Страница 19 из 130
Мистер О'Рейли едва с ума не сошел от горя — смотреть было страшно! Мы все очень плакали, потому что любили мисс Одри. А она лежала, как живая, вся в белых цветах… Похоронили ее на местном кладбище, и мистер О'Рейли день и ночь рыдал там, как безумный. Я боялась, что он покончит с собой, но, к счастью, Бог уберег. Доктор прислал кормилицу для ребенка, я устроила детскую и надеялась, что малютка поможет мистеру О'Рейли справиться с горем.
Наверное, так бы и случилось, но тут начались другие неприятности. Думаю, у мистера О'Рейли было немало завистников, а может, и врагов; во всяком случае, кем-то все это было подстроено — таково, по крайней мере, мое мнение. В общем однажды к мистеру О'Рейли пришел человек и заявил, что мальчик, которого родила мисс Одри, его сын, а сам он — ее любовник, и потребовал отдать ему ребенка. Он сказал, что они с мисс Одри давно любили друг друга, еще с ранней юности, но мистер Бенсон не хотел давать согласия на брак, потому как хотел выдать дочь непременно за белого, а человек этот был только наполовину белый, как и мисс Одри. Да, отец мисс Одри действительно желал видеть дочь замужем за белым, она сама мне говорила, но при этом не упоминала ни о какой несчастной любви. Да, верно, она долго никому не давала согласия, но когда познакомилась с мистером О'Рейли, долго не тянула — через полгода они и поженились.
Я тогда сильно перепугалась: вдруг мистер О'Рейли возьмет да и отдаст сыночка мисс Одри этому человеку! Нет, думаю, что бы там ни случилось, такого не допущу! Мистер О'Рейли страшно разгневался и вышвырнул этого человека вон. Но после задумался. Стал потихоньку расспрашивать слуг, и выяснилось, что к мисс Одри и впрямь однажды приезжал мужчина — мулат, как раз когда мистера О'Рейли не было дома. Они разговаривали в саду, потом этот человек уехал, и мисс Одри даже не пошла его провожать. Я, к сожалению, ничего не видела и не знала: мы с мужем ездили на свадьбу своих друзей. И так скверно получалось: именно через месяц после отъезда проклятого мулата мисс Одри и объявила, что беременна. Мистеру О'Рейли она почему-то ничего не рассказала о приезде того мужчины. Я-то думаю: ну не сказала и не сказала, может, просто не хотела что-либо объяснять мужу или огорчать его. Этот мулат никогда больше здесь не появлялся, мы так и не узнали, зачем он приезжал тогда в особняк, о чем говорил с мисс Одри, что их связывало, были ли они вообще раньше знакомы. Спросить было не у кого, оставалось верить или не верить. Лично я не думаю, что у нее могло что-то быть с другим мужчиной, не могла она изменить мужу. А вот мистер О'Рейли стал сомневаться.
Он вообще очень изменился после смерти жены, ходил потерянный, мрачный, а потом сделался раздражительным и злым. В тот год он часто пил в одиночку и все думал, думал — об одном и том же. Однажды спросил у меня: «Джулия, скажи, мальчик хоть немного похож на меня? Ты не находишь, что он слишком темный?» Ну что я могла ответить? Бог знает, похож — не похож, он же еще слишком маленький! Вообще-то ребенок, конечно, был весь в мисс Одри, но кожа у него была светлее… Господи, да разве можно было сомневаться! Я впала в полное отчаяние, так как не знала, чем все это может обернуться, только предчувствия были очень плохие! Помнится, прибежала тайком к отцу Гленвиллу, упала перед ним на колени и воскликнула: «Святой отец, вы исповедовали миссис О'Рейли! Бог простил ей грехи, правда?!» Он удивленно посмотрел на меня и ответил: «Миссис Уилксон, эта женщина была чиста, как слеза Господня!»
Но, как бы то ни было, все портреты мисс Одри исчезли со стен, а бедный малыш лишился не только матери, но и отца. Мистер О'Рейли не заходил в детскую, тем не менее я иногда приносила ему малютку и старалась заставить интересоваться сыном. Он молча слушал меня, но на руки ребенка ни разу не взял. Когда отец Гленвилл вызвался крестить младенца и спросил, какое имя дать ребенку, мистер О'Рейли с полнейшим безразличием ответил: «Все равно». Священник назвал мальчика Конрадом, уж не знаю почему: мне, признаться, не очень нравилось это имя. Мы с Мартином стали крестными малыша… А мистер О'Рейли вскоре очень надолго уехал.
Тут в горничных служила молодая девчонка Луиза, она и за ребенком приглядывала. Конечно, я виновата, что уделяла сыну мисс Одри мало внимания, но на мне был весь дом, хозяйство, свое и господское, три сорванца и муж. Шло время, мальчик стал подрастать, но однажды я случайно увидела, как Луиза ударила ребенка, раз и другой. Я, разумеется, на нее накричала, а когда мистер О'Рейли вернулся, сказала, что Луизу надо выгнать вон, потому что она бьет его сына, на что мистер О'Рейли спокойно отвечал, мол, ну и что, его самого в детстве били, да еще как — иначе послушания не добьешься. Я сказала, что одно дело, когда наказывают родители — я сама своим мальчишкам бывало всыплю! — и совсем другое, когда господского сына бьет прислуга. Мистер О'Рейли, помню, посмотрел мне в глаза и ответил: «Ты что думаешь, Джулия, ребенка с таким цветом кожи будут гладить по головке?» Я чуть не задохнулась от возмущения и заметила, что у мисс Одри кожа была еще темнее, однако она была леди и все ее любили! Мистер О'Рейли возразил, сказав, что мисс Одри была женщина, о женщинах всегда кто-то заботится, а мальчику придется самому пробивать себе в жизни дорогу. Вот, значит, какую судьбу он уготовил своему единственному ребенку! Я была вне себя и крикнула ему прямо в лицо: «Он же ваш сын, ваш родной сын!» Он промолчал, но, кажется, ему все-таки стало стыдно.
Он, как всегда, скоро уехал, а Луиза, к счастью, вышла замуж и убралась из дома. А мистер Конрад… С раннего детства это был очень одинокий ребенок. Все бродил по комнатам… Иногда я брала его к себе, но мои мальчишки были такие бешеные — он дичился и начинал плакать. Думаю, чувствовал, что у него нет матери и тосковал. А мистер О'Рейли приезжал все реже и реже; может, он и не вспоминал о мальчике там, вдалеке? Да и здесь не очень-то им интересовался. Так, бросит взгляд — и все. Может быть, он не мог заставить себя полюбить ребенка, так бывает. Но, по-моему, он и не пытался…
Потом, когда прошло несколько лет, я сказала мистеру О'Рейли, что надо бы воспитывать мальчика, учить, иначе он вырастет дикарем. Втайне я надеялась, что мистер О'Рейли отдаст сына в какое-нибудь дорогое закрытое учебное заведение, но он почему-то решил иначе. Вскоре в дом приехали учителя: мадемуазель Верже, француженка, совсем еще молодая девушка, мистер Бройер, пожилой немец, и мистер Финли. Они учили мистера Конрада языкам — французскому, немецкому, испанскому, латыни, с ним занимались литературой, математикой, географией и всякими другими науками. Он учился хорошо, старался. Мистер Бройер уж насколько был строгий, а и то всегда говорил, что давно не встречал такого понятливого и усердного ученика. У мальчика оказались большие способности, он все легко схватывал, запоминал, особенно языки, даже сами учителя удивлялись.
Мистер О'Рейли по-прежнему изредка приезжал и иной раз вызывал к себе сына вроде как для доклада. Расспрашивал, как и что, и всегда был чем-нибудь недоволен. Труд учителей оплачивал щедро и мне на расходы давал крупные суммы, это не считая жалованья. Он никогда ничего не привозил сыну. Одежду, книжки — все покупала я. Иногда приносила что-нибудь завернутое в бумагу и говорила, что это, мол, отец прислал. И на дни рождения, и на Рождество покупала подарки от имени отца, но мистер Конрад, кажется, не очень-то верил: детское сердце ведь не обманешь!
Он ни с кем не дружил, в самом городке не появлялся. Ни мистер О'Рейли, ни я не хотели, чтобы его там видели, а мои мальчишки постарше были да и другие совсем — им бы все по деревьям лазить, драться да озорничать. А мистер Конрад гулял мало, все больше сидел в библиотеке и читал. Однажды спросил меня, слыхала ли я о греческих богах. Я ответила, что нет, и он мне стал рассказывать, а потом заметил: «Знаешь, крестная, мне иногда кажется, что мы здесь, наверху, — как боги на Олимпе, а внизу — все человечество. Только вряд ли мы счастливее, правда?» А еще я однажды спросила: «Вы так много читаете, мистер Конрад, о чем?» И он ответил: «Я люблю читать о людях, Джулия». Помолчал и добавил: «Не о порочных и мелочных, нет, — о великих и одиноких… Ведь такие вещи всегда сочетаются!» Что и говорить, это был умный мальчик!