Час волкодава

Ирка возникла в дверном проеме гостиной, отдала распоряжение звонким, веселым голосом и растворилась в полумраке длиннющего коридора. Раскрасневшаяся, живая, улыбающаяся, в пространстве дряхлеющей квартиры она смотрелась инородным, чуждым телом... Чуждым для декораций вокруг и неожиданно страстно желанным телом для Миши.

Он хотел ее с того момента, как она открыла входную дверь и взяла цветы. Не так, как до этого, в течение дня, чисто теоретически, априорно, а по-настоящему. Зверски, до дрожи в пальцах.

Чумакову понадобилось сделать над собой нешуточное усилие, чтобы хоть немного успокоиться, взять себя в руки.

«Сожру пельмени, напьюсь шампанского и все ей скажу, – решил Миша. – Так прямо и ляпну: „Ирка, режь меня, жги, зацепило! Веришь – и не вспомнил про тебя ни разу за те годы, что не виделись, а встретил сегодня утром и... ну это самое... по уши!..“

Пельмени удались. Проголодавшийся за день Миша с жадностью уплетал здешнее фирменное блюдо, не сводя телячьих глаз с хозяйки. А она, скушав пару пельменей за компанию, рассказывала, как жила-тужила последние годы. Мама долго и тяжело болела. Почему не позвонила Мише? Он же все-таки врач, может, и помог бы чем. А потому не позвонила, что помочь было уже нечем. У мамы был рак, она знала об этом и покорно дожидалась смерти, уговаривая дочку «подумать о себе», заняться наконец собственной личной жизнью. Да какая «личная жизнь» может быть, когда близкий человек умирает. Никакой личной жизни. Дом, работа, аптека. Пять минут назад улыбчивая, минуту назад серьезная и рассудительная, Ира закрыла лицо ладошкой, шмыгнула носом, всплакнула.

– Не обращай внимания, ешь спокойно. Я сейчас... сейчас приду в себя. Все уже переболело внутри, но вспоминать тяжело, понимаешь?

– Ира, я... – Чумаков отодвинул тарелку, где еще осталось с десяток дымящихся аппетитных пельменей, и встал с кресла. – Ира, я хочу тебе сказать...

В дверь позвонили. Длинный звонок и два коротких.

– Миш, иди открой, ладно? – ничуть не удивившись, попросила Ира.

– А кто это? Ты разве еще кого-то ждешь?

– А что? Забыла сказать про Диму? Вот дуреха. И столовый прибор забыла для Димы поставить. Мы познакомились осенью. Он... он хороший. Вы подружитесь. Пойди открой, я себя пока в порядок приведу.

Ира достала из кармашка дешевых джинсов аккуратно отглаженный платочек и принялась утирать глаза. А Миша, ошарашенный и опустошенный, поплелся открывать дверь.

Дмитрий Юльевич Антонов – так он представился. Его-то как раз Ира предупредила, что ждет к семи в гости «старого друга». Дима обещал быть «ровно к девятнадцати», но опоздал и «нижайше просил прощения». Вел себя Дима шумно и весело. К бутылке шампанского на столе добавился коньяк, к тортику – огромная коробка конфет, а к букету «калов» – целая охапка пунцовых роз. С Мишей Дима держался крайне любезно и доброжелательно, игнорируя косые взгляды Чумакова. С Ирой обращался как с королевой. Она, в свою очередь, смотрела на него с обожанием.

Вечер плавно перешел в ночь. Допили коньяк, причем в основном пил Миша, Дима лишь подливал. Пепельница переполнилась окурками, опять же по вине более Чумакова, чем Антонова, и тарелки неряшливо блестели тонкой пленочкой засохшего жира.

– Пойду чай поставлю. – Ира вспорхнула из-за стола, подхватила скользкие тарелки, пустую бутылку. – Не скучайте без меня.

– Не будем! – широко улыбнулся Дима, показав идеально ровные белоснежные зубы. – Правда, Майкл?

Миша промолчал. Стук каблучков по рассохшемуся паркету быстро затих, в недрах квартиры глухо хлопнула кухонная дверь, открытая, искренняя улыбка тотчас стерлась с красивого мужественного лица господина Антонова.

– Майкл, спросить тебя хочу...

– Спрашивай. – Миша поднял глаза, встретился с жестким, почти злобным взглядом Дмитрия Юльевича. Выдержал его взгляд, усмехнулся уголком губ. – Спрашивай, не стесняйся. – Ты чего? Виды на Ирку имеешь? Скажи честно.

– А твое какое дело?

– А я на ней жениться хочу.

– Хотеть не вредно.

– Ошибаешься, Майкл. Иногда очень даже вредно. Можно и по хотелке схлопотать.

– Пугаешь?

– Предупреждаю. Слиняй в туман, Майкл, не путайся под ногами.

– Шел бы ты, Дима, знаешь, куда?

– Догадываюсь... Значит, не отступишься?

– Не-а.

– Значит, будем соперничать? – Дима неожиданно помягчел, оттаял лицом. Улыбнулся, как и минуту назад, доброжелательно и открыто. – Ха! Давай, Майкл, рыцарский турнир устроим или лучше дуэль, а? Не возражаешь?

– Давай. – Миша остался вполне серьезен.

– Ох-ха-ха! Да ну тебя, чумной! – рассмеялся Дима абсолютно беззлобно. – Правильная у тебя фамилия – Чумаков. В десятку. Давай-ка лучше выпьем еще! Коньяка нет? Кончился. Хлебнем, Майкл, шампанского. По-гусарски!

Дима разлил шипучий напиток по бокалам, хитро прищурился и, похохатывая, произнес тост:

– Хе! Выпьем, старик, за даму наших сердец! Где и когда? А? Майкл? Банкуй.

– Не понял я. – Миша немного расслабился, чокнулся с Димой, отхлебнул шампанского. – Не въехал я на предмет «что, где, когда». О чем ты?

– О дуэли, – лукаво подмигнул Дима.

– Ты прикалываешь или серьезно? Если серьезно, не по пьяни, то...

– Адресок свой назови, старичок. Завтра с тобой созвонюсь, встретимся и поговорим на трезвую голову. Тет-на-тет. Идет?

– Держи. – Миша достал из пиджачного кармана визитку, протянул картонный прямоугольник красавцу, сидевшему напротив. —Там внизу мой домашний адрес и телефон.

– «ЦКБ. Ветеринар Чумаков...» – вслух прочитал надпись на визитке Дима и засмеялся громче прежнего. – Ух-ха-хы! Ну, ты даешь! Это что? В натуре ЦКБ или прикол такой?

Ответить Миша не успел. В комнату вошла Ирина с внушительного вида подносом. На подносе стояли чайник, чашки, коробка с тортом. Дима без промедления вскочил со стула (кресла ему не хватило, кресел было всего два в комнате) и кинулся к даме на подмогу, на ходу пряча Мишину визитку в задний карман педантично отглаженных твидовых брюк.

Во время чаепития общая непринужденная беседа мало-помалу перетекла в диалог Ирины и Михаила, а потом и вовсе в монолог Чумакова. Миша рассказывал Ире о романе жены и норвежского дедушки, о разводе, об отъезде бывшей жены за бугор. О том, о чем ему совершенно не хотелось говорить. Но Ира спрашивала, и пришлось отвечать.

Надо сказать, Дмитрий Юльевич проявил такт и деликатность во время беседы старинных знакомых, не встречавшихся много лет, о некой мадам Чумаковой, про существование каковой господин Антонов узнал три минуты назад. Заявив, что ему «надо бы звякнуть приятелю по делам общего бизнеса», Дима достал из чехольчика на поясе миниатюрный мобильный телефон и удалился на кухню, оставив Мишу с Ириной наедине.

Деликатный Дима отсутствовал не менее получаса, затем возник на пороге комнаты с кофейником в одной руке и горстью миниатюрных чашечек для кофе в другой.

– А я нам кофейку сварил! – радостно объявил Дима и запел: – «Чашку кофею я тебе бодрящего налью, тра-ля-ля-ля!»

– Я кофе не буду. Не люблю, – отказался Миша.

– А я с удовольствием, – улыбнулась Ирина.

«Однако Дима ведет себя в этом доме вполне по-хозяйски, – отметил про себя Чумаков. – И Ирке это очень даже нравится...»

Уходили они в полвторого ночи. Вместе. Дима и Миша. Дмитрия Юльевича Ирина чмокнула в щеку на прощание. Чумакова дружески похлопала по плечу.

– До завтра, Дима. Не пропадай, Миша, звони.

Дверь закрылась. Кавалеры остались вдвоем на лестничной площадке.

– Понял, Ромео? – усмехнулся Антонов. – Мне «до завтра», а тебе «не пропадай». Думаешь, Ирка не заметила, как у тебя глаз горит? Не обратила внимания, как ты на нее смотрел весь вечер? Приперся, понимаешь, с цветами и шампанским... Да у тебя на лбу крупными буквами написано, что ты ее хочешь! И она все просекла. Между тем тебе – «не пропадай», а мне «до завтра». Намекает женщина, делай выводы.

– Делаю.

– И какие же?

– Надо будет с ней встретиться без тебя.