Князь ветра

– Была у меня такая мысль, – не дав ему договорить, сказал Зейдлиц, – вы правы. Была, но я от нее отказался.

Смысл этого диалога остался загадкой для всех, кроме Довгайло.

– Вы прочли мою статью? – изумился он. – Лелечка, они прочли мою статью в «Трудах Географического общества»! Боже мой! Мне рассказывали, что в полиции и в вашем, ротмистр, ведомстве есть штатные медиумы и астрологи, но я не верил…

– Хватит! – рявкнул Зейдлиц. – Снимите шарф!

– Что-о? – неожиданно звонким голосом возмутился Довгайло, забыв, что он должен сипеть, как сифилитик.

– Шарф! Потрудитесь снять его. Что вы под ним прячете?

– Вы с ума сошли! – взвизгнула Елена Карловна. – Мой муж болен, у него повреждено горло…

– Изнутри? Или, может быть, снаружи?… Ч-черт! Кто там еще? – выругался Зейдлиц, заслышав дверной колокольчик.

Звонок был какой-то пьяный. Иван Дмитриевич нащупал в кармане револьвер, но тут же оставил его в покое. Приблизившиеся по коридору шаги, легкие и тоже как будто пьяные, сказали ему, что это еще не те, кого он ждет и кто должен появиться с минуты на минуту.

Распахнулась дверь, на пороге стояла Зиночка. Без пальто и без шляпки, растрепанная, в перекрученной на поясе юбке с забрызганным грязью подолом, она дикими глазами обвела гостей, увидела Довгайло и медленно двинулась к нему, бормоча:

– Это вы, вы, Петр Францевич… Вы… Он доверял вам, как отцу, а вы…

Килин приобнял ее за плечи и попытался усадить на стул рядом с собой, но Зиночка, внезапно оскалясь, отпихнула его локтем.

– Вы, – говорила она, задыхаясь и гримасничая, – вы внушили ему, что они есть, и теперь он мертв, мой Феденька, он умер, потому что вы… Вы…

– Мертв? – ужаснулся Довгайло. – Федя мертв?

Зиночка сомнамбулически задвигала искусанными в кровь губами. Она старалась высосать из пересохшего рта остатки слюны, чтобы плюнуть ему в лицо, но на это ей не хватило сил. Иван Дмитриевич увидел, как лицо ее вдруг выцвело до потусторонней белизны. Так бывает, когда где-то рядом сверкнет молния, в чьем блеске умирают все цвета. Покачнувшись, она стала оседать на пол. Килин успел поддержать ее, обхватил за подмышки и потащил к дивану. Все повскакали с мест. Кто-то уронил стул, разбилась чья-то чашка.

– Идем! Идем отсюда! – говорила Елена Карловна, подталкивая мужа к выходу.

В суматохе они не замечали, что хозяйка дома подкрадывается к ним сзади, но Килин заметил и все понял без слов. Бросившись туда же, плечом оттирая разъяренную профессоршу, норовившую выцарапать ему глаза, он схватил Довгайло за руки, а Каменская несколькими круговыми движениями размотала и наотмашь сдернула с него шарф. Ее финальный жест напомнил Ивану Дмитриевичу о том, как затравленный Микки, умирая, сорвал маску с лица человека в черной крылатке. Шарф отлетел в сторону, и на оголенном горле возле «адамова яблока» открылись багровые, в давно засохшей кровяной коросте следы обезьяньих когтей.

28

Зиночка была в глубоком обмороке. Пока Килин и Шахов перетаскивали ее в спальню, Иван Дмитриевич коротко изложил обстоятельства гибели Рогова. Слова, сказанные им перед смертью, у Зейдлица удивления не вызвали.

– Понятно, – кивнул он. – Жаль, что я не арестовал его сразу. Вчера мы с ним встречались, и нетрудно было предвидеть, что при таком характере он может покончить с собой.

– Почему? – глухо спросил Довгайло.

– Вы еще спрашиваете? Балагану конец, считайте себя арестованным по обвинению в убийстве.

– Но где доказательства?

– У вас на шее. Кто расцарапал вам шею?

– И кто, по-вашему?

– Каменский, кто еще! Очевидно, ваш револьвер сначала дал осечку, и он успел схватить вас за горло. В противном случае вы не стали бы притворяться осипшим, чтобы спрятать эти ссадины.

– Должна вас огорчить, – улыбнулась Елена Карловна. -Это я его поцарапала.

– В порыве страсти?

– Интимные подробности, ротмистр, только с глазу на глаз. Если вы располагаете серьезными уликами против Петра Францевича, ради бога, я готова удовлетворить ваше любопытство. Но если выдвинутые вами обвинения не имеют другой основы, кроме…

Чувствовалось, что это надолго. Иван Дмитриевич взглянул на часы. Стрелки на них подбирались к одиннадцати, маленькая уже коснулась первой из двух единиц этой священной для палладистов Бафомета цифры.

Он вышел в переднюю, оттуда – на площадку. Придерживая в кармане взятый у Гайпеля револьвер, свесился над лестничным пролетом. Тишина. Ни шагов, ни голосов. А пора бы!

Когда он вернулся в гостиную, там тоже было тихо. Зейдлиц спокойно, без иронии и без пафоса говорил:

– …Сюй Чжень не понимал, для чего Найдан-ван принял православие. Он подозревал здесь какую-то интригу, затеянную монгольскими князьями с целью отложиться от Пекина и перейти в русское подданство. Тогда вы, профессор, за солидное, надо полагать, вознаграждение обещали послу разузнать планы этого монгола. Вам-то ясно было, что крестился он не для чего-нибудь, а чтобы вступить в сделку с дьяволом. У вас возникла идея подослать к нему кого-то, кто под видом Мефистофеля заключит с ним известного типа договор и в обмен на душу письменно гарантирует исполнение его тайных желаний. Таким образом они стали бы явными. Подобную роль должен был сыграть человек, говорящий по-монгольски или по-китайски, но сами вы на нее не годились, Найдан-ван знал вас лично. Вы подбили на эту авантюру своего любимого ученика Федора Рогова. Вчера я имел с ним беседу, и хотя он все отрицал, его поведение показалось мне в высшей степени подозрительным…

– Молчи!… Молчи, сейчас не время, – одергивала Елена Карловна мужа, который то и дело порывался что-то сказать.

– В соответствующем костюме Рогов проник ночью в апартаменты Найдан-вана, сумел заморочить ему голову и склонить к подписанию договора, но…

Зейдлиц изложил официальную версию событий: от волнения у князя не выдержало сердце, он умер, едва успев порезать себе палец.

Затем рассказ был продолжен:

– Сюй Чжень заплатил обещанную сумму и отбыл в Китай. Вам с Роговым все сошло с рук, но позднее Каменскому стала известна эта история.

– Откуда? – спросил Иван Дмитриевич.

– Подождите, не все сразу… Каменский написал и напечатал «Театр теней», после чего начал вас шантажировать. Он требовал часть полученных вами от Сюй Чженя денег.

– Не может быть, – тихо сказала Каменская.

– Действительно, на него не похоже, – поддержал ее Тургенев.

– Неужели вы, Иван Сергеевич, не заметили, – спросил Зейдлиц, что этот рассказ не закончен? Что в финале чего-то не хватает?

– Ничего удивительного. В последнее время Николай Евгеньевич не в состоянии был закончить ни одну из своих вещей.

– Он, однако, не выносил их в таком виде на публику. Здесь другое… Тем самым господину Довгайло давалось понять, что, если он заупрямится, последует окончание и там уж герои будут фигурировать под своими подлинными именами. Насчет денег, правда, я не уверен. Возможно, условия были какие-то другие, но не секрет, что покойный сильно нуждался в деньгах.

– Это верно, – признал Шахов.

– Но вы, – снова оборачиваясь к Довгайло, продолжал Зейдлиц, – в свою очередь решили запугать шантажиста. Под страшным секретом, как бы с риском для жизни нарушая данную вами клятву, вы рассказали Каменскому, что действовали якобы не по договоренности с Сюй Чженем, а под страхом расправы, по требованию неких религиозных фанатиков. Им, дескать, нужно было удостовериться, что Найдан-ван – сатанист, что он готов продать душу дьяволу и, значит, заслуживает смерти. Будто бы после того, как Рогов предъявил этим людям подписанный кровью договор, князь и был убит одним из членов этой секты. Сердечный приступ– легенда, сочиненная чиновниками из министерства иностранных дел, чтобы не портить отношений с Пекином. Более того! Вы по-дружески предупредили Каменского, что теперь, после опубликования «Театра теней», ему самому тоже вынесен смертный приговор. Мол, в нем видят потенциального доносчика, но приговор еще может быть отменен, если с его стороны будет проявлено благоразумие.