Да и чего ждать путного, если б такой ребенок, как Варенька, вышла замуж за какого-нибудь мальчишку!
Зорин. Конечно, конечно!
Холмин. Когда девушка по сиротству, или какой ни есть другой причине, выходит прежде двадцати лет замуж, так ей надобен муж не ветрогон, не слеток какой-нибудь, а человек зрелых лет, опытный и благоразумный.
Зорин. Совершенная правда.
Холмин. Хороши муж и жена, которые оба еще в куклы играют! Ведь страсть — пустое дело, Алексей Андреевич. И к молодому и к старому мужу приглядишься. Любовь пройдет, а дружба и уважение остаются.
Зорин. Правда, истинная правда!
Холмин. Нет, батюшка, я знаю, какой муж ей надобен. Человек умный (Зорин кланяется), солидный (Зорин кланяется), который не станет учиться, а других может поучить, как дом вести (Зорин кланяется); который ее приданого не промотает, да и своего имения не проживет (Зорин ухмыляется); по милости которого жена будет занимать не последнее место в губернии (Зорин бросает довольный взгляд на свою шляпу с белым плюмажем); который мог бы в одно и то же время быть ее супругом и наставником. Одним словом, такой муж, как вы, Алексей Андреевич!
Зорин (кланяясь и пожимая руку Холмина). Помилуйте!.. Мне, право, совестно! Так вы не прочь от этого?
Холмин. Кто? Я? Да если бы это от меня зависело, так я и думать бы не стал; но вы знаете, что ее мачеха...
Зорин (улыбаясь). С ней-то мы как-нибудь поладим.
Холмин. Право? А что, разве уж об этом речь была?
Зорин. Как же! Сначала мы говорили все обиняками, да намеки друг другу делали; а третьего дня я просто напрямки сказал.
Холмин. Ну, что ж она?
Зорин. Почти слово дала; только просила пообождать и до времени не говорить никому.
Холмин. Вот что! Ай да Анна Степановна!.. Ну!!!
Зорин. А что такое?
Холмин. Так, ничего! Что мне в эти сплетни мешаться! Когда они от меня секретничают да не хотят со мною посоветоваться, так мое дело сторона.
Зорин. Да что ж вы такое знаете?
Холмин. Что я знаю?.. (Помолчав несколько времени.) Послушайте, Алексей Андреевич. Мне вас учить нечего, а на вашем месте я знал бы, как поступить. Все эти секреты да отсрочки ни к чему не ведут. Я настоятельно бы стал требовать помолвки, да не по-домашнему, а публично, торжественно, чтоб весь город знал, что вы женитесь на Вареньке. И мальчишке лет в двадцать остаться с носом вовсе не забавно; а как нашему брату, пожилому человеку, забреют затылок, так признаюсь!..
Зорин. Забреют затылок?.. Так вы полагаете, что Анна Степановна изволит надо мною потешаться?
Холмин. Я не говорю этого. И как подумаешь, так на что бы, кажется, ей вас обманывать?.. Э, да ведь у ней есть тяжебное дело, и если оно должно скоро решиться...
Зорин. Ну, нет еще — очередь не за ним. А позвольте вас спросить: разве у ней есть еще какие-нибудь женишки на примете?
Холмин. Женишки? Да в нашем городе, кажется, женихов довольно. Вот хоть Иван Степанович Вельский.
Зорин. Э, э, э! Губернаторский племянник!
Холмин. Да этого также обракуют. (Поглядев вокруг себя и вполголоса.) А разве князь Владимир Иванович...
Зорин. О, о! Вот что? Так и он также сватается за Варвару Николаевну?
Холмин (значительно улыбаясь). Не знаю!
Зорин. Ну, если так, то позвольте, Николай Иванович... И подлинно, это дело надо привести в ясность.
Холмин. Однако ж, смотрите, не выдавайте меня.
Зорин. Не беспокойтесь.
Холмин. Ну то-то же! Пожалуйста, чтоб это осталось между нами.
Зорин. Да уж будьте уверены! Тут и умерло.
Холмин. Правду сказать, мне бы вовсе не след мешаться в эти сплетни. Да и что мне в голову пришло? Вот то-то и есть: язык мой — враг мой! (Вставая.) Ну, добро, прощайте, Алексей Андреевич. Да смотрите же!
Зорин. Не бойтесь! Мы люди присяжные, молчать умеем. Да что ж вы так изволите торопиться? Не угодно ли закусить чего-нибудь?
Холмин. Нет, я никогда не завтракаю.
Зорин. Не прикажете ли «Донского»?.. Рюмочку мадеры?
Холмин (уходя). Покорнейше вас благодарю.
Зорин (проводив его до дверей передней). Гм! Гм! Так вы, матушка Анна Степановна, финтить со мной изволите?.. Нет, моя благодетельница! Прошу не прогневаться, мы вас выведем на чистую воду; а покамест... (Подходит к дверям.) Андрей Пахомыч, пожалуй сюда! (Секретарь входит.) Так ты говоришь, что советник никак не соглашается с твоим мнением?
Секретарь. Касательно дела госпожи Слукиной?
Зорин. Да.
Секретарь. И слышать не хочет.
Зорин. А что, любезный, как ты думаешь? Ведь оно в самом деле...
Секретарь. Что греха таить: плоховато, ваше высокородие!
Зорин. То-то и есть! Не худо бы его еще разок-другой прочесть со вниманием. Да время-то коротко; ведь мы слушаем его на будущей неделе?
Секретарь. Можно и отложить.
Зорин. Нет ли справок каких?
Секретарь. Как не быть! И если вы прикажете...
Зорин. Да, да, не мешает. Ступай-ка, любезный, да похлопочи об этом.
Секретарь. Слушаю-с. (Кланяется и уходит.)
Роскошный кабинет, отделанный в готическом вкусе. Он освещается двумя окнами: одно из них с узорчатыми рамами, в которые вставлены разноцветные стекла. Пол обит цельным ковром. На длинном столе с витыми ножками множество бронзовых вещиц; коллекция обделанных в золото и перламутр щеточек, гребешочков, лорнетов и трубочек; полный прибор инструментов для чищения и подстригания ногтей и несколько чернильниц без чернил — готических, китайских, фантастических, из бронзы, хрусталя, фарфора. Стены оклеены французскими обоями. Вместо картин и эстампов, вделанные в четырехугольные дощечки из черного дерева, миниатюрные портреты мамзель Марс, Тальони, Зонтаг, г-жи Пасты и многих других знаменитых артисток. В одном углу — этажерка с дюжиною альбомов, кипсеков и альманахов в тисненых сафьянных и бархатных переплетах; в другом — на мраморной колонне ваза из прозрачного алебастра, и прочая, и прочая. Иван Степанович Вельский почти лежит в широких украшенных резьбою креслах; на нем сверх фланелевой фуфайки надет халат из терно. Против нею на стуле с высокой готической спинкой сидит Холмин.